Белый трибунал - Пола Вольски

— Теперь у меня другие представления о важности дел.

— Только не в том, что касается меня.

— Разве не внимания ты всегда требовала от меня?

— Не помню.

— Зато я помню. И очень хорошо притом.

— Ну. Теперь ты можешь обо мне не беспокоиться, Равнар. Честное слово.

— Твое желание наконец-то исполнилось. И ты недовольна?

— Конечно, ты очень добр, но честное слово, я не хочу тебе мешать.

— Уверяю тебя, милая жена, я только рад.

— Жена?

— Навеки. Ты когда-то сомневалась в моей верности. Больше не сомневаешься?

— Нет, нет, но… Ты знаешь, произошли некоторые перемены. Тебя ведь так долго не было, Равнар. Много лет. Я хочу сказать: будь благоразумен…

— Разве любовь подчиняется благоразумию? Разве она не поглощает все, заставляя забыть о мелочных преградах? Разве не такой всепоглощающей, любви ты требовала от меня когда-то? Радуйтесь, миледи, вы ее получили.

Он протянул к ней руку. Ногти на пальцах были вырваны с корнем, сами пальцы страшно распухли. Эстина отшатнулась, но почувствовала, что будто прикована к кровати.

— Я твой! — жадные пальцы легли сзади ей на шею. Их прикосновение было холодным, как равнодушие.

Он привлек женщину к себе, и тогда она разглядела, что его искалеченное тело испускает бледное зеленоватое сияние. Эстина истерически забилась и, к собственному удивлению, сумела вырваться.

— Я замужем! — по наитию она выпалила ему в лицо единственную истину, которая могла раз и навсегда оттолкнуть его. — У меня теперь другой муж! Живой!

— Живой — это некоторое преимущество, но только на первый взгляд. Но может ли его верность сравниться с моей, — спросил Равнар. — Устоит ли она, когда ты донесешь на него Белому Трибуналу?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Подумай.

— Я никогда не стану доносить на Крейнца! Он ни в чем не виновен!

— Я тоже.

— Неправда, неправда! Ты мучил меня, ты сделал меня несчастной…

— И заслужил пытки и смерть?

— Я тут ни при чем! Ты не можешь обвинить меня в том, что случилось! Мне жаль тебя, но я тут ни при чем!

— Эстина, Эстина, — покачал головой Равнар. — Ты надеешься обмануть меня? Глупая куколка.

— Не называй меня так!

— Милая жена…

— И так не называй!

— Миледи, успокойтесь! Все ваши проступки прощены. Я явился к тебе, Эстина, желая загладить свою вину. Отныне тебе никогда не придется жаловаться на недостаток нежности и внимания. С этой минуты я всегда буду с тобой.

Он снова сжал ее в ледяных объятиях, и на этот раз ей не удалось вырваться. Эстина уловила исходящий от его светящейся плоти слабый запах, который мучительно напоминал аромат ее духов. Ее затошнило, она забилась в руках Равнара… Ее ужас перерос в слепую панику, когда ледяные пальцы взяли ее за подбородок и повернули лицом к покойному мужу. Холодный поцелуй коснулся ее губ.

На миг разум отказался служить ей. Она больше не понимала, где находится и что происходит. Кое-как вывернувшись и глотнув воздуха, Эстина излила свой ужас в крике, в душераздирающем вопле, который и разбудил ее.

Она села на постели, дрожа всем телом. В комнате было темно, хоть глаз выколи. Она все еще не понимала, где она, и не была уверена, что в постели рядом с ней не лежит Равнар ЛиМарчборг, но не посмела оглянуться. Она не могла даже шевельнуться, и только крик рвался наружу из ее горла.

Дверь распахнулась, и спальню залил свет. Появилась встревоженная горничная Беткин, со свечой и словами утешения. Равнара в комнате не было. Всего лишь сон, хоть и страшно правдоподобный.

Вопли Эстины сменились судорожными всхлипами. Служанка утешала женщину, сочувствовала, хлопотала над ней. Понемногу бешено стучавшее сердце затихло, и дрожь прошла. Эстина еще не совсем успокоилась, но ей уже было немного стыдно за свой испуг. Хорошо еще, что Крейнц не видел. Он бы выбранил ее за ребячество и был бы прав.

Эстина отослала служанку. В спальне снова стало темно и темнота казалась женщине тяжелым грузом. Она обливалась потом, несмотря на ночную прохладу, и никак не могла уснуть. Наконец она решилась позволить себе маленькую роскошь, на ощупь добралась до камина и опустилась на колени, чтобы раздуть потухшие угли. Оранжевые отсветы прогнали темноту, и леди зажгла масляную лампадку.

Наперекор Крейнцу ЛиХофбрунну, светильник горел всю ночь.

Рассвет принес с собой спокойствие и способность трезво мыслить. Такой дурной ночи у нее в жизни еще не было, но теперь все прошло.

Эстина встала и оделась. Лицо прислуживавшей ей Беткин выражало одну лишь почтительную заботу. Ни презрения, ни подозрений, ни понимания. Да ведь она и не могла проникнуть в разоблачительную суть кошмаров своей госпожи. Разумеется, круглолицая служанка ничего не знает. Горничная, успокаивала себя Эстина, доброе, кроткое, преданное и трудолюбивое создание. Мастерица, умеющая ткать тончайшее кружево, но вовсе не хороша собой. Бледная кожа, тусклые волосы, кривые желтые зубы, самая малость природного ума и еще меньше знаний. Нет в бедняжке Беткин ничего, что могло бы привлечь мужчину.

Разве что молодость?

Ей не больше семнадцати. Ее тело свежо и гибко. Маленькие глазки умеют ярко блестеть. И, пожалуй, она еще не рассталась с девственностью. Крейнц ценит в женщине невинность. У него очень высокие требования.

Эстина задержалась на этой мысли. К полудню она вызвала к себе управляющего домом, которому было приказано вести пристальное наблюдение за горничной. Если девушка начнет болтать или проявит распущенность иного рода, госпоже должно немедленно стать об этом известно. В любом случае недолго отправить провинившуюся служанку в деревню или просто выгнать на улицу.

Распорядившись на этот счет, леди Эстина окончательно успокоилась. У нее нашлось время для долгих бесед с портным, галантерейщиком и новым парикмахером. Занявшись собой, она достигла немалых успехов или, по крайней мере, свела на нет разрушительные следы прошлой ночи. Потом она неторопливо пообедала с сыновьями и получила особенное удовольствие от комплимента малютки Вилци:

— Мама, как ты хорошо пахнешь!

Она вспыхнула, не сразу сообразив, что вчерашние духи, как видно, еще сохранили свой аромат. Для нее, правда, этот чудный запах прочно связался с ужасным кошмаром. Никогда больше она не станет душиться ими. И горшочек выкинет, а лучше подарит кому-нибудь. Да хотя бы той же Беткин!

За этот день она написала Крейнцу три длинных письма, но ни разу не упомянула о кошмаре. Крейнц нисколько не верил в сны и видения, правомерно полагая их негодными плодами праздного ума. К тому же содержание этого сновидения просто невозможно вспомнить без содрогания! Эти обвинения, эти ужасные слова Равнара…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});