Шотландия: Путешествия по Британии - Генри Мортон

Вокруг стоят леса в осеннем разноцветье: кусты рябины окрасились в малиновый цвет, каштаны выделяются светлым золотом на желтовато-коричневом фоне засохшего папоротника. А позади них серебрятся последним вереском холмы.

Внутри крепости я заметил великолепную пушку, вполне достойную того, чтобы быть выставленной в музее, а не валяться забытой под стеной полуразрушенного замка.

— Эта пушка осталась от Непобедимой армады, — сообщил мне молодой человек, у которого хранились ключи от Данстаффнэйджа. — Ее подняли со дна залива Тобермори, но, похоже, никому нет до нее дела…

На пушке с трудом можно было разобрать имя человека, который его изготовил: Асуэр Костер из Амстердама.

Величайшая легенда Данстаффнэйджа связана с знаменитым Коронационным камнем (он же Камень судьбы), который в настоящее время хранится в Вестминстерском аббатстве под сидением деревянного трона. Того самого, на котором десятки английских школьников при помощи перочинных ножиков увековечили свои имена. В прошлом на этом камне короновались все ирландские монархи. Согласно преданию, библейский персонаж Иаков использовал камень в качестве подушки во время своих странствий по равнинам Луца.

Когда скотты перебрались из Ирландии в Каледонию, они перевезли камень с собой — сначала на остров Айона, а затем в Данстаффнэйдж, который в то время был столицей королевства Дал Риады. Впоследствии столица переместилась в Скун, соответственно, и Камень судьбы оказался в этом городе (посему его часто называют Скунским камнем). Здесь он находился с 850 по 1297 год, когда английский король Эдуард I захватил камень и в числе прочих военных трофеев перевез в Вестминстерское аббатство.

С замком Данстаффнэйдж связан еще один исторический эпизод. В 1746 году сюда прибыло судно с Внешних островов, на борту его находилась молодая женщина по имени Флора Макдональд. Даму эту везли в Лондон, дабы допросить по делу Молодого, или Младшего, Претендента. В вину ей вменялось содействие побегу Чарльза Эдуарда после поражения при Куллодене. В качестве государственной преступницы Флора Макдональд провела десять дней в Данстаффнэйдже…

В роще неподалеку от замка я набрел на старое полуразрушенное кладбище. Обычное сельское кладбище, каких немало в Шотландии: могилы густо заросли кустарником и сорной травой, надгробия растрескались и покосились, стены склепов покрыты зеленеющим мхом, а дорожки между ними затянуты осенней паутиной. Тишина нарушалась лишь шепотом листвы да одинокой песней малиновки, которая то взлетала до самых высоких нот, то почти затихала в неподвижном воздухе.

Подобные места повергают меня в состояние светлой меланхолии. Будь я свободным от всяких дел человеком, то отправился бы бродить по Шотландии. Подобно старине Смерти в краю ковенантеров, я бы ухаживал за старыми могилами, поправлял покосившиеся надгробия и очищал их от наросшего мха.

12

Я повстречался с ним на судне, которое ранним вечером вышло из обанской гавани и направилось в сторону Малла. Моими попутчиками были в основном фермеры и перегонщики скота, возвращавшиеся с ярмарки. Они везли с собой различную поклажу, включая спеленатого и засунутого в мешок теленка. Несчастное животное смотрело на всех влажными темными глазами и напоминало юную ассистентку фокусника, которая позволяет связать себя на глазах у всей толпы.

Невысокий худощавый мужчина привлек мое внимание, поскольку смотрелся совершенно неожиданной фигурой на борту лодки, совершающей плавание на Гебриды.

У него был такой вид, словно еще сегодня утром он разгуливал по Чипсайду. Могло показаться, будто некий могущественный ураган подхватил его где-то на Куин-Виктория-стрит и аккуратно перенес на палубу нашего судна. Короче, он выглядел как стопроцентный коренной лондонец. Когда он шел по палубе, у меня в ушах явственно стоял стук садовой калитки. Вот он остановился у поручней и устремил взор на далекие холмы, смутно темневшие на горизонте. Забавно, но даже эти холмы — благодаря визуальному соседству с его тщедушной фигуркой — теряли свои неясные очертания и превращались в нечто, подозрительно смахивавшее на собор Святого Павла.

Меня совсем не прельщала перспектива более близкого знакомства. Я опасался, что он окажется болтливым умником — из тех, кто охотно берется вас просвещать относительно всего на свете, от почтовых марок до сортов садовых георгинов.

Наш пароходик миновал Керреру и теперь направлялся к Маллу. Несколько чаек неотвязно следовали за нами, то и дело мелькая на фоне закатного неба. Вдалеке по-прежнему маячили лиловые холмы, погруженные в вечернее безмолвие. Сквозь деловитое гудение двигателя доносились голоса матросов, они шутили и о чем-то переговаривались по-гэльски.

Итак, мы следовали своим курсом к Западным островам — почти на край света.

— Какая красота, — проговорил маленький человечек, выколачивая трубку о борт парохода.

Взглянув на него искоса, я обнаружил, что мужчина разглядывает закат, догорающий над замком Дуарт. Море казалось блестящей полосой серебра, которая шевелилась и подрагивала, словно миллион живых рыбок. Я чувствовал себя под действием гипнотической магии этой дикой местности. Она сулила долгие и приятные прогулки по далеким холмам и уединенным долинам, располагала к тихому созерцанию, миру и покою. Светская беседа со случайным попутчиком никак не вписывалась в мои планы, поэтому я промолчал. Однако мужчина проявил настойчивость.

— Я говорю: красота-то какая, — повторил он, откашлявшись.

Вначале я намеревался более или менее вежливо отделаться от нежелательного собеседника. Но затем я присмотрелся к нему внимательнее и почувствовал неожиданный прилив симпатии.

— Вы сами живете здесь, в Шотландии? — поинтересовался он.

— Нет.

— И я нет, — просто сказал он.

— Вы, наверное, из Лондона?

— Откуда вы знаете? — удивился мужчина.

— О, просто догадался. Интуиция, знаете ли.

— Вы ведь знаете Брикстон, да? Как интересно… Рад познакомиться. Так забавно стоять здесь и вспоминать о третьем номере автобуса… ну, том, что ходит мимо ратуши, мимо Тулс-Хилл — вы же знаете Тулс-Хилл? — и мимо Херн-Хилл, по Крокстед-роуд. Вам знакома эта часть города? Терлоу-парк-роуд, Дулвич… Милый райончик. Я всегда говорил, что это самая приятная часть города. Но как странно думать обо всем этом здесь! Вы понимаете, о чем я?

— Полагаю, что да.

Закат окрасил небо над Бен-Мором в багрово-золотые тона.

Я вновь задался вопросом: что такой парень, как этот славный лондонец, делает на полпути к Гебридам? Каким ветром его занесло в эту глушь? Впрочем, не важно. В настоящий момент я чувствовал себя слишком расслабленным и умиротворенным, чтобы проявлять любопытство.