Цитадель души моей - Вадим Саитов

Потому-то селяне в леса и не лезут. А вот про егерей в договоре — тоже не упомянуто.

Слова «егерь» в вержьем нет, они нас «людьми из клана Ходящих по лесу» называют. Но всё равно — людьми. Вот так и выходит, что верги сами к нашим сёлам соваться права не имеют, а мы, егеря, по их логовам — как по своему двору, шарахаемся. Разумеется, все меры предосторожности приняв — честность честностью, но иногда бывает, что вержьий гнев не против селян, в качестве приманки выставленных, направляется — а против тех егерей, что им в логове глаза мозолят. И хотя нападают они тогда вразнобой и не в полную силу (ощущение своей неправоты им очень сильно мешает) но всё одно работа, которую сейчас делает Марк со своими двумя десятками егерей, хоть и нетрудная, но довольно опасная и весьма неблагодарная. Не то, что моя.

Хотя цель у меня та же, что и у Марка — заставить вергов нарушить своё слово.

Одно дело мы с ним делаем, хоть и по-разному — Марк волну вержьего гнева поднимает, а я её направляю, как умелый садовник воду для полива по саду своему желобами разводит.

От егерей злость вержью отвожу, разъясняю им, что злы товарищи мои на них, потому как уверены — дочь перфекта («рах херршах» — вожака бунтующей стаи) в лес пошла, а там её волки загрызли, как оно не раз с людьми случалось. И даже не за то злы, что так случилось, а за то, что (как они думают) верги останки девочки спрятали, гнева родительского опасаясь. Верги в шоке — скорее крот совьет гнездо на дереве, чем мысли вержьи подобным ходом пойдут. На что я горестно киваю и говорю, что так оно и есть, и я-то им верю, но остальные егеря с вержьей честностью незнакомы, они всё больше с чекалками да урсами дело имели. Вот и нет у них веры никаким бестиям. Верги чекалок не любят, а урсов — так и вовсе ненавидят. Уж не знаю, почему так — сами верги утверждают, что это потому, что урсы («шуу», как они их называют) — лживые и трусливые твари, напрочь лишённые благородства. Ну, согласен, урсы не такие патологические правдолюбы, как верги, но отъявленными лжецами я бы их не назвал. С чекалками уж точно не сравнить, однако ж к чекалкам верги куда ровнее относятся — даже в южных провинциях, где у них чуть не каждый месяц крупные стычки выходят. Да и трусами я урсов не считаю — осторожны они, это да, но не более. Я думаю, дело тут не в личных качествах урсов, а в том, что отношения их и вергов не первый век длятся и разгадку искать нужно где-то во тьме времён, еще до Смутного века — в родном мире бестий. Но, как бы там ни было, верги легко и без лишних доказательств принимают вину урсов в чём-либо. Кто виноват в том, что егеря вержье логово со столбовым трактом перепутали — урсы, конечно, кто же еще! Всем всё понятно, но раздражение-то никуда не девается — злости надо дать выход. А тут — «тюк, тюк, тюк» — доносятся звуки топора, — «скре-е-е-к», — дерево упало. От урочища Липовый цвет до самого крупного логова Песни Ветра и мили не наберётся, поэтому, при западном ветре, звуки рубки отлично до вержьих ушей долетают (уж если даже я их слышу). А ветра в это время года тут как раз преимущественно западные.

В общем, дело нехитрое и полным ходом к завершению идёт. Обстановка в логове напряженная, вергов вокруг него ошивается уже явно в разы больше, чем в самом логове обитает — даже с учётом состоявшегося здесь Совета клана. Злые, ходят ссутулившись, но — собраны, все при оружии, шаги неслышные, стелющиеся — война для них уже дело решённое. На сквад Марка вчера стая волков, рыл в пятьдесят, напала — по своему почину, ясное дело: верги на егерей волков уже больше века как не натравливают, знают, что бессмысленно. Волки, в принципе, тоже егерей побаиваются, но раздражение вержье и им передаётся, и тоже — выхода требует. Думаю я, не сегодня, так завтра Йорх передаст через меня всем егерям требование немедленно из леса убираться, и это нам команда будет — селян с вырубки снять, оставив вместо них трёх-пятерых егерей переодетых. Верги — не дураки и не слепцы, селян местных и в лицо, и по запаху знают, подмени мы их раньше — заметят. Они и сейчас заметят, но на их действия это уже не повлияет. А егеря хоть под защиту частокола удрать успеют. А там, за частоколом — весь остатний сквад. Двести егерей, которые вторую неделю по домам деревенским прячутся, сидят там впритирочку рыл по десять в каждой хибаре и носу на улицу не показывают. Им, после недели с лихом такой жизни, любая драка за счастье. Сам так сиживал не раз — знаю. Шевелиться нельзя (чтобы не шуметь и не потеть лишнего), еда — как на галерах (сухпаек, почти без воды, чтобы не рыгать и ветры не пускать), разговаривать — только шёпотом и только по очереди.

Пытка. Сейчас им только свистни — вылетят, как пчёлы из перевёрнутого улья, с удивительным выражением радостной ярости на лице.

Подошёл.

Йорх.

Странно, кстати, после Совета день прошёл, а он всё ещё вождь. А вергов в округе меньше не становится. Интересно, что бы это всё значило?

Я посмотрел на него благожелательно. Улыбнулся. А он мне и говорит, что знает, как убедить моих товарищей-егерей в невиновности вергов. Есть-де тут неподалеку «место бога», куда саму Варгу позвать можно. Если егеря с ним, Йорхом, в это место пойдут, то Варга сама им всё скажет — она в душу каждого волка и верга заглянутьможет, и, если виновен кто из них в смерти девочки — сразу скажет. Как если и невиновен никто.

Боги никогда не врут, это общеизвестно, поэтому такого доказательства должно быть достаточно, чтобы егеря ушли.

А я всё стою и глупо улыбаюсь. Будь я проклят, если такое раньше хоть когда случалось. «Места бога» — да кто про них не слышал? Из егерей, имеется в виду. У вергов такие точно есть — несколько раз уже мы на этот счёт информацию получали. У вольпов — тоже были, они их даже особо и не скрывали, ну да они нам теперь без надобности. А вот за «места бога» урсов и вергов — в особенности вергов — половина егерей на полном серьезе правой руки лишиться готова (были б все готовы, да надо ж кому-то остаться и о обеих руках, чтобы зверобога пришедшего зачистить). Неужто Йорх этого не понимает? И будь я четырежды проклят, если он действительно не понимает, а я сейчас как-нибудь нечаянно намекну.

Изобразил я легкую заинтересованность на лице. Головой покивал, сообщил, что может такое и сработать. «Встречу Тень», — сказал, — «передам». «А тут он, недалеко», — Йорх ответил, — «у старицы старые лежки раскапывает. Только жетоны („йорра шатр“ — „железные тавры“) я у них заберу, чтобы Варга егерей в них не признала. Скажу, что это люди, родственниками погибшей нанятые. А то беда может получиться».

Тут даже я немного верить начал.

Четыре года назад — вольпы еще в силе были — Дерек сложнейшую интригу раскрутил с одной лишь целью — вержье «место бога», вроде бы, где-то в Пиренеях скрытое, найти. Куча денег, два вовлечённых волпьих дома, две намеренно грязные чистки, четыре (для верности) «сбежавших» от нас пленных верга, ложной информацией по уши залитые, полтора десятка погибших егерей. Всё зря. Даже уверенности не добавилось — есть-таки в Пиренеях это самое «место бога» или нет. И тут — неужели?

Сам с собой спорю. «Это же один из самых страшных секретов вергов, его даже соклановцам под страхом позора и смерти выдавать нельзя, а тут — егерям?!», и, сам себе:

«Ну так он меня уже на Совет клана пригласил, куда тоже не всех соклановцев приглашать можно — и что?». «Но Йорх же не вчера родился, он вообще из зачищенного клана — должен знать, что егерям верить нельзя и вообще — ненавидеть нас должен лютой ненавистью» И тут же возражаю: «Вот как раз потому, что он из зачищенного клана, он и знает, что борьба с нами бесполезна. И цепляется за любую возможность мир сохранить».

Ну, и далее в том же духе. Полчаса с собой спорил, пока неспешным шагом до старицы брёл. А вон и Марк — кости закопчённые по сторонам распинывает. Как река русло сменила, так и стая вергов, тут логовом обретавшаяся, на другое место снялась. А кладбище осталось. Ну как — кладбище. Верги своих умерших в огне сжигают, полагая, что душа верга вместе с дымом и искрами — прямиком на небеса, в обиталище Варги отправляется. Так что остающиеся после погребения кости — это просто кости. Их собирают и складывают в сторонке — вот этот склад костей я кладбищем и назвал. Там они и гниют потихоньку, особого внимания к себе не привлекая. Большей частью. Потому как считается, что некоторые частицы души предка в костях всё же остаются и порой молодые верги приходят посидеть среди костей умерших, дабы мудрость предков на них снизошла.

И вот так вот распинать эти старые кости по округе — удар по самолюбию вергов, может, и не смертельный, но болезненный. А Марк, я уверен, уже придумал что сказать, если от него вдруг ответа кто потребует — что он кости девочки, среди остальных спрятанные, искал. И пусть кто докажет обратное.

Рассказал я ему предложение старого вождя клана.