Игра в марблс - Сесилия Ахерн

– Я же тебе сказала, мама, он всю жизнь играл в марблс. Участвовал в соревнованиях. И коллекционировал шарики.

Она умолкла. Слишком много информации, наверное.

– На фотографии я его узнала, но он играл под другим именем. Хэмиш О’Нил.

Слышно было, как она резко втянула в себя воздух:

– Господи, Хэмиш – это же его старший брат, он погиб, когда Фергюс был еще очень молод. Он мало рассказывал о нем, но кое-что я постепенно узнала. Фергюс его боготворил. О’Нил – девичья фамилия его матери.

Значит, Мэтти был прав. Это все Хэмиш. Он умер, скрываясь под именем моего отца, и отец в свою очередь принял имя Хэмиша. Не уверена, смогу ли я когда-нибудь до конца понять, почему он так поступил. Не уверена, что мне это следует знать.

– Кубок лучшего игрока в индивидуальном зачете выиграл Хэмиш О’Нил. Я познакомилась с его командой, они помнят папу как Хэмиша.

Мама снова притихла. Ей было над чем подумать. Я ведь и представить себе не могла, какие воспоминания она пытается воскресить, сложить воедино, чтобы вполне понять эту историю.

– Мам?

– Он выиграл кубок накануне твоего дня рождения?

– Да.

– Почему же он ничего не сказал мне?

– Папа никому не говорил, – пояснила я. – Ни семье, ни друзьям.

– Но почему?

– Мне кажется, он пытался воскресить брата. Или почтить его память. Наверное, он думал, что никто не поймет. Сочтут это бредом.

– Это и есть бред! – рявкнула мама, потом вздохнула, помолчала и почти виновато добавила: – Хотя и мило. Почтить память. – Снова молчание. – С кем же я прожила столько лет? – совсем тихо спросила она.

Я не нашлась с ответом, но про себя подумала: не допущу, чтобы мой муж задавался таким же вопросом обо мне.

Ли медленно опустилась на переднее сиденье, на ней бандажное платье телесного цвета, черная кожаная куртка, она пахнет парфюмом, лицо покрыто таким слоем макияжа, что я с трудом узнаю простенькую нянечку, которую вижу чуть ли не каждый день.

– Перестаралась? – с тревогой спрашивает она.

Из-за цвета платья она выглядит чуть ли не голой.

– Нет, – говорю я, включая двигатель. – Итак, куда мы едем?

– Да ты знаешь про это столько же, сколько я.

Я грозно кошусь на нее:

– Ли!

– Что? – Она захихикала. – Мы познакомились в сети. Зовут Дара. Он чудненький. Мы живьем еще не встречались, но, понимаешь… – Она беспомощно пожимает плечами.

– Нет, не понимаю, объясни.

– Ну, мы познакомились на сайте для одиноких. Поболтали пару раз по скайпу. Ты же понимаешь, – повторяет она, словно я что-то об этом знаю.

– Нет, не понимаю. Что?

Она посмотрела на меня в упор, потрясла головой, словно этим движением пыталась пробудить во мне догадку – и действительно пробудила.

– О! – только и сказала я.

– Ага, дошло. – она снова уставилась прямо перед собой. – Так что мы довольно близко знакомы, хотя еще не встречались живьем.

– У вас был секс по скайпу, но ты нервничаешь перед личной встречей? – рассмеялась я.

– У камеры есть фильтр, – поясняет она. – А у меня нет.

– И чем этот таинственный Дара занимается, если он знает, где найти марблс в одиннадцать вечера?

– Он резьбой по дереву занимается. Украшает стулья, столы, мебель. У него сегодня вечеринка, и будет, я запомнила, художник по стеклу.

Не очень-то она меня убедила.

Мы нашли тот дом, где проходит вечеринка в честь черного полнолуния, – адрес ей Дара дал. Посмотрели на это здание с другого берега, молча, впечатление у нас обеих, вероятно, было одинаковое: нас кинули.

По этому адресу расположена многоэтажная парковка, построенная на руинах снесенного торгового центра, вместо которого собирались стоить современный торговый гиперцентр с кинотеатром, но проект на 70 миллионов евро так и не был осуществлен, и теперь парковка высилась одиноко на огромном пустыре вдали от магазинов и предприятий, которым могла бы пригодиться. Над ней нависала пепельная луна с тонким серпом нарождающегося месяца с краю и указывала нам путь, бдительным материнским оком присматривала. Однако мне казалось, сейчас она смеется над недотепами.

Огромное бетонное уродство, но уродство старой школы – приземистое здание цвета красного кирпича, тесное, с низкими потолками, не то что современные просторные и хорошо освещенные парковки. Восемь уровней, и нигде ни одной машины. Однако на полпути между фундаментом и крышей, на четвертом этаже, из-за сетчатой перегородки мерцает огонь.

– Должно быть, он дома. – Ли пытается шутить.

– Чуешь запах дыма? – спрашиваю я.

Она втягивает в себя воздух и кивает.

– Слышишь музыку?

Слабый, но отчетливый звук ползет с четвертого этажа, спокойные ритмичные басы.

Но мы сидим и не двигаемся.

– Похоже, вечеринка все же имеет место, – говорю я. – Но не опасно ли там?

Мы забрались на окраину города, которую собирались застраивать, да так и не освоили, бросили, и пригласил нас человек, умело обращающийся с острыми инструментами, которого Ли знает только по интернету. Не закончилась ли моя полоса везения, гадаю я.

Участок огорожен со всех сторон, мощный деревянный забор – и не перелезешь, и дыры не видно. Мы обошли его со всех сторон и обнаружили открытую секцию, словно специально для нас. Медленно прошли вовнутрь, мимо барьера, у которого призраки машин все еще дожидались парковочного талона, и проникли в темноту восьмиэтажного строения. Первый этаж был сплошь покрыт граффити, каждый дюйм бетонных стен и опорных столбов тщательно поливали из баллончиков. Мне тут задерживаться не хотелось, побыстрей бы мимо. Мы пошли по стрелкам к лестнице, предпочли обойтись без лифта – впрочем, вряд ли он работал, а если и работал, мне в него неохота была забираться.

Все виденные мной в жизни ужастики учили: не ходи одна по ночам на заброшенную парковку, да и средь бела дня лучше не надо, и все же вопреки собственным инстинктам я оказалась здесь. По мере того как мы тихонько поднимались по лестнице – ни звука, чтобы их там не спугнуть, – музыка и смех слышались все отчетливее. Гул разговора и эти ровные басы побуждали нас идти вперед – там нас ждут какие-то признаки цивилизации, это вовсе не похоже на вопли убийц, выстрелы или яростные пляски бандитов. И все же я готова к встрече с бездомными, которые выходят в скайп через ноутбуки, готова отдать им деньги, телефон, что угодно, только бы меня не трогали, возмутившись моим вторжением.

Ли тоже готовится, проверяет свое отражение в карманном зеркальце, накладывает еще более густым слоем помаду – губы словно после инъекций ботокса, – а затем, мотнув гривой, распахивает дверь. В изумлении я озираюсь по сторонам. Повсюду деревья, серый бетон скрыт под великолепным слоем зелени. И посажена вся эта зелень в необыкновенные горшки, испанские, мексиканские, с дивной мозаикой. Гирлянды фонариков натянуты между деревьями, свечи указывают нам извилистую тропу в этих джунглях. Мы словно попали в таинственный парк, спрятанный внутри бетонной многоэтажной парковки. Тут серый цвет встречается с зеленым, тьма со светом, сделанное человеком с творением природы.