Полигон - Ирина Гостева

— Разумеется! Времени у нас достаточно, и вариант подходящий подберем, и документы оформим… До наступления тепла еще минимум пять месяцев. И мы их потратим с пользой… Ты поедешь на тренировочную базу оперотряда.

— А как же институт?

— Оформишь академический отпуск. Прямо завтра пойдешь и отнесешь заявление, я обо всем договорюсь, вопрос решим быстро.

— А что я скажу родителям?! Отец же меня сожрет, когда узнает, что я учебу бросил!

— Жить будешь на базе. В принципе, это не суровая необходимость, она находится не слишком далеко, на окраине города и туда ходит городской транспорт, но… Во-первых, никуда не таскаться — это ведь удобней? А во-вторых, неужели ты предпочтешь во время тренировок жить с родителями?! На базе есть общежитие, столовая… А родителям можешь сказать, например, что нашел работу и снял жилье… Причем во время тренировок будешь получать некую… хм… скажем так, стипендию. Или денежное довольствие, назови как нравится. Хотя деньги-то тебе особо и не понадобятся; быт на базе организован неплохо.

— И, конечно же, я не должен никому ничего говорить?

— Это — основной пункт нашего с тобой договора.

— И даже Светке?! Уж она-то в момент просечет, что никакого жилья я не снимал!

— А ей можешь сказать часть правды, — разрешил Шепелев. — Наверняка ведь она уже в курсе, кто тебя ангажировал на работу? Вот и скажи в самых общих чертах, что едешь на тренировочную базу. А зачем — ни-ни! Иначе не видать тебе квартиры, как своих ушей!

Бен вздохнул; да, поддели его на самый цепкий и надежный крючок… И теперь постоянно будут за леску подергивать, чтоб не забывал…

Когда он вышел от Шепелева, с неба посыпал густой-густой и уже по-зимнему сухой снег. Бен не сразу натянул шапку; какое-то время он стоял, подставляя хлопьям разгоряченное лицо. Черт побери, из него будут делать бойца… Вот чтобы вы чувствовали, если бы вам поднесли на блюдечке вашу заветную детскую мечту, но тут же толкнули на стул, скрутили за спиной руки и начали силой запихивать мечту внутрь?! «За маму, за папу!..» Она когда-то казалась очень вкусной… Да может, она и на самом деле вкусная, но если ее впихивают, как мерзопакостную кашу, то она такой и станет. А деваться некуда…

И такой же снег за много километров отсюда укрывал Зону. Крупные хлопья валились на прихваченную морозцем землю, укрывали от глаз аномалии и минные поля у периметра, логова тварей и неподобранные артефакты. Отправиться за ними по снегу вряд ли кто-нибудь решился бы… Заезжие искатели приключений и местные жители, кормящиеся с Зоны, тяжело вздыхали, глядя на очередной сюрприз природы. Морозная зима с постоянно лежащим снегом в этих местах тоже была той еще аномалией. Сталкеры втайне надеялись, что через пару дней над Зоной опять установится влажный теплый микроклимат, сугробы растают, можно будет немного переждать распутицу — и опять отправляться на поиски добычи… Они еще не знали, что неожиданный крепкий морозец замораживает жизнь в Зоне на долгих четыре с половиной месяца.

Паша Кащей, не обративший внимания на редкие снежинки, когда они еще только-только посыпались с неба, позже бросил случайный взгляд в окно и обомлел: поселок накрывала сплошная пелена снегопада. Сквозь круговерть хлопьев еле-еле было видно соседский забор. Паша накинул куртку и выскочил на крыльцо.

После возвращения в поселок прошло три недели; хромота уже почти прошла, а упадок сил как раз уже начал ощущаться, и назавтра Кащей собирался в Зону — уже снаряжение подготовил и рюкзак собрал. А тут снегопад… Как некстати! Скорее всего, завтра к обеду снег растает, но дорогу развезет и останется хлябь, ковылять по ней несколько затруднительно… Получится ли уйти завтра или придется денек обождать?

На крыльце его сразу обдал резкий порыв ветра, по-зимнему сухого и пронзительного. С размаху швырнул в лицо и за шиворот охапку колючих снежных хлопьев. Паша плотнее запахнул куртку. До чего же холодно! «А ведь не растает», — неприятно ёкнуло сердце. И от этой мысли внутри начал разрастаться неприятный холодок…

Над чернобыльским лесом валил снег.

* * *

— …Готовить меня будут для одного дела. Шепелев просил пока не говорить, для какого, — повторил Бен, пересчитывая взглядом кафельные плитки на больничном полу. Коричневая — желтая — две коричневых — опять желтая…

Разумеется, он не пересказывал Роману весь разговор. Он соблюдал условия навязанной ему игры. Бен пока еще не знал, насколько опасно их нарушать, и на всякий случай решил придерживаться правил.

— Значит, подписали тебя в Зону сходить, — вдруг без обиняков выдал Роман.

— А-а… Как ты догадался?! Или…

— Да знал я, — фыркнул Роман.

— А-а, понял… Это была проверка на болтливость, — Бен обиженно скривился.

— Ладно, не кисни! — вдруг отмахнулся Роман, сам себе удивляясь. Ведь никто за язык не тянул… — Какой смысл тайны разводить, если пойдем вместе?

— Вместе?!

У Бена округлились глаза. Эх, и простодушный же он, все эмоции на лице написаны, со вздохом подумал Роман.

— Ну да, я ведь там уже был. В группе сопровождения. Вполне логично, что пошлют человека, уже имеющего опыт…

Бен уставился на него восхищенными и округлившимися глазами:

— А куда именно вы там ходили?

— Куда нас посылали, туда мы и ходили, — жестко отбрил Роман.

«Рассказал бы я тебе, куда, зачем и как, и что мы там видели… Как утонул в земле Воронок, и как перекосило парализованного Андрюху, но я должен твой боевой дух поднимать, черт побери, как приказал Гордимыч…»

Бен виновато засопел — дошло, что полез с расспросами слишком далеко.

Несколько минут они сидели молча; пока Роман не спохватился, взглянув на часы:

— Смотри, уже без пятнадцати семь, сейчас гардероб закроют! Дуй давай, а то здесь ночевать придется! А про Зону потом поговорим; будет еще время… Ты мне напомни, я тебе кое-что интересное покажу! Оно у меня дома, в ноуте.

Бен торопливо распрощался, схватил сумку и припустил вниз по лестнице. Тем более что впереди еще маячил разговор с родителями — он оставил самое неприятное на самый последний момент.

А назавтра Вадим уже трясся в пригородном автобусе с набитой дорожной сумкой под ногами…

Ноябрь-декабрь 2010 г, Большая земля

Папаша Бена обожал один древний афоризм, известный в народе в разных вариантах, и часто повторял его сыну, то назидательно покачивая пальцем, то развалясь в кресле и сложивши ручки на круглом пузе: «Вадик, ты должен хорошенько усвоить, что мужчины делятся на две категории. Одни способны порвать медведю пасть голыми руками, а другие способны оплатить услуги мужчин из первой категории. Надеюсь, что ты все-таки умный мальчик, и сам сделаешь верный вывод — к какой категории лучше всего принадлежать».

Да, Вадим был где-то в чем-то неглупый мальчик. Хотя бы в том, что ему хватило ума не сообщать отцу о своем выводе, который был прямо противоположен отцовскому мнению.

Бен всегда, всю жизнь, сколько себя осознавал, мечтал принадлежать к первой половине мужчин из любимого папиного афоризма. Были ли тому виною супермены, герои звездных войн и всякие уничтожители нечисти, виденные в раннем детстве; или же причина его странных устремлений была в том, что в семье, как говориться, не без урода, и именно Бена угораздило родиться моральным уродом в своей семье… Во всяком случае, набраться такого из своего круга общения и получаемого воспитания Бен никак не мог. И брать пример для подражания ему было совершенно не с кого из окружающих.

В детстве он отчаянно гнался за своим идеалом. Если задирали сверстники — не бежал жаловаться родителям, а давал сдачи, дрался, насколько хватало сил, компенсируя средние физические способности яростным напором. Терпел родительские упреки в неумении договариваться и «решать конфликт другими способами» — в переводе с маминого языка это означало «наябедничать взрослым», а на эту подлость Вадим ни за что не желал соглашаться, потому что настоящие (в его семилетнем понимании) мужчины так не поступают. Когда он немного подрос, то попытался заниматься в секции рукопашного боя, но продержался всего месяц — ровно до момента внесения оплаты за тренировки. Родители банально отказались давать сыну деньги на «эту глупую и опасную блажь». Для нормального физического развития мальчику вполне подойдут лыжи, или плавание, или волейбол. А бьют друг другу морды пусть грубые тупые сынки мужичья, которым одна дорога — в ПТУ и в армию. Потом Бен нашел другую секцию — похуже, но зато бесплатную, и еще какое-то время успешно делал вид, что кидает мячик через сетку, но родительский контроль после прецедента стал строже и тщательнее, и обман очень скоро раскрылся. Бойкот родителям и демонстративная голодовка не помогли; одиннадцатилетнему пацану было не по зубам переупрямить отца или взять измором мать; Бен поплакал в подушку, повздыхал и отправился-таки кидать мячик. Потому что это давало хоть какую-то возможность не превратиться в папочкино подобие — колобок на ножках. Но сам себе он дал слово, что когда вырастет и начнет зарабатывать деньги, то уж тогда…