Черное сердце - Эрик Ластбадер

Тед Эндерс вышел из-за письменного стола:

— Привет, Дуг, как ты? — В глазах его светилась искренняя забота. — Мы все переживаем из-за того, что произошло. Господи, куда катится мир!

— Вот и я о том же думаю, — Марти Борак вымученно улыбнулся. — Кстати, Туэйт, тут звонила одна стерва из судмедэкспертизы. Кажется, ее зовут Миранда. Ну как, провел вечерок в мясницкой с толком?

Туэйт кинулся на него, но Эндерс успел его перехватить.

— Хватит, хватит, — Эндерс повернулся к Бораку: — Слушай, Марти, когда-нибудь я все-таки позволю ему сделать из тебя отбивную!

Борака трясло от злости, лицо его побагровело:

— Ишь, великий! Мы с Тедди делаем всю грязную работу, а похвалы ему достаются! А теперь он хочет перехватить это дело в Чайнатауне, после того, как мы с Тедди все раскопали!

Эндерс повернулся в Туэйту:

— Это правда?

— Ничего подобного, — Туэйта бесила необходимость оправдываться, да еще перед коллегами. — Мне нужен будет доступ в офис медэкспертизы. И я просто воспользовался делом китайцев как предлогом.

Эндерстолкнул Борака:

— Вот видишь? Засунул бы ты свой грязный язык сам знаешь, куда.

Борак молча повернулся и снова засел за работу. Туэйт просмотрел собравшуюся на его столе почту, но не нашел ничего для себя интересного.

— Эй, Дуг, — окликнул его Эндерс. — Совсем запамятовал: тебя хотел видеть Флэгерти.

— Да, он тут все утро репетировал, — ухмыльнулся Борак. Да они просто дурни, думал Туэйт по дороге к кабинету капитана. Боятся, что я уведу китайское дело у них из-под носа. Ну и смех! Это все синдром парней с улицы: вечно трясутся, что вот их сделали детективами, а потом вдруг выкинут назад, в патрульные. Ни черта не соображают. Если на то пошло, то в Чайнатауне есть своя полиция, покруче официальной.

Он постучал в дверь, она сразу же распахнулась. Перед ним появилась веснушчатая физиономия капитана.

— Туэйт, я надеялся, что вы зайдете, хотя, по правде, я бы понял, если бы вы сказались больным. Входите. Господи, — капитан покачал головой. — Мы все в шоке. Все в полиции понимают, что наши семьи тоже рискуют, но, как бы мы хорошо это ни понимали, мы все же не готовы к такому повороту событий. И никогда не будем готовы...

* * *

— Я похожа на Полли?

Эллиот не мог отвести от нее взгляда.

— Ты совсем на нее не похожа, — хрипло произнес он и уткнулся лицом ей в грудь.

Кэтлин улыбнулась, как могла бы улыбаться богиня своему земному фавориту. Подняла руку, погладила его по голове. Потом нежно оттолкнула, заставила лечь рядом на смятых простынях и принялась тихонько гладить его грудь, пощипывать соски. Затем подняла руки, расстегнула свое жемчужное ожерелье — она знала, как соблазнительно выглядят ее груди, когда она поднимает руки. Взгляд Эллиота буквально обжигал ее.

Они лежали в спальне квартиры Эллиота на Шестидесятой улице. Здесь были светло-зеленые стены, низкий комод, книжные полки из металла — все со вкусом, все гармонировало друг с другом. Но это была холодная комната, как и остальные комнаты квартиры, и Кэтлин она не понравилась. Хотя, войдя, она сразу же объявила, что здесь очень красиво.

— Что собираешься делать?

— Сейчас увидишь, — она положила ожерелье между ног. — А теперь — прошептала она, взяв его за руку, — спрячь жемчуг, ты сам знаешь куда.

Эллиот сделал, как она просила. С горящими глазами, он наблюдал, как нитка жемчуга исчезала во влагалище, как потом он вытягивал жемчужины, медленно, одну за другой.

— Сделай так еще раз, — прошептала она, закрыв от наслаждения глаза.

Жемчужины стали влажными, они таинственно мерцали.

— О, — простонал он, — о, о, о!..

— Да, дорогой, видишь, какими они стали мокрыми, как они сверкают?

— Да, — он был заворожен тем, как исчезали и появлялись жемчужины.

— А теперь, — она отобрала у него жемчуг, — ляг на спину, дорогой. Расслабься.

Она сползла пониже, забралась к нему между ног.

— Твоя Полли делала с тобой такое? — Рот ее раскрылся, розовый язычок пробежал по всей длине его восставшего члена. — Или такое? — Она взяла в рот головку и заглатывала ее все глубже и глубже, пока губы не коснулись волос.

В ответ Эллиот только застонал.

Кэтлин установила определенный ритм и придерживалась его, по опыту зная, что мужчин более всего возбуждает именно это. Она не хотела его дразнить — не в этот раз. Она хотела, чтобы он кончил, но так, чтобы не скоро забыл о таком оргазме.

Когда она почувствовала, как задрожали мышцы его бедер, она оторвалась, хотя он протестующе замычал, и приказала:

— А теперь раздвинь ноги еще шире, дорогой.

— Что?

Но она вновь принялась за дело, и Эллиоту ничего не оставалось, как подчиниться. Кэтлин усилила давление на его пенис, и Эллиот стонал все громче и громче. А она взяла жемчуг, смочила его своим соком и начала потихоньку заталкивать жемчужинки одну за другой в задний проход Эллиота. Просунув шесть-семь жумчужин, она остановилась. Он дышал хрипло, прерывисто, словно астматик. Он дрожал.

Теперь Кэтлин была почти счастлива — она наслаждалась наслаждением, которое даровала ему.

Она почувствовала, как еще сильнее напрягся и задрожал его пенис. Эллиот закричал, и она почувствовала во рту вкус его семени. И тогда Кэтлин приподнялась и начала осторожненько, одну за другой вытаскивать жемчужины, и его сперма хлестала на них.

Эллиот стонал, кричал, скреб нитями простыни. Никогда еще в жизни не испытывал он такого! Он словно попал в новое измерение, о существовании которого ранее не подозревал.

Наконец дыхание его стало ровнее, он без сил лежал на спине и только смотрел, как Кэтлин приподнимается, покрывает его тело поцелуями снизу доверху.

Наконец он перевернулся на бок и погладил ее.

— Кэти? — Пальцы его ласкали ей грудь. — Мы могли бы снова это сделать? Прямо сейчас...

Кэтлин засмеялась: совсем ребенок, думает только о себе. До чего же утомительный любовник! Она дотронулась до его опавшего члена.

— Наверное, нам следует дать этой штуке немного отдыха, не так ли? — После этого она вытянулась на постели и вновь начала ласкать его прикосновениями. Эллиот закрыл глаза. Она разглядывала его лицо. — Я хотела бы остаться с тобой, Эллиот.

Он схватил ее в объятия:

— Боже, конечно! Я хочу этого больше всего на свете, — и поцеловал ее в губы.

Она слегка оттолкнула его.

— Только тогда никаких секретов друг от друга, Эллиот. Я этого не переношу. Я не могу жить с человеком, который хоть что-то от меня скрывает.

В этот момент из телефонного аппарата, стоявшего на прикроватной тумбочке, раздался оглушительный звонок.

— Возьми трубку.

— Нет, у меня идея получше, — он положил руку ей между ног.

Кэтлин сняла трубку и протянула ему.

— Алло? — произнес он, глядя на Кэтлин. Затем сел на постели. — Да, сэр, я один, — снова взглянул на Кэтлин, щелкнул пальцами и показал на лежавшие на тумбочке блокнот и карандаш. Кэтлин передала ему то и другое, он начал записывать. — Понял, — он кивнул. — Хорошо. Прямо сейчас. У него это будет через полчаса, — и повесил трубку.

— Кто это был? — спросила она совершенно равнодушным голосом.

— Ох, да ничего особенного, просто бизнес, — он оторвал листочек от блокнота, сложил его вдвое. — А теперь, — он подмигнул, — перейдем к кое-чему действительно важному.

— Нет, — Кэтлин отодвинулась. В голосе ее послышались стальные нотки. — Я же говорила тебе, Эллиот, что не потерплю секретов. Как мы сможем тогда доверять друг другу?

На его лице появилось озабоченное выражение.

— Послушай, Кэтлин, ты не понимаешь. Видишь ли, я не могу вот так, ну... Я имею в виду, мы едва знаем друг друга.

— Тогда это не «ничего особенного», а действительно важно.

Он молчал, в нерешительности глядя на нее.

— Хорошо, — сказала она. — Ты полагаешь, что пока еще не можешь мне доверять. Я покажу тебе, до какой степени ты ошибаешься.

Она взяла блокнот и начала легонько водить карандашом по чистому листку, следующему за тем, который Эллиот вырвал.

— Смотри, — и она бросила Эллиоту блокнот.

— Господи! — воскликнул он, глядя на отпечаток, который проявился на листке. — Все вылезло.

Кэтлин кивнула.

— Так что я в любой момент могла бы прочитать, да так, что ты ничего бы и не узнал.

Он обнял ее.

— Боже, Кэти! Прости меня, — он снова взглянул на блокнот, подумал, потом протянул его Кэтлин. — Читай. Я тебе доверяю.

Она улыбнулась.

— Да меня это и не интересует, Эллиот.

— Нет, прочти, пожалуйста. Тут кое-что написано... Я тебе еще об этом не говорил.

Глаза у нее были огромные, синие, как океан. Для Эллиота, у которого никогда не было такого успеха у женщин, как у Киеу, она олицетворяла саму женственность: она была сексуальной, умной и, самое главное, обладала невинностью иных эпох.