Жизнь моя - Мишель Пейвер

от Армани. Сразу же по возвращении из церкви она поднялась к себе и переоделась, презрев увещевания Джулиана прилечь ненадолго.

Она никогда не ложилась днем. Патрик удивлялся: когда она спит? Ее жизнь состояла из сплошных задач. Когда они с Джулианом предлагали ей свою помощь, она отвечала им слабой лунатической улыбкой и возвращалась к работе, как будто ничего не слышала.

Едва увидев, что лежит в ее ладони, он узнал вещь, и его начало мутить.

Это была та самая римская монета, которую она подарила Майлзу, когда он поступил в Оксфорд. Великолепный серебряный динарий, с профилем Константина на одной стороне и с рассекающей волны триремой, на другой. Майлз с гордостью держал его на своем столе — он любил подобные «интеллектуальные» штучки. И, хотя он никогда не говорил об этом, он был явно польщен тем, что мать посчитала его способным оценить подарок.

Однажды они с Патриком перевели надпись по краю монеты: «Fel. Тетр. Reparatio» — «Возврат к более счастливым временам». Эта надпись привела Патрика в ужас. Возможно, Дебра не знала латыни. Или она никогда не изучала монету достаточно внимательно, чтобы обратить внимание на надпись.

Он откашлялся.

— Я прошу прощения. Я не могу это принять.

— Пожалуйста. Я настаиваю.

— Нет, извините, нет.

— Я хочу, чтобы она была вашей. — Она замолчала, и он заметил, как напряглись мускулы вокруг ее челюсти. — За то, что вы сказали на следствии. Вы заступились за него. Вы сказали им всем, что он не был вором.

Патрик опустил взгляд на монету, лежащую в ее ладони. Felix temporum reparatio. Возврат к более счастливым временам.

Возьми этот волшебный талисман, промолвила колдунья, и ты станешь моим избранником, а я дам тебе несметные богатства…

Если бы сейчас его видела Антония, какой был бы повод сказать: я ведь тебе говорила! Приемному сыну предлагают награду за ложь сквозь зубы. За отказ от нее.

Он перевел взгляд на лицо Дебры.

Кожа вокруг ее глаз собралась в складки, даже помада исчезла в маленьких сливового цвета складках. Она не была ни злой колдуньей, ни приемной матерью. Она была хрупкой женщиной, чей щит озлобленности не был достаточно крепок, чтобы скрыть ее боль.

Она выглядела изможденной. Наверное, в качестве отдыха она играла в игру «если»: если бы я проводила с ним больше времени, если бы я лучше знала его, если бы… если бы… если бы…

Хорошо, пусть, подумал Патрик. С этого момента пусть так и будет. Ты не можешь ничего изменить. Ты не можешь вернуться назад и начать все сначала. Майлз мертв. Тебе придется с этим жить.

Он взял монету у Дебры из рук и почувствовал обжигающую тяжесть металла, легшего в его ладонь.

— Спасибо, Дебра, — сказал он.

* * *

В день похорон, в шесть вечера, Антония закончила вычищать свою комнату в Верхнем Миссендене.

Она снесла большую картонку с бумагами вниз, к устройству для сжигания отходов за грядкой ревеня, прихватив коробок спичек, банку «Bar-B-Blaze», и половину бутылки «Пино Гри», из которой она выпила в память Майлза, в тот момент, когда должна была начаться служба.

Она собиралась разжечь огонь, гадая, где обронила спички, когда над грядкой ревеня возникло лицо ее матери.

Миссис Хант заметила бутылку в руке дочери, но промолчала.

— Ты все еще дуешься из-за того, что сказала твоя сестра?

Антония одарила ее нервной усмешкой.

— Конечно же, нет! В последний раз Каролина докопалась до меня, когда мне было восемь!

— Это хорошо. Потому что, когда ты закончишь поджигать грядки с овощами, мне понадобится твоя помощь. Твой племянник ведет себя отвратительно, хуже чем обычно даже по его меркам. А ты — единственная, кого он слушается.

— Это потому, — ответила Антония, делая очередной глоток из бутылки, — что я иногда поколачиваю его.

— Что ж, пожалуйста, не стесняйся, ты нас очень выручишь. И приходи побыстрее.

— Буду через минуту.

Ее сестра приехала без предупреждения со своими тремя непослушными и приставучими детьми немного старше пяти. «Стихийное бедствие», — пробормотала миссис Хант с фаталистическим пожатием плеч и начала рыться в морозильнике.

В это время в кухню явилась Каролина и начала выговаривать Антонии, что та должна присутствовать на похоронах, дабы «поставить точку в отношениях с Майлзом».

— Ты должна поработать над решением проблемы, Тони. Оно не придет без борьбы.

За ее спиной Антония скроила рожицу своей старшей племяннице и поднесла два пальца к горлу, что принесло бы обеим много проблем, обернись Каролина в этот момент.

Каролина ошибалась. Появление на похоронах ничего бы не дало, кроме открытого объяснения с Деброй Пасмор. Это действительно не могло бы принести «решения», что бы, черт возьми, под этим ни подразумевалось. Хотя она должна была признать, что это звучит мило. Решение. В этом есть какая-то гладкость. Как сахар, тающий в горячей воде.

— Все-таки, — бормотала она, шаря в траве в поисках спичек, — чертовски скоро для этого, я думаю. — Она не хотела примирения с Майлзом. Ей хотелось придушить его за то, что он втянул ее в это дерьмо.

Бедный, эгоистичный, ненадежный, глупый Майлз. Теперь у нее никогда не будет возможности спросить его, почему он считал необходимым встречаться с Нериссой за ее спиной, вместо того чтобы просто прийти и рассказать ей об этом. Она и вполовину так не переживала бы, как ему казалось, потому что она никогда не испытывала по отношению к нему и половины тех чувств, которые она испытывает, — простите, испытывала! — к Патрику.

Бедный Майлз! Если б он только знал. А может быть, лучше, что он не знал? Боже, все это такая путаница!

Она сделала еще один глоток из бутылки.

— Нет, — рассудительно обратилась она к ревеневой грядке. — Если Каролина желает видеть завершение труда, то ей надо выйти и принять этот груз. Финальная стадия переделки Антонии Хант. Стадия первая: вытряхнуть все вещи из платяного шкафа и сдать на хранение в Оксфэм. Стадия вторая: написать елейное письмо Урии Гиппа — этому ассистенту профессора Как-Его-Там, нижайше принимая предложение работы. Стадия третья: грандиозный финал. Отнести в сад все это Кассиево дерьмо, добавить горючего и — фьююю! Отрегулировать желаемую температуру, чтобы истребить все полностью.

Она перевернула коробку вверх дном над устройством для сжигания отходов: туда посыпались книги и бумаги. Первым полетел знаменитый Кассиев манускрипт, включая все копии и дискеты; затем ее коллекция «Стихотворений», во всех известных в Англии переводах: двенадцать томов — плод многолетний поисков в букинистических лавках.

Сожги их. Сожги всю эту чертову кучу.

Пламя ее обрадовало. Было бы приятно