Рассекая ветер - Сион Миура

могли ощутить, как в жилах кипит кровь.

Аплодисменты стали заметно громче, и Муса наконец понял, что пробежал перед станцией Йокогама. Это был рубеж восемь километров триста метров. Как незаметно для себя он столько пробежал. Эстакада скоростного шоссе над головой дугой изгибалась в правую сторону. Больше ничего не перекрывало слабый солнечный свет. Муса бежал вровень со спортсменами университетов Дзёнан и Дотидо по медленно подсыхающему асфальту.

Муса вошел в ритм бега и думать забыл о том, что их тренер, хозяин дома, велел ему сбавить темп на пятом километре, потому что дальше его будет ждать самый сложный участок второго этапа – Гонтадзака.

– Он бежит слишком быстро.

Киёсэ вытащил наушники, в которых слушал радио, и позвонил хозяину дома.

– Да, машина сопровождения слушает.

– Вы передали сообщение для Мусы на пятом километре?

– Хайдзи, ты говоришь страшным голосом. Конечно же сказал. Сказал я. Но он не послушал. Что я могу сделать?

– На десятикилометровой отметке еще раз скажите, чтобы он не разгонялся.

Сбросив звонок, Киёсэ прислонился головой к жесткой спинке сиденья. Он нахмурил брови, плотно закрыл глаза и вздохнул.

– Он полностью поглощен атмосферой.

Какэру оперся рукой о спинку сиденья и немного наклонился вперед, чтобы полюбоваться проплывающими за окном пейзажами.

– Хорошо, что сегодня нет ветра. А моря пока не видно.

Он заметил, как Киёсэ открыл глаза и посмотрел на него, словно говоря: «Почему ты такой беззаботный?»

– Я уверен, Муса успеет вовремя все понять. Давай будем верить в него, – сказал Какэру, все еще глядя в окно.

Киёсэ снова вставил наушник в ухо и пробормотал:

– Нам только это и остается.

Из десяти этапов Хаконе Экиден второй – от Цуруми до Тоцука – был самым длинным и составлял двадцать три километра. К тому же после четырнадцати километров был полуторакилометровый подъем Гонтадзака. А после него небольшие подъемы и спуски. И на последних трех километрах после отметки в двадцать километров еще один подъем.

И дистанция в двадцать три километра, и многочисленные подъемы и спуски во второй половине делали этот этап сложным и ярким, что подчеркивало его неофициальное название «Цветочный этап». Помимо общей физической формы от бегунов требовалось крепкое психологическое состояние и упорство для преодолевания давления и трудностей. Кроме того, нужна была сообразительность, чтобы предугадывать характер развития бега, и определенное умение, чтобы быстро подстраивать стиль бега под спуски и подъемы.

Муса разгонялся в стабильном ритме по относительно ровной дороге до станции Йокогама. Набрав темп, он выскочил на подъем Гонтадзака и через четыре секунды понял, где оказался, потому что к его ногам будто привязали тяжелые гири и они больше не двигались вперед.

Разрыв между ним и участниками команд Дзёнана и Дотидо, с которыми он бежал рядом, становился все больше и больше. Муса старался двигаться с одной с ними скоростью, но понял, что это невозможно.

«Что же я наделал?» – Муса наконец осознал, что холодный ветер бьет ему в лицо. Плотно облегающие нарукавники впитали пот и теперь были влажными.

Он чувствовал, как кровь прилила к голове. Словно ветер, ворвавшийся в комнату через открытое окно и колыхающий занавески, окружающие его звуки разом ворвались в уши. Маленькие магазинчики, выстроившиеся вдоль шоссе. Громкие голоса зрителей, слившихся в единую человеческую стену. Мирные картинки Нового года в пригороде.

«Разве я не смотрел телевизор в Цуруми вместе с Какэру? Одиннадцать бегунов, участвующих во втором этапе, имеют результаты лучше двадцати девяти минут на десять тысяч метров. Это относится и к бегунам из команд Дзёнана и Дотидо. Даже если бы я попытался не отстать от этих двоих, я бы только погубил себя».

Близнецы говорили, что в соревнованиях, в которых легко угадать результат по личным зачетам спортсменов, нет ничего интересного. Муса подумал, что это неправда. Даже если разницу в способностях можно легко определить по цифрам. Это ведь не соревнования на стадионе, а эстафета Экиден. «Я бегу сейчас, потому что мне вручили эстафету, и мне нужно передать ее следующему». Это не бег на десять тысяч, где все бегут по ровной дорожке на стадионе. Эти двадцать три километра с подъемами и спусками составляют лишь десятую долю расстояния от Токио до Хаконе. Это лишь малая часть длинной дистанции, которую преодолевают десять человек.

«Второй этап – это всего лишь пролог, который предшествует будущему развитию борьбы, пока неизвестному. Я не должен чувствовать себя подавленным, мне нужно просто пробежать пролог так, как подобает. Иными словами, с холодной головой, уверенно, чтобы хоть немного продвинуть команду вперед. Даже если я не смогу поддерживать их скорость, то должен внимательно следить за развитием гонки и искать свой шанс».

«Прежде всего надо попить на пятнадцатом километре», – подумал Муса. Он все переживал, что замерзнет, но бежал в быстром темпе и изрядно вспотел.

А потом… Муса вспомнил, о чем его предупреждал Киёсэ: «Двигайся осторожно на спуске с Гонтадзаки. Если ты успешно пробежал наверх, ты сможешь в том же ритме спускаться. Но нельзя ускоряться вниз по склону, потому что тогда ты точно проиграешь. На спуске нужно слегка сдерживать скорость, чтобы сэкономить силы. Настоящее испытание второго этапа – это подъем в гору на последних трех километрах. Нужно терпеть до этого момента и бежать за остальными».

«Понял, Хайдзи-сан», – Муса кивнул сам себе и молча поднимался на Гонтадзаку.

Самая высокая точка находилась на уровне пятидесяти шести метров над уровнем моря. Высота у станции Йокогама была два с половиной метра, так что одним махом нужно было подняться более чем на пятьдесят метров.

Прямо перед самой высокой точкой находилась пятнадцатикилометровая отметка. Один из членов университетской команды Кансэя с бейджем на бегу протянул Мусе бутылку с водой от спонсоров соревнования.

– Ты сейчас на восемнадцатом месте. Перед тобой группа из семи человек. Все получится.

За то короткое время, что они бежали вместе, он смог передать информацию быстро и четко. Муса кивнул, набрал в рот воду и медленно ее глотал. Он выпил ровно столько, чтобы не было тяжести в желудке, а затем выбросил бутылку на обочину дороги.

Он был восемнадцатым, а значит, он обошел еще одну команду, кроме Тэйто, пока, не видя ничего вокруг, набирал скорость. Парень с водой сказал, что в группе перед ним было семь человек, вероятно, двое – это Университеты Дзёнан и Дотидо. Наверное, они убегут вперед быстрее остальных. «Интересно, какие еще команды в этой пятерке».

На пологом спуске с Гонтадзаки Муса смотрел перед собой. За бегуном Дотидо, рванувшим вперед, ехала машина телекомпании, чтобы снять его на камеру. Университетские машины с тренерами также двигались прямо, чтобы дать указания спортсменам на пятнадцатикилометровой отметке. Машины мешали ему разглядеть участников, но, судя по всему, впереди несколько человек пытались обогнать друг друга.

Муса переместился немного ближе к центральной линии, чтобы под небольшим углом разглядеть бегущих. За машинами он увидел зелено-белую форму Евразийского университета с вертикальными полосами.

«Евразийский университет? Они же стартовали четвертыми в Цуруми».

Только тогда Муса понял, что в рейтинге команд произошел серьезный переворот.

То, что бегун из Евразийского так сильно отставал, значило, что он не в лучшей форме. Может, плохо себя чувствует, а может, из-за давления соревнований не может войти в ритм.

Фургон с телевизионщиками удалялся все дальше. Дотидо и Дзёнан, наверное, оторвались от группы. Муса решил, что догнать оставшихся пятерых ему под силу. Он принял решение, что не только догонит, но и обгонит их. Не паникуя, понемногу сократит дистанцию.

Из сопровождающей машины за спиной он услышал хриплый голос хозяина дома:

– Муса! Ты не возбужденная скаковая лошадь! Кончай фыркать и прижимать хвост!

Голос из динамика на некоторое время затих. Наверное, сопровождающий в машине сделал ему замечание. Откашлявшись, хозяин дома заговорил снова:

– Муса! Ты помнишь, о чем тебя предупреждал Хайдзи? Если да, то сделай три кувырка вперед!

«Как такой несерьезный человек может быть нашим тренером?» Муса рассмеялся. От смеха он почувствовал, как плечи расслабились, а мысли стали яснее.