Цена свободы - Валентина Чубковец

Как она столько проходила с адской болью, останется за кадром и на совести некоторых врачей. А я, пожалуй, перейду к её любимой внучке.

Так получилось, что старший сын Анны помер в двадцатилетнем возрасте, отказали легкие. Он и жениться не успел, не оставил после себя наследника. Как эту потерю вынесла Анна, известно одному Богу. Ночами грызла подушку. Жить не хотелось, но продолжала, жила ради второго сына. Её излюбленным местом было кладбище, кстати, находится оно недалеко от её дома. Анна навещала могилку сына, приносила каждый день ему поесть, и кто-то ведь съедал — удивительно. Было страшно её подругам, соседям, родственникам, она словно потихоньку сходила с ума. Нет, там она волю слезам не давала, сын перед смертью её упрашивал не плакать, а петь песни. Очень красивый голос у неё, вот и пела, наглаживая холмик сына.

Муж? А муж не подарок — любил выпить, ладно хоть руки не распускал. Но то ли рок такой у Анны, то ли… Вскоре не стало и его — убили. Виновный отбыл своё наказание, отсидел положенный срок и вышел. Поседела Анна раньше времени, но не седина её пугала, а то, что младшенький стал всё больше и больше заглядывать в рюмку. К счастью, затем остепенился, за ум взялся, женился, доченька родилась, долгожданная, так как жена Петра долго не могла забеременеть, всё как-то не получалось. Все переживали, знала и я об этом, Богу молилась, чтоб дитя появилось. Ко всем святым и Анна обращалась, услышал Боженька, послал им драгоценный подарок — Никушку. Счастье вселилось в Аннино раненое сердце. Души она в ней не чаяла. Запела для внучки песенки, даже пианино ей купила.

Я не буду описывать тёплые встречи и горькие расставания, когда ездили они друг к другу в гости, их разделяли только города и ничего больше. Ни разу за все пятнадцать лет Ника не уехала от бабушки с пустыми руками. Всё для Никушки, всё для внученьки. И с подружкой приезжала, и одна. Не жалела денег для неё, то на пуховик дорогой даст, то ещё на что…

А на этот раз пожила внучка у бабушки с недельку, пуделя выводила на улицу, да в магазин за продуктами ходили вместе, придерживала Ника бабушку и наговаривала:

— Жалко мне тебя, баба, много ты чего испытала в жизни, вот приеду и жить у тебя останусь.

— Всё твоё, Никушка, всё, мне ничего не надо, — говорила Анна Алексеевна. — Приезжай в любое время, живи, — указала даже место, где деньги лежат, «если что»… И действительно, на следующий год Ника собралась ехать к ней, поступать на стоматолога. Только вот за время недели Никиного проживания произошло коварное «но»…

С какими глазами она теперь приедет? С этим страшным «но» будет жить Ника и доживать свою старость Анна Алексеевна? Третьи сутки умывается слезами Анна, обворовала Никушка её, и не малую сумму украла, а пятьдесят пять тысяч рублей. Недоедала Анна и вещами себя не баловала, пенсия небольшая, экономила на всём, как говорится, варилась в собственном соку, но когда Никулька приезжала, на неё не жалела денег, покупала всё, даже икорку красную брала:

— Ешь, внученька, больно худенькая ты.

— Баба, да сейчас так модно.

Обняла Ника бабушку на прощание и поехала на вокзал. Позвонила Анна ей, когда та уже в поезд села, спросила про кражу. Словно воды в рот внучка набрала, даже прощенья не попросила.

А неужели такая мода пошла, обворовывать бабушек, задаётся вопросом Анна Алексеевна и не может найти ответа. Хочется оправдать внучку, а как тут оправдаешь, если такое произошло. Не в деньгах дело, их можно скопить ещё, а вот совесть… Никогда в жизни ни пьяный муж, ни старший сын, ни Никин отец копеечки без спроса не взяли, а тут…

Как же она с этим дальше будет жить? С какими глазами летом приедет? Третьи сутки покоя не находит Анна Алексеевна, в жизни такого предательства не испытывала — родненькая внучка грязью в душу плеснула.

История трёх поколений

Лидию Васильевну знаю уже много-много лет, да и не только я, а все жители Северска, Томска и Томской области и многих других городов. Её голосом и артистическим талантом восхищаются все. Везде узнают, узнают по голосу! Удивляюсь, как ей удалось преодолеть в жизни столько трудностей, преград и оставаться оптимистичной, стойкой, жизнерадостной, но когда познакомилась с архивом её отца Василия Николаевича, то перестала удивляться — есть в кого.

Он родился в тысяча девятьсот пятом году, тринадцатого января. Здоровьем не блистал, слабеньким рос, но был спокойным, ночью всем выспаться давал. Нелегко жилось родителям, бедность сильная, ему и двух не было, как родители его на деда оставили, а сами на заработки подались, мать в кухарки, а отец так, в работники, что прикажут то и делал. Да и у деда не из лёгких работа, вальщиком валенок был. Попробуй-ка, поваляй. Выпить любил крепко. Дед однажды не досмотрел, накормил Василия чем-то, он и запоносил с кровью, чуть не помер. Бабушка-повитуха вылечила, бывало, малыша по другим людям отдавали, где только ему ни приходилось ночевать, даже в хлеву, в яслях, с овцами и коровами.

Вспоминает Василий Николаевич: «Как-то на масленицу все собрались и гуляли, праздник отмечали. Вдруг драка началась, шум, суматоха, крик, мужики накинулись на деда моего, отволтузить захотели. В ход даже пускали железные прутья с острыми наконечниками, у мамы на руках Ванечка, совсем грудничок, она его старшей дочке сунула, сестрёнке моей, а сама за деда заступаться ринулась, ну и я за ней, а мне три, не больше. Помню всё, сам такой памяти удивляюсь. Отцов брат тоже ринулся деда выручать с железной тростью, да так получилось, что нечаянно острым концом трости прямо в меня чуть пониже глаза попал. Кровища фонтаном, я упал. Кто-то кричит: «Парнишку убили!» Ко мне все кинулись, так драку я и прервал, а то бы неизвестно, чем закончилась. Ещё вспоминается один случай, мне и пяти не было, отец работал на заработках на французском заводе, на тачке уголь к печке подвозил, а мать у богатых людей поденно работала. Ближе к вечеру я и отправился мамку встречать, а дядя Данила с водопоя лошадей гнал. Я хотел дорогу перебежать, а за мной лошадь погналась, упал я, она копытом несколько ударов нанесла и рубашку на мне порвала. Я у дяди Данилы на руках сознание потерял, но всё обошлось. И что на лошадь нашло?.. А одно время мы