Хорошие солдаты - Дэвид Финкель

В другой части ПОБ солдаты узнали, что одна из пуль, которые они выпустили после того, как их по пути на помощь взводу Шоумена дважды пытались взорвать с помощью СВУ, влетела в окно дома и, попав в голову иракской девочки, пытавшейся вместе со своими родными спрятаться, убила ее.

Еще в одной части ПОБ солдат думал о том, о чем может думать солдат после того, как, увидев собаку, лакавшую кровь — кровь Уайнгара, или Райера, или Хэнли, или Беннета, или Миллера, — застрелил ее.

Хорошие солдаты.

Действительно хорошие.

— Ты, мой друг, свое отвоевал, — сказал сейчас Козларич Шоумену, и из всего, что он когда-либо в жизни произнес, ничто, похоже, не было дальше от истины.

13

10 АПРЕЛЯ 2008 ГОДА

Я хочу обратиться к нашим военным и гражданским лицам в Ираке. Действуя в тяжелых обстоятельствах, вы проявили невероятное умение и профессионализм. Тот поворот, которого вы добились в Ираке, — это блестящее достижение, и оно останется в американской истории. И, сколь бы ни была трудна эта война, она не бесконечна. Мы ожидаем, что положение на местах и дальше будет улучшаться, и это позволит нам продолжить политику возвращения людей домой по мере достижения успеха. Придет день, когда Ирак станет достойным партнером Соединенных Штатов. Придет день, когда в Ираке будет создана устойчивая демократия, которая будет способствовать борьбе с нашими общими врагами и соблюдению наших общих интересов на Ближнем Востоке. И когда этот день настанет, вы вернетесь на родину, гордые успехом, и получите благодарность всего нашего народа. Да благословит вас Бог.

Джордж У. Буш, 10 апреля 2008 года

— Знаешь, что я люблю? Морковку-малютку. Морковку-малютку с соусом «ранчо», — сказал солдат. — Приеду домой, сразу поем морковки.

— Тс-с-с, — сказал другой, не открывая глаз. — Я плыву на лодочке.

Они пришли к финишу. Наконец-то. 4 апреля. Через несколько часов, когда стемнеет, в ночном небе над Рустамией появятся вертолеты «Чинук». И тогда первая группа — 235 человек — отправится домой, а к 10 апреля никого из них уже не останется.

Рустамия — багдадский аэропорт.

Багдад — Кувейт.

Кувейт — Будапешт.

Будапешт — Шаннон, Ирландия.

Шаннон — Гуз-Бэй, Канада.

Гуз-Бэй — Рокфорд, Иллинойс.

Рокфорд — Топика, Канзас.

Топика — Форт-Райли, автобусами.

А потом — торжественная встреча, которую им устроит благодарный народ США. В маленьком полупустом спортивном зале.

Организовать отъезд было непросто. Хотя Муктада аль-Садр в самом начале апреля снова объявил прекращение огня, нападения продолжались, и это означало, что, несмотря на прекращение боевых действий в полном объеме, солдаты, находившиеся на КАПах и блокпостах, должны были пробиваться на ПОБ с боем. Однажды в командном пункте, откуда координировались все эти передвижения, несколько военных, не веря своим глазам, увидели на видеомониторе, как иракец с автоматом АК-47, выскочив из-за угла, начал обстреливать колонну в стиле Рэмбо. «Сдохни, обезьяна!» — крикнул почему-то Брент Каммингз, и другие это подхватили, стали смеяться и скандировать вплоть до того момента, когда подлетел вертолет «Апач» и оставил от «обезьяны» мокрое место, что они приветствовали радостными возгласами. В другой раз они следили за продвижением группы по расчистке маршрута из другого батальона, которая ехала по «Хищникам» к солдатам из 2-16, застрявшим на брошенном иракцами блокпосту. Вдруг весь экран заволокло черным, а когда он расчистился, они увидели, как головная машина по дуге съехала с дороги и, все ускоряясь, двинулась через поле. СФЗ, на котором она подорвалась, обезглавил водителя, но его ступня продолжала нажимать на педаль газа. Всю ночь после этого Каммингз видел этот вездеход, описывающий посреди поля изящную дугу, а у Козларича между тем в голове были свои картинки: ему приснился еще один сон. На сей раз — о минометных минах. Они взрывались повсюду. Спереди. Сзади. Прилетали и прилетали, ложились все ближе, взяв его в вилку, пока весь мир не превратился в грохот и вздымающееся пламя, — и тут он проснулся и понял, что все с ним в порядке. В полном порядке.

— Вы счастливы? Счастливы, что уезжаете? — спросила Козларича переводчица, звоня по его поручению на мобильный телефон. Она заменяла Иззи, который отправился домой узнать, не случилось ли чего с его семьей.

— Не знаю, — ответил он.

— Понятно. Касим. На линии. Будете говорить? — спросила она.

Козларич взял трубку.

— Шлонек? — спросил он. («Как поживаете?») И в результате этого разговора через несколько дней в Рустамию приехали полковник Касим и мистер Тимими попрощаться с мукаддамом К.

— Камалия? — спросил Касим, когда они еще ждали переводчика.

— Порядок, — ответил Козларич.

Касим издал свистящий звук. Может быть, хотел сказать: «снаряд». Может быть — «граната». А может быть, хотел напомнить, как от него «усвистели» 420 полицейских из 550.

— Марфуд. Сволочи, — сказал Козларич.

— Хоп-хоп-хоп-хоп-хоп, — произнес Касим, подражая одной из присказок Козларича.

Пришел переводчик, что дало Тимими возможность рассказать Козларичу, как все было после того, как Козларич отказался прийти ему на помощь.

— Они всё сожгли, — сказал он. — Дикари — вот кто они такие.

Он скромный человек, сказал он, жена, две дочки, и теперь у него, жены и дочек только и осталось, что одежда, которая на них. Ни дома. Ни машины. Ни мебели. Ни даже пары шлепанцев, сказал он. Он наклонился к Козларичу.

— Я только одно хочу попросить у вас, — сказал он по-английски. — Если бы вы могли мне помочь деньгами.

Затем, отодвинувшись, как будто слишком тесная близость могла создать ложное впечатление, будто он нищий, а не влиятельный администратор, у которого в кабинете стоит красивый стол, а на стене висят часы с кукушкой, он перешел обратно на арабский и попросил еще кое о чем.

— Письмо о том, что он с вами работал, — сказал переводчик. — На случай, если он где-нибудь подаст на политическое убежище.

Настала очередь Касима. Он тоже наклонился к Козларичу, но прежде, чем он мог о чем-нибудь его попросить, Козларич сказал, что приготовил для него подарок, и вручил ему коробку. На ней не было написано «Хрустящая», и внутри лежала не пицца. Внутри лежал старинный полированный пистолет.

— С Первой мировой войны, — сказал Козларич.

— Спасибо, — сказал Касим.

Затем он дал Касиму еще один подарок: новый нож с выкидным лезвием.

— Спасибо, — повторил Касим.

И третий подарок: фотография в рамке. Они вдвоем.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — сказал Касим, наклоняя голову и пряча глаза. Он извинился, вышел в ванную и умыл лицо, а на обратном пути к главным воротам ПОБ взял провожавшего его Козларича за руку. Козларич, в свою очередь, сжимал руку Касима.

— Если что, я буду только в семи тысячах миль, — сказал он Касиму, когда они подошли к выходу, и Касим засмеялся, но коротко, и потом они с Тимими ушли по длинному коридору, образованному взрывозащитными стенами и спиралями проволоки.

Нечто похожее было спустя еще несколько дней, когда вернулся, чтобы попрощаться, Иззи. Козларич подарил ему часы и вручил письмо, где говорилось, что, если Иззи когда-либо окажется в Соединенных Штатах в качестве беженца, он, Козларич, готов оказать ему спонсорскую поддержку. «Сочту за честь», — написал Козларич.

— Спасибо вам большое, сэр, — сказал Иззи.

— Вы курите сигары? — спросил Козларич.

— Иногда, — ответил Иззи.

— Мы братья, — сказал Козларич.

— Спасибо, сэр, — сказал Иззи.

— Навсегда, — сказал Козларич, и Иззи вышел с письмом, часами и сигарой. Снаружи он остановился, чтобы ее зажечь, но дул ветер, приводя на ум стихи о муке, рассыпанной по колючим кустам, поэтому он зажег вместо нее сигарету и двинулся один мимо солдат, с которыми подружился и которые были сейчас по горло заняты подготовкой к отъезду.

Поразительно, сколько нужно труда, чтобы уехать с войны. Все должно было куда-то отправиться — либо обратно в Форт-Райли, либо к другому батальону, либо в мусор. Надо было учесть каждую невыпущенную пулю. Каждую гранату. Каждую единицу оружия. Каждый противогаз. Каждый атропиновый инжектор. Каждый эластичный бинт. Каждый жгут.

Запылившееся руководство по борьбе с повстанческими движениями, которое лежало на столе у Каммингза, надо было упаковать, как и флаг батальона, американский флаг и плакат с Муктадой аль-Садром, висевший вниз головой перед кабинетом Козларича.

Мухобойки — в мусор. Туда же — вся оставшаяся нездоровая пища, присланная американцами, которые решили поддержать таким образом армию, туда же — присланная ими зубная паста, дезодоранты и стопка разрозненных журналов Glamour от учеников арканзасской школы с написанной от руки карточкой: «Вмажте этим арабам штоб знали. Атомной бомбой их. С Днем благодарения!»