Тропою испытаний. Смерть меня подождет - Григорий Анисимович Федосеев

ослабнет веревка — все сооружение полетит вниз, в провал.

Пирамида, выгибаясь, дрожит на весу и медленно приподнимается над пропастью. Звенят натянутые веревки. Пять человек тянут оттяжку…

В тишине раздается лишь голос Лебедева. Он стоит в стороне с приподнятыми руками и командует:

— Еще взяли, дружно… Пресников, отпусти конец… Стоп, хватит! Крепи веревки!

Первая часть задачи благополучно выполнена, но работы еще много. Нужно поднять и закрепить остальные две «ноги», прибить венцы, перила, отлить тур, вымостить площадку. На это придется потратить еще два-три дня.

Под вечер набежавшая с северо-запада свинцовая туча скрыла покрасневшее солнце. Горы потемнели, пахнуло сыростью. Трудно угадать, что предвещают эти явления, но, чтобы не попасть впросак, нужно поскорее убраться с гольца. Василий Николаевич, не задерживаясь на седловине, ушел с двумя рабочими в ущелье за дровами, пообещав вернуться утром.

Туча тяжело проплыла над гольцом, щедро посыпав нас снегом. Снова показалось солнце.

На небе и на земле по-прежнему тихо, только почему-то не стали откликаться скалы на стук камней и наши голоса, будто воздух вдруг потерял звукопроницаемость.

— Надо бы палатку понадежнее закрепить, как бы не обманула нас погода, — хмуро предлагает Лебедев.

— Да что вы, Кирилл Родионович, с чего непогоде быть! Ведь это туча шальная пронеслась, и все, — возразил Пресников.

— Мы уже не раз были наказаны. Давайте-ка не надеяться на авось, подготовимся! — решительно сказал Лебедев.

Заваливаем камнями борта и оттяжные веревки палатки, затаскиваем внутрь дрова, собираем в одно место разбросанные вещи.

На горизонте появляется мутная завеса непогоды и краем своим заслоняет темно-багровый закат. Ветер, злой и холодный, уныло запел свою песню, похожую на вой голодного волка Теперь уже всем стало очевидно, что погода изменила нам. Кажется, зима, собрав последние силы, решила еще раз схватиться с наступающей весной.

Мы забились в палатку, сгрудились около печки, где чуть мерцает слабый огонек, бросая бледный отсвет на хмурые, настороженные лица людей.

Отстегнув входное отверстие, я выглянул наружу. Черная, во все небо туча надвинулась на нашу стоянку; с севера приближался буран. И вскоре все вокруг засвистело, закружилось в бешеных вихрях. Потекли по застывшим надувам струйки снежной пыли, зловеще зашипела поземка.

Палатка выгибается от напора ветра, струною звенят оттяжки. Затухла печь. Дрова кончились, холод находит щели, просачивается внутрь. Мы кутаемся в теплую одежду. Уснуть невозможно, но и разговор не налаживается.

— Что же вы, черти, молчите? Помирать, что ли, собрались? — не выдержал Пресников.

— Все переговорено, Саша, — слышится голос Евтушенко из дальнего угла палатки.

— Ну, петь, что ли, давайте!..

Однако никто не поддерживает Пресникова. В палатке снова молчание, а снаружи еще нестерпимее рокот непогоды. Вдруг откуда-то сверху, издалека доносятся гулкие удары чего-то тяжелого, скатывающегося по стенке провала. Мы настораживаемся; звук, затихая, доносится уже со дна ущелья.

— Пирамида свалилась. Видно, веревки не выдержали, — угрюмо и спокойно замечает Лебедев.

Опять молчание. Всех тревожило другое, более близкое: что будет, если ветер сорвет нашу палатку и мы окажемся лицом к лицу с бураном на голых камнях, далеко от леса?.. Надо быть готовым и к такой неприятности.

На палатку с наветренной стороны все тяжелее наваливается насыпаемый ветром сугроб, угрожающе прогнулась стенка, и вскоре лопнула, не выдержав тяжести, средняя оттяжка. В палатке стало еще темнее, все сбились в кучу вокруг затухшей печки. В таком положении — прижатых друг к другу — людей и сломил тревожный сон…

Нас разбудил человеческий крик с края седловины: кто-то искал нас или взывал о помощи — по крику разгадать было невозможно. Все приподнялись. Мы с Лебедевым выбрались наружу.

Вокруг зима, лютая, холодная. Ветер свистит, наметая сугробы.

— Oro-го-о!.. — подает голос Лебедев.

Ответа нет. Я беру винтовку. Гул бурана перекрывает резкий грохот двух выстрелов, и тотчас же из снежной мглы показывается собака, а за ней человек с большой котомкой за плечами.

— Так и знал — Василий! С ума сошел человек, честное слово! — растроганно кричит Лебедев, бросаясь навстречу Мищенко.

— Проклятая погодка! — цедит тот сквозь сжатые зубы. — Всю седловину обшарил, не могу найти палатку! Вишь, как ее замело!

— Чего тебя понесло сюда в бурю? Долго ли самому пропасть в такую чертову непогодь? Почему не подождал утра?

— Дровишек принес: за ночь, поди, все сожгли, и чай согреть нечем. В ущелье теплее, шел по ветру, думал — скоро доберусь, а оно, вишь, как студено наверху, — говорит Василий Николаевич, еле шевеля закоченевшими губами и вздрагивая всем телом.

Я помогаю ему стащить с плеч котомку с дровами, пытаюсь втолкнуть его в палатку, но на нем так задубела одежда и он сам так закоченел, что не может согнуться, а вход очень низкий.

— А ну, хлопцы, вылезайте, да быстрее, — отогреть гостя надо! — кричит Лебедев.

Из палатки выскочили Пресников с Дубровским, и мы вчетвером набрасываемся на Василия Николаевича, как коршуны на добычу, валим его в снег, катаем, растираем лицо, поднимаем на ноги, толкаем под бока и снова бросаем на снег. Минуты через две такой потасовки Мищенко уже начинает отбиваться.

— Ишь вредный мужичишка, еще как следует не ожил, а уже дерется! — приговаривает Лебедев, усердно растирая другу нос.

Пресников вырывает Василия Николаевича из-под Лебедева, ставит на ноги перед собою:

— Скажи — бублик!..

— Пуплик…

— Теперь входи, — удовлетворенно говорит Пресников, хватает его за шиворот и легко водворяет в палатку.

Товарищи помогают Василию Николаевичу раздеться. Кто-то уже скрутил ему цигарку. Запылали дрова в печи, быстро наполняя палатку теплом. Теперь можно всем раздеться и размять онемевшие за ночь конечности.

А непогода продолжает злиться.

После тревожной и холодной ночи, когда температура в палатке держалась ниже нуля, всем захотелось горячей пищи. Но что можно сделать при таком скудном запасе топлива да еще на железной печке? Принесенные Василием Николаевичем дрова мы разделили на две части, оставив половину дров на вечер: одной кучки едва могло хватить только на то, чтобы вскипятить чайник. А всем вдруг захотелось рисовой каши. Но как ее приготовить? Если варить кулинарам, то для того, чтобы сварить рис, нужно продержать его в кипящей воде около двадцати пяти минут. У нас, конечно, такой возможности не было.

На помощь пришел Василий Николаевич, уже успевший отогреться.

— Кто дежурный? Ты, Дубровский? — спросил он и, не дожидаясь ответа, распорядился: — Натай снегу в котле, насыпь в него рису и ставь на печь. Важно, чтобы вода с крупою закипела, а потом и без огня можно варить любую кашу.

Дежурный принялся за дело, а мы с нетерпеливым ожиданием следили за его действиями. Когда вода с рисом закипела, Василий