Зимняя война. Дипломатическое противостояние Советского Союза и Финляндии. 1939–1940 - Вяйнё Таннер

Ханссон ответил, что ситуация очень серьезна, но ее надо рассматривать с реалистических позиций.

Можно принять решение о продолжении войны, но чем она закончится? Исход может быть еще хуже. Куда больше мужества требуется, чтобы заключить мир, чем бить в барабаны войны. Он считает, что мир нужно заключить даже на таких жестких условиях.

4. Поддержка Швеции.

Таннер. Если мы начнем мирные переговоры, готова ли Швеция поддержать их, сделав заявление, что Швеция вступит в войну, если Финляндии будут предъявлены очень тяжелые условия мира?

Ханссон. Исключено. Это означало бы наше участие в войне.

Таннер. А дипломатическая поддержка?

Ханссон. В пределах наших возможностей.

5. Оборонительный пакт.

Таннер. В Финляндии распространено мнение, что, если мир будет заключен в ближайшее время, советская сторона позже может предъявить новые требования и начнется новая война. Единственным способом избежать такого варианта является заключение оборонительного пакта со Швецией и, мы надеемся, с Норвегией. Как относится шведское правительство к такому варианту?

Ханссон. С этой идеей шведское правительство уже знакомо. Этот пакт обязательно должен быть заключен и с Норвегией. На заседании Комитета по сотрудничеству стран Севера я уже касался этого вопроса. Если бы такой пакт существовал между нашими странами, Советский Союз ни за что не посмел бы напасть на Финляндию.

Таннер. Я такого же мнения по этому вопросу.

Ханссон. Но вопрос достаточно сложен, затрагивает многие аспекты и требует тщательной проработки. Необходимо скоординировать армейские круги, промышленность, внешнюю политику и т. д. Потребуется активная подготовительная работа.

Таннер. Разумеется. Но кто – то должен выступить в его поддержку.

Ханссон. Мы подумаем, как лучше поднять этот вопрос.

6. Экономическая поддержка.

Таннер. Теперь я перехожу к вопросу, ответить на который шведскому правительству будет куда проще. После заключения мира в Финляндии начнутся восстановительные работы; это весьма трудная для нас задача. Мы потеряли очень много. Можем ли мы рассчитывать на помощь Швеции, по крайней мере в виде займов?

Ханссон. Несомненно. Это наш прямой долг, и мы сделаем все, что в наших силах. Вы можете рассчитывать на нас.

Покончив с этими вопросами, мы перешли к обсуждению совещания министров иностранных дел, состоявшегося 24 февраля в Копенгагене. Я пожаловался, что Финляндия не получила приглашения участвовать в этой встрече, хотя финский вопрос был основным. Я спросил, не было ли это проявлением политики нейтралитета. Если так, нейтралитет обернулся своей дурной стороной. Когда большая держава нападает на маленькую страну, «малышка» становится подобна прокаженному, которого все стараются избегать.

Ханссон очень удивился: он понятия не имел о том, как это совещание было организовано. В любом случае, заверил он меня, тот факт, что Финляндия не была приглашена на него, не говорит о мудрости его организаторов.

Наш разговор продолжался около полутора часов, затем я откланялся.

В полдень состоялась моя третья встреча с мадам Коллонтай. Она произошла в доме баронессы Стёль фон Хольштайн в Валхаллавегене. Прислуга была отпущена, мы были в доме одни.

Мы говорили о новых условиях мира. Мадам Коллонтай была весьма расстроена и едва сдерживала слезы. Она упрекнула нас за то, что мы не начали переговоров раньше, когда в качестве основного требования выступал полуостров Ханко. Теперь Красная армия добилась значительных успехов и требования возросли. Я спросил ее, не являются ли эти требования пробным шаром, сможем ли мы обсуждать их.

Мадам Коллонтай ответила отрицательно. Возможно, в ходе переговоров могут быть сделаны незначительные изменения.

Я постарался объяснить ей, какие трудности для Финляндии принесет такой мир, затем изложил основные моменты меморандума Рюти и обещал передать их в письменном виде. Я высказал надежду, что ей удастся довести их до сведения Сталина. Я также сказал, что Финляндия не могла в короткий срок дать ответ на советские условия мира. В демократических странах требуется больший срок для принятия решений, чем в диктатурах. Необходимо было заручиться поддержкой парламента. Я попросил ее передать в Москву, что мы ответим в ближайшее время. Мадам Коллонтай обещала сделать это.

Не успел я войти в свой гостиничный номер, как мне позвонил Эркко и сказал, что Гюнтер просил меня зайти к нему. Эркко обещал разыскать меня.

Мы вошли в кабинет Гюнтера в 15.00. По дороге я сказал Эркко, что знаю, о чем Гюнтер хочет сказать: почему Финляндия не была приглашена на конференцию в Копенгаген.

Так оно и было. Гюнтер сразу заговорил об этом и пересказал нам программу конференции.

Я изложил ему свое мнение в тех же выражениях, что и в разговоре с премьер – министром Ханссоном.

Гюнтер не мог скрыть своего огорчения оттого, что ему пришлось услышать от меня: он был поэтом и тонкой чувствительной натурой. Он сказал, что организатором конференции был премьер – министр Дании Мунч, который даже не оповестил приглашенных о повестке дня. У него не было намерения оставить Финляндию за рамками встречи.

В Финляндии происшедшее вызвало сильное раздражение. Чем, в конце концов, обернулась хваленая скандинавская солидарность?

Справедливости ради я должен заметить, что о нас не совсем забыли в ходе копенгагенской встречи министров иностранных дел. Двадцать пятого февраля я получил телеграмму следующего содержания: «Выражая искреннее сочувствие сражающемуся братскому народу, мы шлем вам свои самые сердечные пожелания и надежды на то, что финский народ обретет мир и независимость. Кохт. Гюнтер. Мунч».

После этого разговор коснулся тех трудностей, которые испытывает Финляндия при выборе направления дальнейшего движения. Должны ли мы заключать мир или рассчитывать на помощь Запада?

Я выразил сожаление, что после решения Швеции мы остались в одиночестве. Если бы нам пришлось обратиться к Англии и Франции, Швеция оказалась бы в трудной ситуации. Могла бы она запретить транзит? В противном случае ей пришлось бы воевать на стороне СССР против Финляндии.

Гюнтер тоже опасался такой возможности. Он попросил меня поставить в известность Швецию до того, как мы обратимся за западной помощью.

Я обещал сделать это, хотя не понимал цели Гюнтера. Позиция Швеции уже определена, сегодня я получил еще один отрицательный ответ от премьер – министра.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});