Сказки и истории - Макс Фрай

- Смотри, во всем американском, - неодобрительно сказала моя мама моему папе, когда Долины родители поднялись, чтобы принять табель из дочкиных рук. - Видно, что евреи.

- Молодые еще, - добродушно отмахнулся папа. - Когда еще наряжаться?

Но маминого ворчания оказалось достаточно, чтобы в моей детской башке родилась диковинная формула: эти люди потому так красивы и не похожи на остальных, что родились евреями. Евреи, - стало мне ясно, - даже круче, чем монголы и армяне. О прочих и говорить смешно.

Потом, конечно, быстро выяснилось, что евреев вокруг довольно много (среди учителей, например), и все они разные. Не все они были красивыми и нарядными, как Доля и ее семейство. Но почти все рано или поздно оказывались в числе моих друзей и доброжелателей - ну, почему-то так все складывалось. Правда, крикучий завуч Аркадий Исаакович тоже оказался евреем. Это меня смутило, но не очень: дети из тех классов, где он преподавал математику, говорили, что он на самом деле добрый, почти никогда не вызывает в школу родителей и даже завышает отметки. Только к громкому голосу нужно притерпеться, и все будет хорошо.

Классу к восьмому, когда думать про национальности стало совсем скучно, как раз подоспела дополнительная информация: оказывается, евреев не любят, даже в институты почти не принимают, а уж чтобы в Высшую Мореходку, или в Артиллерийское училище, куда, согласно семейным традициям, стремились почти все мальчики из нашей школы - и вовсе немыслимо.

Поскольку к тому времени мне уже было понятно, что все вокруг устроено неправильно, и взрослые люди, по большей части, дураки и мерзавцы, бытовой антисемитизм стал для меня наилучшим аргументом в пользу евреев. Если их не любят, обижают и не пускают, значит, они действительно чем-то лучше прочих людей. Не то тайные эльфы, не то потомки атлантов - поди разбери. Но ясно, что дружить с евреями должно быть интереснее, чем с прочими.

К тому времени, как мне удалось понять, что все люди очень разные (а по большому счету, вполне одинаковые) и окончательно забить на национальный вопрос, лица еврейской национальности успели:

- приохотить меня к поэзии и старинной музыке

- разнообразить мой читательский рацион романами Гессе и Вонегута

- разбить мне сердце (два раза)

- пособить в склеивании разбитого сердца (столько раз, сколько понадобилось)

- приучить меня к передвижению по стране автостопом

- привить вкус к перемене мест

- вообще привить вкус

- дать мне возможность нелегально прирабатывать за деньги (тогда это называлось "халтура")

- вдохновить меня на занятия живописью

- подарить мне пуховик на гагачьем меху, альпинистский спальный мешок и много других необходимых для выживания вещей

- научить меня играть в карты (и выигрывать)

- накормить и напоить меня столько раз, что пальцев на всех руках Авалокитешвары не хватит сосчитать

- снабдить меня таким количеством самиздата, какого, по чести сказать, хватило бы для воспитания дюжины диссидентов и трех гуру районного масштаба

- вылечить меня от нескольких болезней

- несколько раз похвалить меня вслух в тех ситуациях, когда мне это позарез требовалось

- худо-бедно, но вколотить в мою башку английский язык

- дать мне вполне внятные и удовлетворительные ответы на некоторые неразрешимые "вечные" вопросы, типа "что делать?" и "кто виноват?"

И еще великое множество других прекрасных деяний совершили для меня представители этого древнего библейского народа. Такое впечатление, что других людей вовсе вокруг не было.

Ну, разве только пить меня научил мой собственный польский папа, а водить машину - простой русский мужик Олег Витальевич с лицом Будды.

Но это уже совсем другая история.

©Макс Фрай, 2004

Про жопу

Нет, правда, отличная вещь жопа.

Все дети в нашем военном городке свято верили, что жопа - самая неприличная часть тела человеческого. На письки особого внимания не обращали, разницу в строении девичьих и мальчиковых половых органов не то чтобы вовсе игнорировали, но как-то не могли принудить себя всерьез ею заинтересоваться. Зато жопа казалась нам средоточием всяческой стыдной неприличности; почему- бог весть. Особенности островного менталитета, надо полагать: в изолированных обществах все не как у людей.

Нас было четверо закадычных дружищ, от семи до девяти лет; мы думали, что будем дружить вот так, вчетвером, вечно, и от этого было нам чертовски хорошо. Кому из нас первому пришла в голову лучшая концептуальная идея моей жизни, не помню, хоть убей. Наверное, всем сразу: многие хорошие идеи рождаются именно так, в экстатическом диалоге, где все орут одновременно, перебивая друг друга, но при этом, тем не менее, каждый отлично слышит всех остальных.

Думаю, так и было.

Идея была вот какая.

Мы взяли чистую "общую" тетрадку, толстую, в клеточку, в блестящей коричневой обложке. И стали вклеивать туда все изображения жоп, какие удавалось раздобыть.

Раздобыть, надо сказать, удавалось немало. Все же взрослые, в отличие от нас, полагали, будто жопа - не самый страшный и секретный орган человеческого тела. Поэтому мы не только ГэДээРовские журналы потрошили (да, в этом смысле нам очень повезло), но и из отечественного "Крокодила" удавалось иногда картинку умыкнуть.

Метод был такой: если кроме жопы на картинке было много иных, неинтересных деталей (например цельный человек), мы аккуратно вырезали ягодицы, а все остальное безжалостно выбрасывали. Поэтому картинки получались маленькие, на одной тетрадной странице обычно помещалось больше десятка.

Зрелище было феерическое.

Но не только в зрелище дело. Настоящее счастье привносила в нашу жизнь обстановка полной секретности, которой мы окружили свою деятельность.

После того, как первые картинки были вклеены, мы аккуратно завернули тетрадку в целлофан и закопали в саду, возле единственного в нашем районе нежилого дома, как самый настоящий пиратский клад.

Потом мы жили так.

Каждый посвященный в тайну старался собрать как можно больше картинок с жопами. Спрятать их дома от родителей было нелегко. У меня, например, был для них отдельный тайник на чердаке, один из заговорщиков отважно прятал картинки прямо под обертки школьных учебников, а как выкручивались остальные, даже не знаю.

Время от времени, когда у каждого появлялась пара-тройка новых картинок мы брали канцелярский клей, ножницы, маленькую лопатку и, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности, отправлялись к тайнику.

Отрыв свой клад, мы уединялись в Секретном Убежище (одно время это была одна из комнат нежилого дома, позже - сарай во дворе, где жил один из нас; однажды мы забрались в котельную, но там было как-то слишком уж стремно). Разглядывали добычу, потом вырезали и наклеивали в тетрадку новые задницы. В финале просматривали творение своих рук целиком, с самого начала. Жоп становилось все больше, и это вселяло в нас радость и гордость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});