Царь Давид - Петр Люкимсон

У историков эта деталь вызывает сомнение, и не исключено, что под «шестью шагами» следует понимать фигуральное выражение, но в любом случае ясно, что жертв в тот день было принесено великое множество.

Сам царь облекся в простой белый эфод[62] рядового священника-коэна на том основании, что, хотя и не принадлежал к касте священников, имел в силу своего статуса право участвовать в жертвоприношении. Однако выбор этой униформы был, безусловно, не случаен — ею Давид хотел подчеркнуть, что видит себя лишь одним из рядовых служителей Бога, ничем не выделяющимся среди остальных и ни в коем случае не посягающим на авторитет первосвященника или пророков. В этом эфоде царь шел посреди толпы народа и самозабвенно пел и плясал вместе со всеми. Время от времени в толпе трубили в шофар — бараний рог, звуки которого, согласно еврейской традиции, имеют сакральное значение и призваны вселить в сердца людей священный трепет.

Жителю современного Израиля эти страницы Библии, безусловно, напомнят знакомую картину: именно так, в сопровождении огромной толпы, с пением и плясками вносится обычно в синагогу новый свиток Торы — написанный на пергаменте текст Пятикнижия, предназначенный для чтения в синагоге со специальной кафедры. Через каждые 15–20 метров эта толпа останавливается, чтобы несущий свиток Торы передал эту честь другому участнику праздника.

Охваченный восторгом Давид сложил в эти мгновения вдохновенный 105-й [104-й] псалом:

«Благодарите Господа, взывайте к Его имени, возвещайте среди народов Его деяния. Пойте Ему, воспевайте Его, рассказывайте обо всех Его чудесах! Гордитесь Его святым Именем, пусть веселится сердце ищущих Господа…» (Пс. 105 [104]: 1–3).

Традиция утверждает, что с тех пор этот псалом во все дни жизни Давида левиты ежедневно исполняли перед Ковчегом Завета. Однако, на взгляд автора этой книги, еще более прекрасен написанный (опять-таки согласно традиционной еврейской точке зрения) в тот же день 106-й [105-й] псалом, и, чтобы читатель ощутил его самобытность, я решился привести транслитерацию его оригинала:

Алиллуйя!

Оду ле-Адонай, ки тов —

Ки ле-олям хасдо!

Ми йималель гвурот Адонай,

Ишмиа коль тэилато?!

Ашрей шомрей мишпат,

Осэ цдака ле-холь эт…

Эти строки довольно легко и красиво ложатся на музыку. А вот как они звучат в подстрочном переводе:

«Славьте Господа! Благодарите Господа, ибо он добр — ведь Его благоволение вечно. Кто сможет выразить могущество Господа, возвестить всю его славу?! Счастливы соблюдающие закон, свершающие милосердие во всякое время…» (Пс. 106 [105]: 1–3).

…Наконец, когда Ковчег был внесен в Иерусалим и установлен в предназначенном для него месте, возле него были снова вознесены обильные жертвы, мясо которых тут же было приготовлено для грандиозного пира, на котором нашлось место и угощение для каждого:

«А когда закончил Давид возносить всесожжения и мирные жертвы, то благословил он народ именем Господа Цеваота. И роздал он всему народу, всему множеству исраэльтян, как мужчинам, так и женщинам, каждому по одному хлебу и по одному куску мяса, и по одному пирогу с изюмом; и пошел весь народ по домам своим».

Мы не знаем, сколько именно человек принимало участие в этом народном празднике, однако не думается, что речь идет о десятках тысячах — с учетом того, что вся территория Иерусалима составляла тогда не больше шестисот соток, а его население — чуть больше тысячи человек. В то же время до десяти тысяч человек вполне могли собраться в тот день в городе, и если учесть, сколько жертвенных животных было забито до того, как установили Ковчег, то каждому из них мог достаться кусок мяса.

В тот день произошло еще одно, может быть, не очень важное для истории, но достаточно значимое для семейной жизни Давида и позволяющее лучше понять саму суть его личности событие. Первая жена Давида Мелхола, увидев, как тот, в простой одежде, забыв обо всем на свете, отплясывает и распевает песни наряду с простыми пастухами и крестьянами, да и просто нищими, решившими принять участие в этой церемонии ради того же куска мяса, посчитала, что подобное поведение не подобает царю и унижает его царское достоинство. Особенно не понравилось Мелхоле, говорит предание, что во время танца Давид кувыркался, вскидывал ноги, и на нем то и дело задиралась одежда, обнажая тело, что считалось крайне нескромным и неприличным.

И когда Давид, все еще возбужденный от пережитой мистерии, довольный тем, что праздник удался, вернулся домой, Мелхола не преминула высказать ему это свое мнение. Это было ее роковой ошибкой — она еще раз показала Давиду, что не понимает его, не в состоянии оценить грандиозных планов и замыслов мужа, и окончательный разрыв между ними стал неизбежен.

Авторы Библии явно не симпатизируют Мелхоле и не скупятся на резкие слова, описывая эту историю:

«И было, когда Ковчег Господень входил в город Давида, Михал, дочь Шаула, глядела в окно и, увидев царя Давида, скачущего и пляшущего перед Господом, презрела его в сердце своем… И когда возвратился Давид, чтобы благословить дом свой, вышла Михал, дочь Шаула и сказала: сколь почитаем был ныне царь Исраэля, когда выставлял себя сегодня перед глазами рабынь и рабов своих, как выставляет себя напоказ какой-ни-будь пустой человек!..» (II Сам. 6:16, 6:20).

Но если в Библии речь Мелхолы полна унизительного сарказма, который действительно мог глубоко оскорбить Давида и навсегда оттолкнуть его от Мелхолы, то Иосиф Флавий, основываясь на других древних источниках, рисует эту сцену в несколько иных тонах. С его точки зрения, царицей двигало ни в коем случае не презрение, а любовь к Давиду и забота о его царском достоинстве — так, как она его понимала, разумеется:

«Тут пришла к нему жена его Михала, дочь царя Саула, поздравила его и пожелала ему удачи и счастья во всем, чего бы ни дал ему всемилостивый Господь Бог, но при этом стала упрекать Давида в том, что он, такой могущественный царь, неприлично плясал и обнажался при этом перед толпой рабов и рабынь»[63].

Библия утверждает, что Всевышний жестоко наказал Мелхолу за эти упреки: «И не было детей у Михал, дочери Шаула, до дня смерти ее» (2, 6:23). Разумеется, легче всего понять эту фразу так, что Давид с того дня окончательно отдалился от Мелхолы, и вследствие этого она осталась бездетной до конца своих дней. Напомним, что выше уже приводилась версия о том, что Михала была нужна Давиду лишь как подтверждение его связи с династией Саула и права на трон, но так как она была какое-то время женой Фалтия, то Давид считал супружескую близость с ней более невозможной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});