История России с древнейших времен. Том 17. Царствование Петра I Алексеевича. 1722–1725 гг. - Сергей Соловьев

Остерман в особом письме писал: «Шведские министры ясно дают знать, что им с другой какой-то стороны, противной этому миру, делаются многие предложения, но что король больше склонен к миру с царским величеством. По поступкам Гёрца видно, что он не донес королю об условиях, а просто объявил, что надеется получить полезный отдельный мир с Россиею. Между тем мы под рукою делаем шведским министрам внушения, которые могут быть полезны. Мы подлинно знаем, что дело это, мимо министров, ведется самим королем, для чего находится здесь генерал-адъютант барон Шпар, ведущий переписку прямо с королем. Мы стараемся его ласкать и делать ему всякие приличные внушения. Говорил мне партикулярно барон Гёрц, что у него нет в Швеции ни одного друга, что шведы подали королю пространную записку против мира с Россиею, но он, Гёрц, опроверг ее, что король склонен к миру, но камнем преткновения служит Ревель, ибо, уступив его, шведы будут считать себя рабами, зависящими от произвола царского. Мне кажется, что они охотнее пожертвуют Лифляндиею, чем Ревелем, ибо и Гёрц и Гиллемборг редко говорят о Лифляндии. Гёрц часто упоминает слово эквивалент, это мне подает надежду, что если бы мы могли их обеспечить эквивалентом в другом месте, то можно было бы заключить с ними добрый мир; по моему мнению, это единственное для нас средство. Обстоятельства нам благоприятствуют: король хочет с нами мира, заключив который будет искать в другом месте себе вознаграждения; оба находящиеся здесь уполномоченные из собственных выгод будут делать все на свете, чтоб утвердить короля в таком намерении; оба питают злобу к Англии, все их намерения клонятся к тому, чтоб по заключении мира с Россиею всеми силами напасть на короля английского».

Головкин и Шафиров на все эти донесения отвечали: «Вы хорошо делаете, что больше не упрекаете Гёрца в его запирательстве насчет сообщенных ему условий: не нужно его озлоблять. Объявите Гиллемборгу, что брат его, находящийся у нас в плену, освобождается без размена; старайтесь войти в дружбу и конфиденцию с Шпаром; дайте ему из отправленных к вам червонных, соболей и камок сколько заблагорассудите, дайте и Гиллемборгу; можете обещать знатные дачи, хотя такую же сумму, как и Гёрцу, обещаете: царское величество даст, только б мир заключен был по его желанию». Царь писал Остерману: «Гёрц упоминал об эквиваленте – можете от себя объявить, что у нас таких мест не обретается, которые мы могли бы дать им в эквивалент; а если они разумеют другие страны, то пусть объявят ясно; приводите их к тому, чтоб они сами объявили; если же нельзя, то можете завести речь от себя, что по озлоблению, которое король английский нанес обеим сторонам, всего лучше искать вознаграждения из его земель, сверх возвращения Бремена и Вердена, и что, по вашему мнению, мы не откажемся помочь им в этом. Если станут вам говорить что-нибудь явно о претенденте, требуя ему помощи, то можете сказать, что мы и в том, по вашему мнению, помочь им не откажемся, и можно будет внести в договор об этом особую статью». По поводу претендента Шафиров дал знать Остерману 9 июня: «На сих днях прибыл сюда нарочно от претендента некоторый человек, с которым я имел разговор у генерала Ягужинского. Объявил он мне, что был в Швеции, где имел долгие разговоры с бароном Гёрцем, который объявил ему, что они, шведы, в пользу претендента хотели сделать высадку в Англию прежде заключения мира с Россиею, но он, Гёрц, им это отсоветовал, представляя, что это гораздо удобнее сделать по заключении мира, в противном случае царь мог бы помешать предприятию какою-нибудь диверсиею в их земле; а по заключении мира, может быть, сам царь им в том поможет. Гёрц, разговаривая с ним об условиях мира с Россиею, объявил, что царю нельзя заключить мира без Ревеля и Ливонии, с чем согласен и он, Гёрц, который получил от короля инструкцию заключить мир во что бы то ни стало, хотя бы с уступкою всего, чтоб шведам можно было исполнить свое намерение в пользу претендента».

Между тем на конференции, бывшей 2 июня, Гёрц объявил, что Ревель не может остаться за Россиею и если царское величество на это согласится, то можно найти способы обеспечить с этой стороны безопасность России. «Какие это способы?» – спросили русские министры. «Мне нужно ехать к королю для получения его последнего решения», – отвечал Гёрц, причем дал слово, что возвратится в три недели, и просил, чтоб и русские министры в это время постарались получить от своего двора последние условия. На другой день Остерман послал царю особое письмо: «С самого начала конгресса я старался войти с бароном Гёрцем в конфиденцию и фамилиарную дружбу, в чем был не без успеха, применяясь к его нраву и великой амбиции. Барон истинную склонность имеет к заключению мира как для своих собственных выгод, так и по своей собственной злобе на других. Но в деле заключения мира он имеет против себя всех шведов вообще как потому, что шведы завидуют положению, полученному у них иностранцем, так и по другим побуждениям: они лучше хотят, чтоб король потерял все свои провинции в Германии, чем уступил что-нибудь России на здешней стороне; они рассуждают, что от германских провинций Швеция не получает никаких выгод, только тратит множество денег и должна быть всегда готова вступить из-за них в войну; тогда как из провинций, завоеванных теперь русскими, она получает большие доходы и безопасность со стороны России. Барон Гёрц мне несколько раз объявлял, что если, ваше величество, Ревель уступить не изволите, то очень трудно будет короля склонить к миру; и был он много дней очень печален и откровенно признался мне, что неуспех в заключении мира будет ему очень тяжек. Я ему представлял, что шведскому королю никогда нельзя будет возвратить войною потерянные провинции, а царское величество на других условиях мира не заключит, и если он, Гёрц, поможет заключению мира, то я обещаю стараться, чтоб царское величество не был против короля, когда тот станет вознаграждать себя в другой стороне. Барон Гёрц это предложение мое откинул далеко и сказал, что король за такие провинции никакого вознаграждения получить не может, ибо это крепости королевства Шведского, и если их уступить, то Швеция всегда будет в воле царской. Я ему сказал на это, что провинции уже потеряны для Швеции, они за вашим величеством; королю остается одно: сделать так, чтоб дружба вашего величества послужила ему вместо этих так называемых крепостей. Потом мы имели с ним пространные разговоры о вознаграждении, которое может получить король в другом месте. Он меня спросил, может ли он по моему предложению начать дело у короля? И я, взявши с него честное слово, что об этом, кроме его и короля, никто не узнает, объявил, что может. Тогда Герц сказал мне, что чрез переписку этого дела вести нельзя, надобно ему самому ехать к королю. Будучи убежден, что ничто не может так способствовать делу, как пребывание самого Гёрца при короле, я не только его не отвращал, но и побуждал ехать; согласились, чтоб Гёрц ехал при первом попутном ветре, и, чтоб никто не мог узнать причины отъезду, уговорились на другой день иметь конференцию и в ней говорить то самое, что вашему величеству известно из общего нашего донесения. Гёрц говорил также о герцоге мекленбургском, чтоб его куда-нибудь перевесть в другое владение, и дал знать, что имеет в виду Лифляндию; но я ему сказал, что этому невозможно статься и надобно им о чем-нибудь другом думать. Говорил о короле польском, будто хочет корону польскую сделать наследственною в своем доме, на что король шведский никак согласиться не может; Гёрц дал знать, что его король по смерти Августа хочет видеть Лещинского на польском престоле; я ему отвечал, что, сколько знаю интересы вашего величества, для России, да и для других держав не нужно, чтоб корона польская стала наследственною; о Лещинском же я смолчал, будто не понял Гёрцева намека. Перед отъездом Гёрц просил меня обнадежить ваше величество, что он будет делать все возможное, дабы заслужить милость вашего величества; а я ему сказал, что он может надеяться на самую лучшую соболью шубу, какая только есть в России, и что до ста тысяч ефимков будет к его услугам, если наши дела счастливо окончатся».

9 июля возвратился Гёрц и на конференции объявил, что король не иначе может согласиться на уступку Ревеля, как если получит эквивалент, на конференции русские министры никак не могли от него добиться, какой именно эквивалент хочет получить Карл XII; но потом в частном разговоре Гёрц дал явственно знать, что король хочет получить эквивалент из датских владений и желает, чтоб царь ему в том помог. Гёрц дал также понять, что король желает восстановления Станислава Лещинского на польском престоле и что это должно быть одним из главных условий мирного договора. Из Гёрцевых слов было видно, что Лифляндия и Эстляндия будут бесспорно уступлены России, но о Выборге будет еще спор. Брюс и Остерман прямо объявили шведским министрам, чтоб они и не думали о возвращении Выборга, потому что этот город от Петербурга в близком расстоянии и царское величество в своей резиденции никогда безопасен быть не может, если Выборг будет за Швециею. Вне конференции Гёрц сообщил Остерману следующую записку: «Если Швеция такими великими уступками со своей стороны будет способствовать приращению сил России, то и Швеция должна получить такие приращения, которые бы уравновесили силы обеих держав. Для этого нужно, во-1), границы финляндские с сухопутной стороны так определить, чтоб Швеция с этой стороны была совершенно безопасна. 2) Надобно вести дело так, чтобы важнейшие державы в Европе не имели причин ему противиться, и потому относительно возвращения Бремена и Вердена король шведский не будет требовать помощи царского величества; если же король английский кроме этого пункта будет противиться исполнению общего плана, то Россия и Швеция будут действовать против него сообща. 3) Швеция не может уступить Пруссии что-нибудь из своего, и потому надобно придумать, как бы доставить ей от Польши Эльбинг и Вармию; король прусский будет этим очень доволен, особенно когда увидит мир между Россиею и Швециею, увидит, что и Англия вышла из игры. 4) Что касается Польши, то по взгляду политическому шведский интерес требует удержать на польском престоле короля Августа и помочь ему утвердить наследственность в доме саксонском, ибо Швеция и Польша имеют одинакий интерес приводить себя в безопасность с русской стороны. По тому же самому политическому взгляду, наоборот, царское величество должен стараться восстановить на польском престоле Станислава Лещинского, человека не царской крови и потому не могущего найти помощь вне Польши; король же Август будет непременно стараться о том, чтоб его сын и наследник по курфюршеству был назначен и наследником короны польской. Но у шведского короля то, что честно, всегда берет верх над тем, что полезно, и потому он будет восстановлять на польском престоле Станислава, причем царское величество не имеет никаких причин отказать ему в помощи. 5) Дания есть единственный неприятель, от которого Швеция может получить себе вознаграждение, и это вознаграждение должно быть получено соединенными силами России и Швеции. 6) По заключении мира с Россиею и королем английским у Швеции за морем останется одна Померания, что недостаточно и небезопасно, поэтому надобно подумать о переселении; герцогу мекленбургскому надобно отыскать такой эквивалент, который бы заставил его добровольно уступить свои мекленбургские земли Швеции: герцог согласится охотно на переселение по причине вражды с своим дворянством и ненависти, какую он навлек на себя этою враждою; положение его очень дурно; он подвергается большой опасности, как скоро царское величество лишит его своего покровительства. Исполнение плана должно состоять в следующих пунктах: 1) мир между Россиею и Швециею не должен быть объявляем и под рукою не давать об нем знать до тех пор, пока весь план не придет в исполнение. 2) Чтоб немедленно по заключении мира положенные возвращения и уступки с обеих сторон были сделаны. 3) Зимою кончить переговоры с прусским двором. 4) Весною, как можно ранее, русская осьмидесятитысячная армия должна двинуться в Польшу под предлогом восстановления всюду северного мира. 5) Король в это время велит перевести сорокатысячную армию в Мекленбург, чему царское величество способствует своими воинскими и транспортными судами. 6) Из осьмидесяти тысяч русского войска, имеющего вступить в Польшу, 20000 человек будут отправлены в Мекленбург для соединения с шведскою армиею, причем получат хлеб и фураж от короля; сверх того, царское величество склонит герцога мекленбургского присоединить и его войска. 7) Король с этою армиею пойдет в Голштинию, чтоб оттуда проникнуть в Данию; в то же время другая шведская армия в 40000 человек будет действовать против Норвегии. 8) В Польше царское величество не будет производить никаких неприятельских действий, только будет требовать от нее пропитания войскам, и во время действий против Дании у Швеции с королем Августом могут производиться мирные переговоры; а когда с Даниею дела окончатся, то останутся одни польские дела, которые легко будет покончить: поляки, желающие видеть на престоле своем природного государя, будут рады избавиться от воинских тягостей и беспокойств; с другой стороны, король Август не захочет видеть в другой раз шведского короля в Саксонии с сильною армиею. 9) Тут же и интересы герцога мекленбургского могут быть определены. 10) Когда таким образом мир на севере восстановлен будет, тогда можно смотреть, как бы и другие державы в ту же систему привести. Больших затруднений тут не будет, ибо не скоро сыщется такая держава, которая б не согласилась быть в дружбе и союзе с двумя государствами, могущими выставить в поле 200000 войска.