Роботы Апокалипсиса - Дэниел Уилсон

— У нас общий враг.

— Три. Сегодня тебе не везет.

— Мы должны сражаться вместе.

— Два. На прошлой неделе вы, сволочи, убили моего брата. Ты не знал об этом, верно?

— Тебе больно.

— Один. Твое последнее слово?

— Тебе больно, значит, ты жив.

— Ноль, гад.

Щелк.

Ничего не происходит. Кормак отводит руку в сторону, и я замечаю, что в пистолете нет обоймы. Максвероятность говорит, что он с самого начала не собирался стрелять.

— Жив. Ты только что произнес волшебное слово. Вставай, — говорит он.

Люди такие непредсказуемые.

Я встаю, вытягиваясь во весь рост. Мое изящное семифутовое тело возвышается над людьми в чистом, морозном воздухе. Они чувствуют себя уязвимыми. Кормак не позволяет страху отразиться на лице, но я все вижу по их позам, по учащенному движению грудных клеток.

— Какого черта, Кормак? — спрашивает Лео. — Мы его не убьем?

— Поверь мне, я мечтаю его убить. Но он не лжет. И он очень силен.

— Он — робот и заслуживает смерти.

— Нет, — вступает Черра, — Кормак прав: робот хочет жить, возможно, так же сильно, как и мы. Там, на холме, мы поклялись, что сделаем все для уничтожения Архоса — даже если это причинит нам боль.

— Вот оно, наше преимущество — и я собираюсь им воспользоваться, — говорит Кормак. — Но если ты против, собирай вещички и топай в главный лагерь АСЛ. Они тебя примут, а я на тебя зла держать не буду.

Отряд молча ждет. Очевидно, что уходить никто не намерен. Кормак оглядывает всех, одного за другим, обмениваясь с ними информацией по какому-то тайному каналу. Я и не знал, что они могут передавать столько данных без помощи слов. Я отмечаю про себя, что машины — не единственный вид, представители которого могут делиться информацией молча, укутывая ее в код.

Не обращая на меня внимания, люди встают в круг, наклонив головы к центру. Кормак кладет руки на плечи двух людей, которые стоят ближе всего к нему. Затем остальные кладут руки на плечи других. Кормак обнажает зубы в безумной ухмылке.

— Черт побери, в отряде Умника будет робот! — восклицает он.

Остальные начинают улыбаться.

— Вы можете в это поверить? Думаете, Архос сможет предсказать, что у нас будет «Арбитр»?

Руки людей сплетаются; из круга поднимается горячее дыхание. Сейчас люди кажутся единым, многоруким организмом. Они снова издают этот повторяющийся звук. Смех. Люди обнимают друг друга и смеются.

Это так странно.

— Эх, побольше бы таких! — кричит Кормак.

Из человеческих легких вырывается рев, он разбивает тишину на части и каким-то образом заполняет пустоту пространства.

— Кормак, — каркаю я.

Люди оборачиваются ко мне; смех умолкает, улыбки быстро превращаются в озабоченные гримасы.

Я отдаю радиокоманду по направленному лучу. «Гоплит» и «Страж», мои товарищи. Они садятся и смахивают с себя грязь и снег. Никаких сюрпризов, никаких резких движений: роботы просто встают, как будто только что проснулись.

— Отряд Умника, — объявляю я, — познакомьтесь с отрядом свободнорожденных.

Поначалу люди и роботы относились друг к другу с подозрением, но уже через несколько дней привыкли. А к концу недели отряд Умника, взяв плазменные резаки, нарисовал отрядные татуировки на металлической плоти своих новых товарищей.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217

3

Они не постареют

«Мы — не только люди».

Кормак Уоллес

Новая война + 2 года и 8 месяцев

Настоящие ужасы Новой войны начались, когда Армия Серой Лошади подошла к оборонительному периметру Поля сбора разведданных «Рагнарек». Когда мы приблизились к убежищу Архоса, он применил последние, отчаянные меры, которые потрясли наших солдат до глубины души. Эти страшные бои были засняты самыми разными машинами. Здесь я привожу свои собственные воспоминания о последнем походе людей против роботов.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217

— Горизонт прыгает и кренится: мой танк-«паук» бредет по арктической равнине. Если прищурить глаза, можно представить себе, что ты на парусном корабле, который плывет к берегам ада.

Отряд свободнорожденных замыкает строй: роботы одеты в форму Армии Серой Лошади — издали они выглядят как обычные солдаты. Необходимая мера: сделать машину своим товарищем по оружию — это хорошо, но нужно еще и позаботиться о том, чтобы кто-нибудь из АСЛ не всадил твоему союзнику пулю в спину.

Вой танка, который ковыляет по колено в снегу, действует на меня успокаивающе. Звук ритмичный, хоть часы по нему проверяй. И я рад, что сейчас я наверху. Хреново быть на земле, когда в снегу притаилось столько злобной дряни.

Да еще и трупы — земля усеяна сотнями трупов иностранных солдат. Судя по форме, это в основном китайцы и русские. Ранения у них странные — тяжелые повреждения позвоночника. Некоторые, похоже, застрелили друг друга сами.

Глядя на торчащие из снега негнущиеся руки и ноги, я думаю, как мало мы знаем о том, что происходит в мире. Несколько месяцев назад здесь сражалась и погибла целая армия людей, а мы ничего о ней не знаем. Я пытаюсь угадать, кто из них был героем.

— Группа «Бета» идет слишком медленно. Притормозите, — слышен голос по рации.

— Понял, Матильда.

Вскоре после нашей встречи с Девятьсот вторым на связь со мной вышла Матильда Перес. Не знаю, что с ней сделали робы, но я рад, что она здесь, в моей рации, и указывает нам путь к цели. Приятно, когда в твоем наушнике лепечет детский голос. Здесь, в суровой глуши, он кажется частицей другого мира.

Я смотрю на чистое небо — где-то там, в вышине, за нами наблюдают спутники, а вместе с ними и маленькая мисс Матильда.

— Карл, жми сюда, — говорю я, прижавшись губами к микрофону, вшитому в меховой воротник куртки.

— Есть.

Через пару минут прибывает Карл на «ходуне». Облокотившись на огромный пулемет, прикрепленный к луке седла, он наклоняется вперед и вопросительно смотрит на меня. Комплект сенсоров Карл сдвинул на лоб, и под глазами у него темные круги, словно у енота.

— Группа «Бета» отстает. Подгони их.

— Не вопрос, сержант. Кстати, у тебя культяпперы на девять часов, в пятидесяти ярдах.

Я даже не смотрю в ту сторону, про которую он говорит. Без сенсоров я культяпперов не увижу: они спрятались в снегу и ждут тепла и вибрации шагов.

— Скоро вернусь, — говорит Карл, опуская на глаза визор. Улыбнувшись мне, он разворачивается и, словно страус, широкими шагами бежит по равнине. Согнувшись в седле, вглядывается в горизонт: все мы знаем, что приближается опасность.

— Черра, ты все слышала, — говорю я. — Давай жги.

Черра, стоящая рядом со мной, принимается поливать тундру из огнемета.

Пока что все спокойно, за весь день практически никаких событий. Сейчас на Аляске лето, и солнце зайдет еще только через пятнадцать часов. Около двадцати танков-«пауков» Армии Серой Лошади движутся шеренгой, растянувшись миль на восемь. За каждым танком идет строй солдат. Видны подобранные по пути экзоскелеты всех мастей — «бегуны», понтоны, транспорты, машины с тяжелым оружием и машины-«медики» с длинными, закругленными предплечьями для того, чтобы было удобнее поднимать раненых. Мы уже несколько часов бредем по пустой белой равнине, время от времени зачищая «островки» культяпперов. Но кто знает, что нас еще ждет.

Мне больно от одной мысли о том, каким экономным оказался Большой Роб. В начале войны он обратил против нас технику, которая облегчала нам жизнь. Но главным стало то, что Архос лишил нас тепла и позволил природе закончить дело. Изолировал наши города и заставил нас драться друг с другом из-за еды.

Черт, я сто лет уже не видел робота с пушкой — только «перфораторы», культяпперы и «танчики». Большой Роб построил столько разных мерзких тварей, чтобы искалечить нас — не истребить, но заставить держаться подальше. Последние четыре года Архос потратил на усовершенствование своих мышеловок.

Но даже мышей можно научить новым трюкам.

Я взвожу спусковой механизм пулемета и хлопаю по стволу ладонью, стряхивая с него иней. Автоматы и огнеметы позволяют нам выжить, но наше тайное оружие шагает в тридцати ярдах за «Гудини».

Отряд свободнорожденных — это совсем другая история. Большой Роб создал оружие, предназначенное для того, чтобы убивать людей. Оно вырывает из нас куски мяса, закапывается под кожу, заставляет трупы разговаривать. Роб обнаружил наши слабости и использовал их. Но иногда мне кажется, что его специализация зашла слишком далеко.

Ведь мы не только люди. В отряде есть солдаты, у которых изо рта не вырывается пар. Те, кто не дергается, когда к ним бегут культяпперы. Те, кто не устает после пятичасового марш-броска. Те, кто не отдыхает, не мигает, не говорит.