Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета - Евгения Волункова

правду. Вот одна тут говорит, что я про ее мужа написал, что он незаконнорожденный. Но я же не выдумал это, вот документы! В них так написано. Все, я враг. Другая обиделась на то, что я написал, что она родилась в тюрьме. Ну я про всех писал, что в архивах нашел. А они обиделись! Одна даже говорила, что в суд на меня подаст. А что я такого сделал? Я же не выдумал!»

О сыне Татьяны Разеев говорит, что Алексей на самом деле помогал ему на первых порах и добыл в интернете сведения о третьей ревизской сказке 1762 года. «Я правда думал взять его в соавторы, — говорит Разеев. — Но все-таки там огромная работа вся моя и затраты мои. За его вклад в работу я в начале книги написал ему благодарность и перечислил, какие сведения он добыл. Мне кажется, этого достаточно».

Претензии жителей о сокрытии фактов о своем роде Лукич комментирует так: «Специально никакие факты я не скрывал. Все написал, как в архивах».

В главе про Разеевых действительно есть не только «приятные» факты. Лукич пишет как про незаконнорожденных («Родила она незаконно сына Владимира от Фомина Ильи Осиповича»), так, например, и о самоубийствах («Жизнь для моего дяди Федора Прохоровича стала невыносимой из-за постоянных скандалов с зятем и в 1964 или в 1965 году он повесился. Я узнал об этом по телеграмме, но меня из воинской части на похороны не отпустили. Так высохла еще одна ветка Разеевых»).

Впрочем, среди жителей Малого Ишуткина нашлись и благодарные. Учительница начальных классов Ольга Бурмистрова рассказала, что, как только книга вышла, ее муж, уроженец села, сразу ее купил.

«Это потрясающая работа, — говорит о книге Бурмистрова. — Мне было очень интересно читать, не могла оторваться. Когда читала про предков моего мужа, представляла всех людей себе. У меня двое детей, я рассказала им о них. Сами бы мы вряд ли нашли столько информации! Наш дом дало нам местное хозяйство.

Мы слышали, что в нем когда-то жили какие-то зажиточные люди. А из книги я узнала, что эти люди — наши дальние родственники. По поводу обид... Александр Лукич написал так подробно про всех, чтобы люди представить могли, кто это такой. В деревне обо всем этом говорили между собой, но когда прочитали в книге, почему-то обиделись.

Ну, недоброжелатели всегда найдутся, это такая междоусобица».

«Сейчас я уже думаю: вот дурак, не надо было писать ничего. — сокрушается Лукич. — На меня ведь и батюшка наш обиделся, еще за первую книгу».

НЕБЛАГОВИДНЫЕ ДЕЯНИЯ

Одна из самых полных глав книги Лукича посвящена церкви. Он раскопал дату и место ее основания, имена и годы жизни всех священников. Добавил опровержение написанному в своей первой книге о том, откуда в их село перевезли церковь. «Старики рассказывали, что церковь построили в Шанталах (село в Шанталинском районе) и везли оттуда за 34 километра. Я так и написал. А оказалось, что Шанталы-то не те! Везли ее из Степных Шанталов в Кошкинском районе, это намного дальше!»

«В 2014 году церкви было сто лет, — рассказывает Разеев. — Я к этой дате старался издать первую книгу. Помню, газета “Волжская Коммуна” писала про нашу церковь, что ее называют ворованной. Я все думал: почему? Оказывается, потому, что ее сначала в другом месте хотели построить. В репрессивные тридцатые церковь закрыли (все документы у меня есть!) в связи с якобы неухоженностью. А потом началась кампания по уничтожению церквей. В одном месте церковь под клуб перестроили, где-то снесли. В нашем селе проводили собрание за закрытие церкви. Ну там как? Спрашивают: “Кто против?” Попробуй руку не поднять! У меня есть документ с росписью жителей за закрытие церкви, и там есть подпись моего отца...

В 1937 году церковь постановили отдать под клуб (у меня смета есть, сколько гвоздей надо, воды, извести, чтобы переделать здание). И когда приехали ломать. У нас рядом там амбары колхозные были, соломой крытые, и народ говорит: “Зачем ломать, давайте под зернохранилище отдадим!” А еще рассказывают, что женщина с грудным ребенком зашла в церковь и сказала: “Ломайте, но вместе со мной!” В итоге к народу прислушались и оставили церковь. До 1947 года она была зернохранилищем, потом ее открыли заново. У меня все есть в документах! Так церковь и сохранилась, единственная на районе».

Все, что Лукич нашел в архивах о церкви, отдал батюшке. Предложил при входе в церковь сделать стенд с ее историей. Батюшка, по его словам, документы взял, скопировал, но стенд так и не поставил. А когда вышла первая книга по рассказам старожилов, отец Олег вернул ее Лукичу со словами: «Я ее принять не могу, такое писать нельзя!»

«Это все из-за информации о предыдущем батюшке, отце Владимире, который был уволен за пьянство. Я про это написал, а батюшка говорит: “Зачем ты про это пишешь? Не надо про такое писать!” Все село об этом знает, а писать не надо, все в розовом цвете должно быть!»

Александр Лукич приставляет табуретку к шкафу и достает свои черновики — то, что он переписывал в архивах. Тетради испещрены мелким ровным почерком: схемы, таблицы, фамилии, справки, письма, клятва землемера, нарисованная от руки карта села с домами... Среди бумаг — жалоба жителей села на отца Владимира девяностых годов.

«Вот здесь подробно написано, почему жители настаивают на снятии его с должности», — разворачивает Лукич посеревший от времени листок и читает вслух.

«Вот из-за этой информации батюшка и был недоволен. Я в предыдущей книжке потом вычеркнул все, замазал. А в нынешней просто написал, что его “за неблаговидные деяния убрали, и он уехал в Сибирь”. Эту книгу я батюшке не стал дарить. Раз не нравится, что я пишу, что ж. А этот отец Владимир, когда его отстранили отсюда, все церковные документы, все архивы сжег от злости.

А нынешний батюшка с 2000 года служит тут, он молодец».

«ВНУКИ НЕ ВЕРЯТ, ЧТО У МЕНЯ НЕ БЫЛО ШТАНОВ»

Положив руки на свою книгу как на Библию, Александр Лукич делится идеей: «Подумываю написать книгу о своей жизни. Для внуков своих. Потому что во многие наши с женой рассказы дети не верят. Вот как мы голодали в войну. Мой отец погиб еще до моего рождения. Я про него только знаю, что он валенки валял, ездил по деревням. Был женат на Вере из Малого Микушкина. И вот в который раз жена дома осталась,