Выигрывать надо уметь (сборник) - Виктор Пронин

Бившаяся тут же в истерике красноликая продавщица, которую так и хотелось заподозрить в неумеренном потреблении красного портвейна, утверждала, что пропало около десятка ящиков марочного вина. Проведенный на месте следственный эксперимент позволил установить, что десять ящиков в киоск попросту не влезут. Что касается качества похищенного товара, то эта версия также не подтвердилась. Следователь Ушаткин из телефонной будки позвонил в торг, и его заверили, что данная торговая точка марочного вина не получала вообще. Когда он сообщил об этом продавщице, цвет ее лица изменился явно в лучшую сторону. Ушаткин добавил, что если уважаемый торговый работник настаивает на своих первоначальных показаниях, то ей придется пояснить, кто привозил марочное вино, в каких количествах, по какой цене и как быть с соответствующей документацией.

– Да ну вас! – сказала красноликая тетя. – С вами уж и пошутить нельзя… Тоже еще…

– Шутки? – удивленно переспросил Ушаткин. – Это называется дачей ложных показаний с целью ввести следствие в заблуждение, сокрыть истинную сущность преступления и размер нанесенного ущерба.

Услышав такое, тетя стала как бы меньше и несчастнее. Она не поняла всего сказанного Ушаткиным, но почувствовала, что его слова чреваты опасными последствиями. Не найдя, что возразить, взяла да вот так с места и взвыла. Мальчишки хихикнули, пенсионеры переглянулись.

– Твое мнение, Илюха? – спросил Ушаткин.

– Что тут думать – или чужие забрели, или свои.

– Да, наверно, ты прав. Потолкуй с людьми, поспрошай, глядишь, и скажут что дельное. Такое дело можно раскрыть, если крепко повезет. Шли, к примеру, двое забулдыг поздним вечером, куда шли, откуда – неизвестно…

– С тренировки, наверно, – заметил Фартусов.

– Почему?

– Кеды. – Фартусов показал на следы.

Ушаткин озадаченно посмотрел на Фартусова, но ничего на его невозмутимом лице прочитать не смог, не догадался, что творилось в душе участкового инспектора. А творилось там нечто такое, о чем следует сказать особо.

Оглянувшись на толпу, окружающую киоск, Фартусов незаметно для постороннего глаза вздрогнул, увидев девушку в голубом платье, с короткой прической и насмешливым взглядом. Да, это была Валентина. Фартусов невольно посмотрел на себя как бы ее глазами и остался доволен. Даже невнятный разговор с Ушаткиным издали выглядел совсем иначе, их обоих окружал ореол загадочности преступления. Фартусов развернул плечи, вскинул подбородок, нахмурился, словно бы озабоченный свалившейся бедой, что-то спросил у Ушаткина, махнул рукой в сторону обчищенного киоска.

Что делать, Фартусов был молод, не женат, и шалые глаза вызывали в его душе волнение гораздо большее, чем взломанная дверь дощатого киоска. Еще раз окинув себя внутренним взором, Фартусов решил, что выглядит неплохо. И форма, и усы, и его роль в происшествии должны были произвести впечатление на неизбалованное девичье сознание.

О, если бы слышал Фартусов, какие непочтительные слова в это самое время прозвучали по его адресу!

– Участковый-то наш уж не знает, как повернуться, каким боком показаться! – сказала со смехом Валентина.

– Перед тобой красуется, – добавил Ванька.

– Да ну, ты скажешь! – пресекла его разоблачения сестра. Обидное замечание она бросила отнюдь не в осуждение Фартусова, скорее в невольной попытке защититься. Да, Валентина вдруг поняла, что не свободна в своих поступках и словах, если где-то рядом находится неторопливый лейтенант с пушистыми усами, которые она мысленно уже не один раз слегка укорачивала.

Наконец Ушаткин дал команду собираться. Прыгнула в машину пристыженная собака Панда, расселись оперативники, криминалист, водитель. Вместе с ними отбыла и зареванная тетя на предмет дачи показаний и составления протокола.

На участке проживали несколько граждан, которые в прошлом вели себя не самым лучшим образом и потому привлекали постоянное внимание инспектора. Время от времени он встречался с ними, говорил о духовных и нравственных ценностях, интересовался жизненными планами. Так вот, эти граждане не вызывали у Фартусова ни малейшего подозрения. Была бы ограблена квартира, если бы угнали машину или неизвестные злодеи, пользуясь ночной темнотой, остановили бы прохожего и попросили бы взаймы имеющуюся у него сумму, Фартусов знал бы, к кому обратиться. Но вино… Не было у него на примете человека, подходящего для такого преступления.

Впрочем… Фартусов оглянулся, прикидывая, как бы покороче пройти к бывшему преступнику, и обнаружил, что находится у его дома. А на балконе стоит он сам, Дедюкин, в майке и тренировочных штанах. Стоит, спокойно покуривает, посматривает на участкового. Фартусов, прикрыв глаза от солнца, уже хотел было произнести приличествующие случаю слова, но не успел.

– Не я, Илюша, и не думай, не бери грех на душу. Ты принеси ящик и поставь мне под дверь – не возьму. Не то здоровье, чтобы красным портвейном баловаться. У меня другие грехи, – признался Дедюкин.

– Кто же тогда?

– Сам прикидываю. – Бывший правонарушитель изобразил искреннее недоумение. – Если бы знал – вряд ли побежал бы к тебе докладывать. Все-таки прошлое обязывает соблюдать нейтралитет. Но говорю честно: не знаю. Ума не приложу.

Фартусов сел на скамейку, положил рядом фуражку. Дедюкин, набросив пижамную куртку, спустился, подошел.

– Не наши это, Илья, вот что я тебе скажу. Всех перебрал – так низко никто не падет.

– Тяжелый случай, – вздохнул Фартусов.

– Наследили небось?

– Не без этого, – строго ответил Фартусов, но пояснять не стал. – Следы всегда остаются.

– Да, – грустно согласился Дедюкин. – Я сам в этом сомневался, но сейчас знаю – остаются.

– Проверить не хочется?

– Знаешь, Илюша, может быть, ты мне не поверишь, но не хочется. – Дедюкин в раздумчивости выпятил губы, словно бы спрашивая себя еще раз. – Нет, не тянет. Скажу больше: мне интереснее этого негодника вычислить. Возьму да и займусь частным сыском, а?

– Не надо. – Фартусов поднялся. – Справимся. О результатах доложу.

– Ни пуха! – Дедюкин смотрел вслед инспектору, и на лице его явно отражалось недовольство собой. – Илья! – крикнул он. – Погоди! – Дедюкин подошел к Фартусову, помолчал. – Ты вот что… Ты это… Заглянул бы к нашему слесарю.

– А что он? – невинно спросил Фартусов, не отрывая взгляда от домов, от дорожек, от усыхающих на солнце деревьев.

– Не нравится он мне.

– Да знаю я, – ответил Фартусов.

– А, ну тогда все проще! – обрадовался Дедюкин хорошему окончанию разговора. – Главное, чтоб человек к себе внимание ощущал, не думал, что никто не видит его, не слышит.

– Будь здоров, Дедюкин. Спасибо за доверие.

– И тебе, Илюша, за доверие спасибо.

* * *

И снова брел участковый инспектор Фартусов по раскаленному пустырю, утыканному башенными домами. Он еще раз обошел киоск, заглянул внутрь и, не увидев ничего нового, сел в тени. Перекушенные провода сигнализации, вывернутые кольца запора, позднее время… Вроде и подготовка была, подход к делу серьезный. А что на кону? Ящик портвейна?

В этот момент к Фартусову подсела старушка. Остро, искоса глянула на участкового, как бы предлагая заинтересоваться ею, еще придвинулась, локотком коснулась. И все словно невзначай, будто и не было у нее никаких желаний, кроме как в холодке дух перевести, с силами собраться, чтобы авоську с мерзлой рыбой до квартиры дотащить.

– Как нехорошо, как нехорошо! – проговорила старушка, показывая на киоск.

– Да, это плохо, – согласился Фартусов. – Так нельзя.

– Кабы знать, кабы знать, – вздохнула старушка.

– Что знать?

– Да это я так, про себя… Вчера выхожу на балкон, а они с ящиком-то и бегут! Изогнулись, бедные, торопятся. А я-то, дура старая, думаю: как же это людям живется тяжело, если приходится по ночам ящики перетаскивать… Мне бы в крик, мне бы в милицию! Нет, не сообразила.

– Так… – протянул Фартусов, боясь спугнуть старушку пристальным вниманием. – И в котором часу это было?

– Да уж за двенадцать, никак не раньше. Потому как меня в двенадцать часы разбудили. Бой часов, понимаете? Пружина в них старая. Когда ударят, а когда и пропустят, силенок у них не хватает, чтоб каждый час бить.

– Сколько же этих тружеников было? – спросил Фартусов.

– Ящик-то двое волокли, третьему никак не подступиться.

– Был и третий?

– А на стреме! – удивилась старушка бестолковости инспектора. – На этой вот скамеечке сидел. Все ему видать, все слыхать, а сам вроде ни при чем.

– Может, это был посторонний человек и никакого отношения к грабителям не имел?

– Имел. – Старушка махнула успокаивающе рукой. – Когда двое ящик волокли, он им рукой знак подал: мол, не робейте. Это я уж потом поняла. А тогда подумала, что здоровается, спокойной ночи желает.

Фартусов слушал словоохотливую старушку, смотрел, как проезжает поливальная машина, как струя воды, едва попав на размякший под солнцем асфальт, тут же испаряется, оставляя ненадолго теплые лужицы, смотрел, как прохожие ступают в них и идут дальше, оставляя отпечатки влажных подошв. А через несколько минут асфальт опять сух. Если бы здесь стояли лужи из красного портвейна, следы держались бы куда дольше.