Королев: факты и мифы - Ярослав Голованов

Давление достигает 13,5 атмосферы. И тут начинает стравливать редукционный клапан. Опять «шутки» низкой температуры! Где-то на тарелочке клапана образовался ледяной нарост, и клапан плотно не прилегает в гнезде. В результате в воздух уходит столько кислорода, сколько испаряется в баке. Устанавливается равновесие. Ясно, давление выше не поднять.

Совещаемся с Сергеем Павловичем. Я предлагаю запуск с пониженным давлением. Пусть не достигнем расчетной высоты, но полет состоится, и мы получим ответ на интересующие нас вопросы. Начальник ГИРД не спешит с ответом, обдумывает создавшееся положение и, наконец, дает согласие.

Дальше все идет нормально. Подожжен бикфордов шнур в системе выброса парашюта на высоте, и мы спешим в блиндаж, чтобы оттуда управлять запуском ракеты».

О том, что случилось потом, рассказывает протокол испытаний № 43 ракеты 09 от 17 августа 1933 года:

«Дано зажигание с одновременным открытием крана, началось нормальное горение, ракета медленно пошла из станка.

Постепенно увеличивая скорость, ракета достигла высоты 400-500 метров, где, дав одно-два качания, завалилась и пошла по плавной кривой в соседний лес и врезалась в землю.

Весь полет продолжался 13 секунд от момента зажигания до падения на землю, все это время происходило горение (работа мотора)».

От удара ракета разломилась на две части, оторвался один стабилизатор, помялась обшивка, но никто этого уже не видел. Все кричали, хохотали, обнимались и целовались. Победоносцев, сидевший с Матысиком на елке во время старта, на радостях потерял крагу. Ефремов отправил Тихонравову телеграмму в Новохоперск: «Экзамен выдержан. Коля». Королев сидел на корточках около ракеты, еще горячей, пахнувшей бензиновой гарью и окалиной.

– Стабилизатор и вмятины – это от ударов о деревья, – объяснял он. – Так, ясно. Устойчивость она потеряла вот из-за этой прокладки на фланце. Прокладку выбило, газы пошли в отверстие и развернули ракету. Все понятно...

Кроме протокола № 43 сохранился еще один документ об этом историческом событии: «Акт о полете ракеты ГИРД Р-1», – так называли «девятку». Составили его уже перед отъездом из Нахабино, когда страсти немного улеглись. Посовещавшись, признали, что на 500 метров ракета не залетела и правильнее будет написать 400 метров. А продолжительность эксперимента, пожалуй, надо считать с момента запуска, и тогда получится не 13 секунд, а 18 секунд, – так будет правильнее. Акт подписали Королев, Ефремов, Корнеев и Матысик. Писал его Королев уже в сумерках на листе линованной бумаги, но почему-то поперек линеек, довольно небрежно. Тогда он не думал, что листок этот при заданной влажности и температуре будет бережно храниться в архиве РАН.

В ГИРД вышел специальный номер стенной газеты «Ракета». Под лозунгом «Советские ракеты победят пространство!» наклеили фотографию: поломанная ракета, а вокруг все участники этого исторического события – 10 человек. Королев писал в этом номере:

«Первая советская ракета на жидком топливе пущена. День 17 августа несомненно является знаменательным днем в жизни ГИРД, и, начиная с этого момента, советские ракеты должны летать над Союзом республик.

Коллектив ГИРД должен приложить все усилия для того, чтобы еще в этом году были достигнуты расчетные данные ракеты и она была бы сдана на эксплуатацию в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.

В частности, особое внимание надо обратить на качество работы на полигоне, где, как правило, всегда получается большое количество неувязок, доделок и прочее.

Необходимо также возможно скорее освоить и выпустить в воздух другие типы ракет для того, чтобы всесторонне изучить и в достаточной степени овладеть техникой реактивного дела.

Советские ракеты должны победить пространство!»

Уже глубокой осенью, когда выпал снег, стартовала ракета ГИРД-Х – полностью жидкостная, с двумя – спиртовым и кислородным – баками, задуманная Цандером и осуществленная его соратниками по первой бригаде. Эти две ракеты стали действительно историческими: с них начинается летопись советских жидкостных ракет.

Победы ГИРД были не просто техническими победами. Успешные старты в Нахабине во многом изменили отношение к ракетной технике вообще. Они укрепили убежденность тех, кто верил в ракету. Они поколебали скептицизм тех, кто в нее не верил.

Победы эти имели важное психологическое значение еще и потому, что наиболее проницательные умы подвала на Садово-Спасской скорее чувствовали, чем ясно понимали: между их мечтами и реальными возможностями примитивного производства – пропасть. Почти через сорок лет один из гирдовцев Евгений Константинович Мошкин, доктор технических наук, специалист в области жидкостных ракетных двигателей сказал мне: «Некоторые наши конструкторские идеи тех лет могли осуществиться году в 1980-м. Даже не в 1970-м!»

Юрий Васильевич Кондратюк

Подготовка к испытаниям ракеты 09. Нахабино, лето 1933 г.

Слева направо: С.П. Королев, Н.И. Ефремов, Ю.А. Победоносцев

С.П. Королев и Я.М. Терентьев на полигоне в Нахабине

19

Сильные умы именно и отличаются той внутренней силой, которая дает возможность не поддаваться готовым воззрениям и системам и самим создавать свои взгляды и выводы на основании живых впечатлений. Они ничего не отвергают сначала, но ни на чем и не останавливаются, а только все принимают к сведению и перерабатывают по-своему.

Николай Добролюбов

Вскоре после победных нахабинских стартов – весной 1934 года – произошло еще одно знаменательное событие, которое помогло С.П. Королеву вновь оглянуться назад и подвести итоги первым своим работам в ракетной технике, определить пути на будущее.

31 марта в Ленинграде открылась Всесоюзная конференция по изучению стратосферы, – кстати, первая в мире научная конференция по такой теме. Инициативная группа, в которую входили будущий президент Академии наук СССР С.И. Вавилов, академики И.В. Гребенщиков, Н.Н. Павловский, А.Б. Вериго и другие ученые, обратилась в президиум Академии наук с запиской о необходимости созыва конференции. Президиум счел это «целесообразным», был образован оргкомитет во главе с С.И. Вавиловым и определена программа. Выяснилось, что проблемы изучения стратосферы интересуют ученых самых разных специальностей. Заявлялись доклады и сообщения по аэрологии, акустике, оптике, атмосферному электричеству, геомагнетизму, полярным сияниям, космическим лучам, биологическим и медицинским проблемам. Ракеты занимали в программе конференции довольно скромное место, но уже во вступительной речи, после того как скорбной минутой молчания почтили память погибших членов экипажа стратостата «Осоавиахим-1», Сергей Иванович Вавилов сказал:

– Конференции нужно вынести решение о наиболее рациональных конструкциях стратостатов, о перспективах стратопланирования и ракетных полетах...

Наверное, ни разу не было произнесено на конференции слово «космос», но сегодня, рассматривая забытые доклады сорокалетней давности (а в наш век часто случается, что научные доклады стареют еще быстрее, чем докладчики), видишь в этой конференции зародыш нынешних космических ассамблей. Стратосфера – преддверие космоса – представлялась тогда мощной крепостью, план осады и штурма которой обсуждался в Ленинграде.

Оглядывая зал, Королев встречал много знакомых лиц. Некоторые, правда, были знакомы только по портретам. Седой длинноволосый старик – это президент Академии наук Карпинский. Рядом с ним – кругленький, румяный, с веселыми быстрыми глазками – Ферсман. В длинном старомодном сюртуке – классический университетский профессор – Вернадский. В летной форме с тремя «ромбами» – начальник Военно-воздушной академии Дубенский, с ним Королев знаком. Все разглядывали совершенно седого старика, сидевшего рядом с академиком Иоффе.

Это был почетный академик Николай Морозов, знаменитый революционер, двадцать лет просидевший в одиночной камере. И ведь не просто сидел – работал, писал книги. Какая воля, выдержка! Необыкновенный человек!

После Вавилова выступал председатель технической секции Дубенский.

– Современные самолеты, с точки зрения примененного для их летания аэродинамического принципа, все же являются крайне несовершенными аппаратами... Весьма большие перспективы обещает применение ракет, – сказал Петр Сергеевич. – Мне кажется, что нет технических препятствий к тому, чтобы построить ракету, способную завести прибор в более высокие слои, чем это может сделать шар-зонд... В продолжение многих лет, однако, проникновение в стратосферу неразрывно и совершенно правильно связывалось с исследованием реактивных аппаратов. В этой области следует широко развернуть работу.