Снайпер, который любил жареный рис - Чжан Голи

нечего.

Выпустив пар, она смягчилась и ушла приготовить ему миску лапши с вонтонами. Появился сын — вот так сюрприз — и тоже потребовал лапши. У потянулся за бутылкой, но жена шлепнула его по руке.

— Да ладно тебе, мам, дай ему немножко.

Жена ушла в спальню вне себя, обиженная предательством собственного ребенка.

— Оба вы одинаковые, меня ни в грош не ставите. Ну и ладно, у него твоя фамилия, вот ты о нем и заботься. А с меня хватит!

Сын налил ему выпить — совсем немножко виски в крошечный стаканчик. Ладно, хорошо, немножко. Лишь бы все были довольны.

Сын пришел не ради лапши с вонтонами. Он прошептал У:

— Пап, я убедился, нас реально взломали.

— И кому понадобилось взламывать отставного полицейского?

— Ага, дичь какая-то.

Сын определенно надеялся на объяснения.

— Что еще ты нашел? — спросил он.

Не надо бы ничего говорить, и все-таки У поделился с сыном волнующим открытием.

Тот уставился в экран.

— Это невероятно. Хо Боюй усыновил пятерых детей, а те усыновили других. С ума сойти.

— Только никому не говори. И прекрати хакерство, слышишь меня?

— Слышу.

Зазвонил его телефон. Женский голос.

— Инспектор У, я слышала, вы пытались связаться со мной.

Ло Фэньин.

У вскочил, морщась от боли в ушибах.

— Я в отъезде. Что-то срочное? — продолжала она.

— Где вы живете? Мне нужен всего час.

— Речь идет об Ай Ли и Качке? Я сто лет не разговаривала ни с тем, ни с другим, не уверена, что мне есть что сказать вам.

— Вы на Тайване? Всего час вашего времени.

— Хорошо, но попозже. В полночь.

— Отлично. — У записал в блокнот адрес. — Где это?

Женщина рассмеялась.

— Мастерская подруги, она художница. Мы там с девчонками выпиваем.

— Вы уверены, что это удобно?

— Инспектор, только что вы отчаянно желали видеть меня, теперь переживаете, насколько это удобно.

— Хорошо, постараюсь не опоздать.

У вновь натянул промокшую куртку.

— Пап, если ты уйдешь, мама тут изведется.

У хмыкнул.

— Мне нужно разобраться с этим до пенсии. Сынок, может быть, ты этого не замечаешь, но становишься похож на меня. В один прекрасный день и год ты это осознаешь. И когда это произойдет, заглянешь сюда с бутылочкой чего-нибудь славного и признаешь сей факт.

Сын рассмеялся. Жена крикнула из-за двери спальни:

— Вы сговорились против меня! Сколько лет я на вас убила!

У закрыл рукой рот сына:

— Пойдем извинимся, пока я не ушел, а то она не уснет, и нам обоим завтра достанется. Она твоя мать и моя жена, и если ей хорошо, то и нам хорошо.

2

Ай Ли вытащил нож и принялся срезать протектор на подошвах ботинок. Он предпочитал армейскую обувь, и эта пара сопровождала его в течение трех лет, от клубящейся пыли иракской пустыни до жадных солончаков Кот-д’Ивуара. Он работал быстро, хотя и с сожалением, отрезая жесткую внешнюю набойку, затем снова обулся и несколько раз прошлепал по луже.

Бесшумные. И теперь никаких отпечатков, только смутный контур. Рисунок на подошве французского армейского ботинка легко идентифицируется, и Ай Ли не был уверен, что на всем Тайване найдется другая такая же пара.

Он проверил винтовку и боеприпасы. Девять зарядов. Хорошо, если не понадобятся.

Теперь вперед.

Мотоцикл стоял на улице Гунгуань. Было почти одиннадцать вечера, и толпу, обычно текущую в кино или на рынок Шуйюань, разогнал холодный ветер. Жалюзи в лавках спущены, дороги опустели.

Одинокая тень Ай Ли вытягивалась в свете уличных фонарей, он свернул направо, на дорожку, огибающую парк, сбегающий вниз по холму.

Дорожка пролегала под эстакадой. В темном уголке Ай Ли убедился, что никто не едет по дороге, и, цепляясь руками и ногами, вскарабкался по трехметровому бетонированному откосу.

Склон холма над обрывом усеивали постройки, на которые никто никогда не давал официального разрешения: одноэтажные, двухэтажные, двухэтажные с мезонином. Проезды между зданиями узкие и извилистые, пройти вдвоем можно только плечом к плечу. Свет не горел, и многие дома казались заброшенными. Кроме одного: свет в окне и женский голос с сильным акцентом жительницы материка. Некогда у Айронхеда здесь жил друг; считалось, что у него лучшие на Тайване пирожки: чуть подгоревшая корочка, с ноздреватой, как хлеб, поверхностью, начинка из баранины изрядно сдобрена фенхелем, так что, когда глотаешь первый кусок, захватывает дух, а после второго хочется еще и еще. Айронхед любил выпить тут и закусить пирожком. Он всегда заказывал не более двух пирожков зараз: так лучше, чем есть потом холодными. А Качок однажды в один присест умял шестнадцать.

Ай Ли завернул за угол. Теперь пирожковая превратилась в кафе, на железной двери висела цепь.

Ай Ли скинул промокшие ботинки и носки и взобрался на стену соседнего здания. По-прежнему моросило, и ни один уличный фонарь в поле зрения не горел.

Такси У свернуло на Тинчжоу и, миновав Шуй-юаньский рынок и кинотеатр, остановилось на перекрестке с дорогой, ведущей к склону холма. Еще рано, он пойдет пешком. Это недалеко, но на Трежер-Хилл почти не было огней. Почему она захотела встретиться здесь?

Сначала на Трежер-Хилл никто не жил. В семидесятых переселенцы из провинции Фуцзянь построили здесь храм, посвященный богине милосердия и Будде. Затем склоны холма заселили иммигранты и бывшие солдаты: они понастроили лачуг из досок и кирпича, и тут образовался один из знаменитых тайваньских трущобных районов. Городская управа несколько раз пыталась снести его, но старые вояки умели драться, а культурные круги не хотели терять одно из немногих артистических местечек, где могли жить и работать художники. Таким образом Трежер-Хилл сделался признанной частью города, достойной сохранения. Правительство ремонтировало пустующие здания и сдавало художникам, и за десятилетия они образовали здесь многочисленную колонию.

Так значит, подруга Куколки — художница? Он подумал, что надо было сообщить Умнику, куда направляется, но какой смысл, если неизвестно, узнает ли он от нее что-нибудь дельное. Он позвонит Умнику, если будет, что сказать.

У прошел один квартал по Трежер-Хилл, и Тайбэй исчез. Темнота и тишина.

Дождь никак не прекращался. Период, предшествующий Китайскому Новому году, обычно бывает сухим, но в этом году получилось иначе. Фермеры, должно быть рады.

Проходя мимо храма, посвященного богине милосердия, У свернул, как бывало всегда, когда он проходил мимо таких мест, чтобы помолиться о мире (и никогда о деньгах или положении). Он похлопал по пистолету на бедре, проверяя, что тот все еще на месте. По словам Ай Ли, за ним охотились.

Он шел под дождем, промокший насквозь, на встречу с