Черный Гетман - Александр Трубников

— Как ты, литвин? — подъехав поближе, спросил его бей.

— Я потерял весь свой отряд, — ответил Ольгерд.

— Это неважно. Потому что ты выполнил приказ. Казаки не пробились к московитам. Московиты не дождались помощи и сейчас уходят от крепости, а уцелевшие запорожцы заперты с двух сторон и сдаются в плен.

— Думаю, что Ян-Казимир будет рад своему освобождению, — клядя прямо в глаза старику, произнес Ольгерд.

Глаза ногайца сверкнули:

— Когда узнал? Кто тебе рассказал об этом?!

— Узнал сегодня, перед самым боем. Никто не рассказывал, просто я увидел крылатых гусар.

— Что я могу сказать? — бей кивнул и провел рукой от подбородка до укрытой в панцирь груди, словно оглаживая бороду. — Мы сделали то, зачем пришли. Ты сдержал данное слово и получишь щедрую награду. Теперь же отправляйся в лагерь и отдыхай. Завтра днем мы торжественно въедем в крепость.

— Отдыхать? — усмешка Ольгерда была горькой, а голос злым. — А кто же предаст земле моих солдат?

— За это не беспокойся, — усмехнулся в ответ Темир. — Я уже дал приказ, чтобы всем мертвым, правоверным и неверным, отдали должное по их вере.

Старый бей ударил пятками лошадь, дернул поводья и, объезжая многочисленные тела, поскакал вниз по склону. Ольгерд, кликнув к себе остаток отряда, побрел через холмы к долине, где московиты свернув свой лагерь и медленной длинной змеей вытягивались вдоль дороги. За их движением наблюдала ногайская тысяча, готовая по первому приказу ринуться в атаку,

Как он добрался до лагеря, Ольгерд почти не помнил. Усталость и отчаянье застилали глаза. Кто и как ставил шатер, снимал с него шлем, сапоги, нагрудник и окровавленную одежду, он не видел. Последнее, что мелькало перед глазами перед тем, как он обрушиться в сон, было серое зимнее небо с клубящимися тучами слетевшегося на пир воронья.

Город верхнего мира

По въевшейся в плоть привычке Ольгерд вскочил было с первыми солнечными лучами — проверять караулы, но едва разлепив глаза вспомнил о вчерашнем побоище и бессильно рухнул на жесткий ногайский войлок. Так и провалялся аж до дневной смены постов. С вечера все вокруг решительно изменилось. Теперь вокруг его наскоро поставленной палатки раскинулся обширный ногайский лагерь — степняки, выиграв битву, стали на отдых.

У коновязи хлопотал Сарабун, к нему в очередь на перевязку стояли раненые татары. Фатима, воткнув в землю сколоченный из дерева щит, упражнялась в метании ножей. У входа в палатку на деревянной колоде сидел Измаил.

Не давая забыть о вчерашнем, из-за холма, от реки взметнулась в воздух воронья стая. Черное галдящее облако, мельтеша словно пчелиный рой, поползло мимо лагеря в сторону царящего над долиной замка. Сражение вернулось в мельчайших подробностях. У Ольгерда нехорошо защемило в груди.

— Хоронить погибших кто будет? — спросил он у Измаила.

— О павших можешь не беспокоиться, ответил египтянин. — Еще затемно из крепости пригнали чуть не две сотни крестьян и горожан с заступами и лопатами.

На кончике языка у Ольгерда вертелась куча вопросов, но беседу прервал посыльный-нукер. По ногайской привычке передвигаться в седле, даже если нужно преодолеть расстояние в несколько десятков шагов он, не слезая с коня и уважительно глядя на Ольгерда произнес:

— Тебя зовет к себе бей, капитан-ага. Поторопись, он ждет тебя к обеду.

Шатер Темир-бея, по походному обычаю, располагался в центре лагеря на небольшом возвышении. Старый ногаец ждал Ольгерда снаружи. Он лежал у костра на ковре с россыпью атласных подушек. Рядом, на открытом огне, издавая аппетитнейший запах, шипели нанизанные на стрелы вымоченные в сброженном молоке куски баранины. При виде Ольгерда, сопровождаемого посыльным, который провел его черед двойное кольцо охраны, Темир приподнялся на локте, кивнул и жестом пригласил гостя занять место рядом с собой на ложе.

Отдав должное мигом поднесенному слугами мясному блюду, которое так и называлось сис-лик, по-татарски "на вертеле", Ольгерд отставил в сторону пиалу с чаем и поглядел на хозяина, дав понять, что готов к разговору, ради которого был, собственно, приглашен.

— Я благодарен тебе за службу, — завершив обед, произнес с расстановкой старый бей. — Ты и твои люди спасли моих людей. Если бы казаки прорвались к лагерю московитов, многих бы положили картечью и неизвестно чем бы закончился бой.

— Мои люди погибли, — глухо ответил Ольгерд. — Почти все до единого. В первом же бою. — Я не достоин благодарности.

Бей сощурил глаза, кончики губ его, чуть дрогнув, опустились вниз.

— Понимаю тебя. Хороший командир не может не скорбеть о потерях. Но казаков было около пяти сотен, и все они были с ружьями. К тому же у них были пушки. Но вы не обратились в бегство, а приняли бой. Когда мы, сломав хребет московитам, пришли к вам на помощь, ты и твои люди уложили две сотни человек, да будет милостив Аллах к душам неверных! Вот здесь, — Темир отбросил одну из подушек, под которой обнаружилась горка крутобоких кожаных кошелей, — жалование всем твоим людям за полный месяц. Всем до единого. Думаю, что так будет справедливо. Пусть золото не воскресит погибших, но оно сможет послужить живым. Распорядись им, как сочтешь нужным. Тебе же, — бей откинул соседнюю подушку, — особая награда.

Знал старый ногаец, чем можно тронуть душу воина. Ольгерд наслышан был о двуствольных пистолях, но такого… На ковре, матово отблескивая боками с затейливой чеканкой, лежало оружие, лучше которого он в жизни не видел.

Горизонтально расположенные стволы, необычно длинные для пистоля, едва не в восемь вершков, с гладкими ребристыми выступами были покрыты тонкой поперечной насечкой. Ощущая прохладную шероховатость, Ольгерд провел рукой от вороненой мушки, расположенной меж стволами до бронзового сдвоенного замка с курками, стилизованными под головы грифонов, скользнул указательным пальцем по овальной спусковой скобе, тронул расположенные один за другим удобные, с загибом на конце, спусковые крючки. Трудно сказать кем был больше изготовивший это чудо мастер — оружейником или ювелиром. Доходящее до середины стволов ложе было выточено из из черного дерева, а щеки рукоятки и боковые накладки сделаны из тончайших пластин слоновой кости. Изогнутая рукоятка с золотым затыльником была украшена чеканным маскароном, изображающим львиную голову. Все накладные детали были сплошь золото с серебром, украшенные тончайшим, еле глазу различить, орнаментом — сложным узором из листьев и трав. И все же, несмотря на столь дорогую отделку, это было настоящее боевое оружие.

Пистоль словно прирос к руке и, чтобы отложить его в сторону, Ольгерду пришлось сделать над собой изрядное усилие.

— Благодарю тебя, бей. Но ты прав, люди дороже золота. Я бы хотел похоронить по-христиански своих воинов и павших казаков. Если это за это нужно кому-то заплатить… — Он кивнул в сторону кошелей.

Не беспокойся, — перебил его ногаец. Я знаю что такое воинская честь. Из замка прислали рабочих и могилы копали, отдельно для всех, — для правоверных, для твоих людей и для казаков. А московиты своих погибших забрали. Так что бери то, что принадлежит тебе и ступай готовиться к приему у польского короля. Ему доложили о том, что город спас от казаков некий доблестный литвин и он в свою очередь желает тебя отблагодарить. Мой торжественный въезд в крепость назначен на завтра, а орде, по договору меж королем и султаном, в город вход запрещен. Да и не нужно это моим воинам. После того как мы обменяемся с королем подарками, орда снимется и пойдет обратно, собирая по дороге ясырь. Такова плата Яна Казимира за его спасение.

Спотыкаясь на растяжках палаток, Ольгерд шел к себе через бурлящий лагерь. За ним пыхтел слуга Темира, нагруженный пожалованным серебром. Добравшись до расположения, вкратце рассказал обо всем компаньонам.

— Что же, — сказал, подумав, Измаил. — Принять от короля благодарность — дело нужное. Тем паче, что ты ее заслужил. Надеюсь, что Темир-бей счел твою службу законченной и мы сможем продолжить поиск Дмитрия Душегубца?

— Об этом я с беем еще не говорил, — ответил, нахмурившись, Ольгерд. — Вот завтра, после торжественного въезда, когда ногайцы в обратный путь соберутся, мы с ним и потолкуем.

Фатима, высмотрев за поясом господина новое оружие, попросила поглядеть и, как надлежит настоящему оруженосцу, долго благоговейно изучала пистоль, держа его в обеих руках. Сарабун так устал от бесконечных перевязок, что испросив разрешения, отправился спать в палатку.

Все свободное время Ольгерд, не без помощи Фатимы, приводил себя в порядок, чтоб не стыдно было предстать при королевском дворе. Как выяснилось, девушка оказалась ловкой не только в сражениях и на любовном ложе, но и в делах торговых. Тут же в лагере отыскала торговца, купила Ольгерду богатую шелковую рубаху, мягчайшие сафьяновые сапоги, новый с иголочки зеленый кунтуш и шапку с изумрудом и ястребиными перьями. Отыскала портных, заставила подогнать обновки по фигуре, сама же, одолжив у них ножницы, привела в порядок отросшие за поход волосы.