Последние ратники. Бросок волка - Антон Скрипец

по инерции вперед противника, Никодим тяжело и резко опустил на его затылок локоть, другой рукой перехватил кисть с сидящим в ней тесаком, глубоко нагнулся, пропуская над собой острое навершие чекана второго умельца, шмыгнул между ними двумя, дернув захваченную руку. Владелец ножа крутнулся и влетел почти лоб в лоб в хозяина палицы. Никодим что есть силы толкнул сцепившихся татей ногой. В идеале повалиться они должны были на одноглазого. Но тертый калач со шрамом через всю харю лишь качнулся в сторону, пропуская летящих на землю союзников мимо себя. Этот тип с повязкой на лице ничего из рукавов, запазух и прочих тайников вынимать не стал. И только сейчас Никодим оценил его тяжелые кулачищи с торчащими их них острыми шипами. Кастеты.

Орудовать необычным оружием одноглазый умел. Никодим уворачивался с трудом, краем глаза подмечая, что совсем скоро станет еще хуже: двое других уже поднимались на ноги в готовности отомстить черноризцу за причиненный ущерб.

И Никодим сделал то, на что обычно покупались все. Подставился. Неловко увернувшись от очередного тычка в голову, он открыл бок под второй удар, который прямо-таки напрашивался из такой выгодной для одноглазого позиции. Тот и не подумал разочаровывать. Увесистый выпад пришелся по ребрам и согнул черноризца пополам. Если бы он не знал, что останавливаться сейчас нельзя ни в коем случае, то, наверное, даже схватился бы за предположительно сломанное ребро и заорал от боли. Чего, вне всякого сомнения, от него и ожидал одноглазый, посылая другой окованный железом кулак в голову.

Чего в свою очередь и ожидал «ромей». Головы его в том месте уже не было. Продолжая движение, стиснув зубы от вспышки боли и даже прикусив при этом язык, Никодим плавно кувыркнулся через голову вперед, пропуская кулак над собой. Хотя одноглазый был вовсе не из тех, кто будет стоять, разинув рот от ловкости врага. Следующим же движением он развернулся, одновременно отпрянув назад. На всякий случай. И увидел, как «смиренный инок» выбивает дух из его парубков. Вставая на ноги, черноризец походя отбил очередной взмах чекана, дернул его хозяина на себя, двинув лбом по носу, сместился в сторону, обрушив тяжелый носок сапога на колено наседавшего с ножом ватажника. Когда он успел перехватить у первого из громил палицу, одноглазый заметить не успел. Он увидел лишь как этим самым железным набалдашником на длинном древке «мирный служитель бога» со знанием дела, без особого замаха добил второго. И даже не стал тратить время на то, чтобы убедиться — свалился тот кулем, или нет. Как ворона взмахнув своими черными крыльями, монах метнулся вперед, опрокидывая молодца с разбитым носом. Тот ухнулся спиной о стену, воздух из его груди вырвался с таким шумом, будто свалился на полном скаку с коня. Придти в себя ему не позволил хищный рывок кулака грека, нацеленный в горло. Захрипев, отрок сполз на землю. Жизнь панически покидала его выпученные глаза, а изо рта хлестал поток темной крови.

Одноглазый был не из боязливых.

Но и не из дураков.

Мгновенно оценив стратегическую ситуацию, он развернулся и кинулся со всех ног вглубь двора.

Но и Никодим упускать языка не собирался. Он метнулся в сторону валявшегося на утоптанной земле ножа, одним скупым махом подхватил его и, почти не целясь, метнул в спину отступающего «боксёра». Тот вскрикнул, споткнулся и со всего маха спикировал вниз лицом. Даже попытался ползти дальше, но к тому времени, как Никодим его настиг, обессилено уткнулся неоднократно располосованной рожей в дёрн.

Черноризец присел над ним и озадаченно потрогал жилку на шее. После чего осторожно вытащил из спины нож. Когда услышал приближающиеся сзади шаги, не стал даже оборачиваться.

— Лихо, — только и мог пролепетать очнувшийся гонец митрополита Василия. — Прямо промеж лопаток.

— Да не особо. Я вообще-то в ногу метил.

— И что… он уже умер? Так быстро…

— Не быстрее прочих, — ещё раз задумчиво глянул на нож Никодим. И нервно отбросил его в сторону. — Снова яд.

— И что теперь? — упавшим голосом проронил Кутька. Похоже, вспоминать о том, кто его точно так же, как этих четырёх молодцев, приложил совсем недавно, он и не думал. Или наоборот. Посмотрел, на бездыханные тела, и понял всё правильно — что с ним-то как раз обошлись, как с союзником.

— Хотел бы я знать…

И вдруг со стороны княжеского подворья долетел вопль:

— Измена!

Сгущающиеся сумерки в один миг взорвались звоном железа, топотом и надсадными криками. Фейерверк никак не сопряженных с мирным течением жизни звуков громыхал, похоже, на женской половине хором.

«Нужно спасать княжича».

Всплывшие в памяти строчки из послания митрополита немедленно заставили двигаться в направлении звуков побоища.

ХХХ

По двору в панике метались люди. И не похоже было, чтобы кто-то из них что-то делал осознанно. Ржали кони, гремели засовы, топали сапоги, верещали преисполненные паникой голоса и мелькали факелы. В том числе в окнах княжьего терема. Во всей этой суматохе на черноризца с его юным — явно из местных — проводником никто не обращал внимания. Стражники если кого и высматривали в мятущейся толчее, то людей с оружием, а никак не малого с убогим.

И тем не менее, их ждали.

Из тени угрюмо нахохлившейся клети навстречу шагнула тёмная фигура. Пацан от неожиданности судорожно проглотил дыхание. Никодим же этой встречи, может, и не ждал так скоро, но во всяком случае полной неожиданностью для него она не стала.

— Бог милостив и не глух к мольбам страждущих, — тихо произнёс отец Василий.

— Особенно если страждующие подкрепляют мольбы очень полезными передачками.

— Увы, безгрешных средь нас нет. Святость в наши дни ушла в редкие диковинки. Что уж говорить, коли даже церкви божьей в смутные времена приходится прибегать к помощи очень мутных людей.

— Тех, что мы встретили у выхода из темницы?

Митрополит кисло усмехнулся.

— Всё ж таки встретили… Не думал, конечно, я, что дойдёт до этого. Что ж, добро, коли сей отрок так своевременно подоспел к тебе на выручку. С нужными тебе … предметами. Нет, тех людей послал не я. Светлый.

— Что?

— Да. Князь Святослав. Похоже, наш самодержец в стремлении оградить душу своего высокородного чада от душеспасительных посягательств святой матери церкви решил зайти слишком далеко. Знаешь, где сейчас оказалось всё то непотребство, что вы так настойчиво искали всё это время? Я говорю о запертой в бочках отраве, которая, вырвавшись на свободу, превратит Киев в безлюдную пустошь. Что смотришь? Думал, церковные святоши интересуются только службами да молитвами? А я, если вспомнишь, при