Тайна голландских изразцов - Дарья Дезомбре

– Я бы хотела заказать на завтра всю имеющуюся в архиве документацию по домам 30 и 32 по улице Чипсайд. Точнее, по тому, что было на их месте…

Дама подняла на нее глаза и понимающе улыбнулась:

– Вы, наверное, пишете реферат по Чипсайдскому кладу?

Андрей

– Послушай, – сказал Паше Андрей, стараясь говорить спокойным тоном, – ты не ошибся? Парень сжег себе пальцы еще до тюряги, лет пять назад минимум.

– Андрюша, – протянул Паша, – не учи ученого. Я никогда не ошибаюсь, а уж тем более в таком элементарном вопросе. Ожоги химические третьей степени, некроз ткани. Свежак.

– Ладно. – Андрей нащупал в кармане сигареты. – Прости за недоверие. И спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста, – проворчал Паша. – Про бутылку не забудь.

Положив трубку, Андрей вышел в курилку, где, к счастью, никого не оказалось. Ему нужно было подумать. Итак, у нас есть труп. Для чего нужно было сжигать ему кончики пальцев перед смертью? А для того же, для чего подкидывать все остальные улики: информацию о побеге, кондуит Гребнева… Чтобы еще раз доказать: это труп Славика. Тут и двух мнений быть не может. Каковы были шансы, что кто-то решит уточнить давность ожога, обозначенного в заключении? Нулевые. Потому что даже Андрей об этом узнал случайно. Интересуясь родинкой. Родинка – вот что не давало ему покоя. Если труп все-таки не пиромана, то откуда след от выведенной родинки между пальцами? Никто не знал об этой родинке, кроме Андрея, отыскавшего мальчишеский тайник в железной коробочке. И потому она была единственным реальным доказательством, что Николай Леонтьев и есть настоящий Станислав Сидюхин, пусть Андрею до сих пор не верилось, что такой, как Славик, способен покончить с собой. И еще: Андрей не мог забыть испуга, взметнувшегося в глазах Леонтьева, когда он сказал ему, что Гребнева сожгли. Этот испуг и недавно сожженные пальцы противоречили официальной версии, а вот родинка, напротив, идеально в нее вписывалась. Черт, черт, черт! Да когда же кончится эта история! Андрей затушил сигарету и решил сам заглянуть к программистам: ему в голову пришла еще одна мысль, но проверять ее вручную было бы непростительно долго. Саня-программист сосредоточенно сидел за компом и, судя по тому, как мгновенно он свернул все содержимое экрана, либо играл, либо смотрел порно. Андрею это было на руку – он напустил на себя суровый вид.

– Есть срочная работа, – сказал он строго и, не дав Сане вставить ни слова против, продолжил: – Надо написать программку. Элементарную, на совпадение фамилий и дат. Смотри. – Он вытянул из стоящего рядом принтера чистый лист и, нависнув над Саней, принялся писать даты.

Первая: 24 января – открытие БРАФА, крупнейшей антикварной арт-выставки в Брюсселе, где выставлялись изразцы. Рейсы: Москва – Брюссель. Выставка закрылась 1 февраля. Вот тебе и вторая дата. Смотри рейсы уже из Брюсселя обратно в Москву. Дальше: с 17 по 21 марта. Смерть антиквара и прораба в Брюгге. Утопший Шарниров, пожар и гибель в огне его свояченицы. Четыре возможных убийства, уместившихся в неделю. Опять же рейсы из Москвы в Брюссель с 15 по 16-е. И обратно – 21 и 22 марта.

Саня молча смотрел на лист, заполняющийся датами.

– И чего? – спросил он наконец, подняв глаза на Андрея.

– Я хочу знать, летал ли в это время в столицу Евросоюза некий Николай Леонтьев. Был ли он в Брюсселе на выставке. Имел ли возможность совершить преступления в Брюгге.

– Все? – нахмурился Саня.

– Нет, не все. Видишь ли, проверить Леонтьева будет просто. Но, положим, он путешествовал по чужому паспорту. Тогда нам нужно найти людей, которые летали из Москвы в Брюссель и обратно конкретно в эти даты. Выявить все совпадения и проверить каждого из списка. Сможешь написать программку?

– Фигня вопрос.

– Только это срочно.

– Да понял я, понял.

– Через сколько справишься? Данные по авиакомпаниям я запрошу.

– Дай мне два часа, – буркнул Саня.

– Позвони, как только… – начал Андрей, но Саня поднял на него выразительный взгляд. Андрей кивнул – мол, прости, не буду мешать. И вышел.

* * *

Вместо звонка Саня выслал ему мейл – двух часов еще не прошло, но Андрей уже накалился от нетерпения и отложил попытку заниматься другими делами, потому что в голове прокручивалось бесконечным мультфильмом: замученный Гребнев, сожженный номер «Метрополя» с обгоревшим трупом, испуганный Леонтьев, фотография из железной коробки, лица Евы, лагерного начальства в Верхних Лялях, учителя литературы с говорящей фамилией Грибоедов… Появление в рабочем ящике мейла от Сани стало избавлением от мучительного кино. Он распечатал таблицу имен. Их было не так уж много – человек двадцать летали между Брюсселем и Москвой во все подходящие даты. Из них половина – женщины. В другой, мужской половине, фамилия Леонтьев не фигурировала. Впрочем, Андрея это не удивило. Но глаз, просматривая список, зацепился за другое имя. Сердце ухнуло вниз. «Этого не может быть», – сказал он себе, а сам уже набирал Санин номер.

– Чего? – нелюбезно откликнулся программист.

– Проверь для меня еще одну дату, – попросил Андрей, и что-то было в его голосе такое, что Саня даже не попробовал отвертеться от задания.

– Опять Брюссель?

– Нет, теперь внутренний рейс в Москву. – Андрей назвал даты, предшествующие убийству Гребнева и шахматиста. – Меня интересует последняя фамилия в посланном тобой списке. Мне нужно знать, прилетал ли этот человек сюда в этих числах.

– Ладно, сейчас. Выясню – позвоню. – Саня повесил трубку.

Но Андрей не выдержал ожидания и сам бросился вниз, в отдел к программистам. Он распахнул дверь, и Саня обернулся, будто ждал его:

– Ну, есть этот чувак. Летал. Через пару дней вернулся обратно. И чего теперь?

Андрей ничего не ответил, но похолодевшими руками вытащил телефон и набрал Машин номер.

Маша

Маша недоверчиво смотрела на пожелтевшие страницы английских газет вековой давности: «Дейли Телеграф», «Геральд Трибьюн», «Ноттингхем Гардиан». 19 марта 1914 года. Все они сообщали одну и ту же новость. В 1910 году Леопольд Розенталь, обувщик, Джон Бромвич, продавец шелка, Альфред Хобрафт, часовщик, и Аллан Мак Кау, производитель носовых платков, получили уведомление о том, что их магазины на углу Чипсайд и Фрайдей-стрит будут снесены. И то сказать, дома, возведенные ровно через год после Великого лондонского пожара, в 1667 году, уже не отвечали не то что санитарным нормам, но даже элементарным требованиям безопасности. Здания, по-прежнему принадлежащие Гильдии ювелиров, необходимо было снести и отстроить новые. К середине июня рабочие начали рыть котлован, для чего требовалось разобрать старую подвальную кладку. Именно в этот момент один из них заметил среди пыльных кирпичей нечто блестящее. Отодвинув кирпичи и сдув земляную пыль, он вытащил золотую цепь, украшенную рубинами и бриллиантами. За ней последовали изумрудная брошь в виде саламандры; многоярусные серьги из жемчуга и хризолитов; перстни с розовыми сапфирами; золотые пуговицы с крупными алмазами, несомненно выигрышно смотревшиеся на черном бархате камзолов; флаконы для парфюма из опалов, охраняющих, по преданию, как и сами духи, от холеры – их следовало, по моде того времени, носить как кулон… А еще – ажурные подвески из крупного жемчуга; длинные булавки для волос, способные удержать высокую прическу, изукрашенные бирюзой и турмалинами; драгоценные пряжки для беретов; зеркальца в ювелирной оправе, предназначенные для ношения на дамском пояске; изумительные часы, выточенные внутри крупного изумруда; древнеримские камеи… Всего более пятисот предметов эпохи Тюдоров и первых Стюартов. Плюс бирманские рубины, афганские лазуриты, бахрейнский жемчуг, персидская бирюза… Голкондские алмазы, в том числе новейшей по тем временам огранки – «розы». Далее следовала еще одна история – битвы за «Чипсайдский клад», или «Пещеру Аладдина в центре Лондона», как ее называли газеты. В этой битве лишь четыре года спустя победил Музей Лондона, отдав часть клада музею Виктории и Альберта. Но это была уже совсем другая история, не Машина. История же изразцов заканчивалась для Маши на мозолистых руках чернорабочего, отыскавшего в вековой пыли остатки деревянного ларца, хранившего сокровище более 350 лет…

Маша хотела бы оказаться на его месте, ведь она так упорно к этому шла, разгадала все загадки и мечтала быть первой. Но случилось так, как случилось. И теперь она любовалась изумрудами в серьгах, выточенными в форме виноградной кисти, и крестом с лунным камнем в обрамлении тончайшей эмали… И одновременно бросала взгляд на своего нанимателя, замершего перед той же витриной. Он прилетел в Лондон, как только она сообщила, что нашла сокровище. Она и нашла его – здесь, в зале Музея Лондона. Ревенков был бледен и явно расстроен.