Ликвидация - Бондаренко Вячеслав Васильевич

В сопровождении Охрятина они отволокли охающего и стонущего Родю в дальний угол коридора УГРО. Там с довоенных лет размещался небольшой закуток, нечто вроде каменного шкафа, где в полусогнутом положении с трудом мог поместиться человек. Охрятин, сопя, звенел ключами, пытаясь открыть дверь, потом сильно дернул ее, и она распахнулась, задев Кречетова.

— Вот черт, — выругался майор, державший в руках стакан чаю. — Аккуратней, Охрятин! Из-за тебя руку обварил… На вот, держи теперь сам. — Он сунул стакан растерявшемуся Охрятину.

— Здесь тесно! — плаксиво пожаловался Родя, пытаясь избежать заключения в шкаф.

— А ты хотел номер с видом на море? — рявкнул Гоцман, впихивая задержанного в закуток и захлопывая за ним дверь. — Охрятин, стоишь здесь как привязанный! И не дай бог хоть на шаг отойти! Головой ответишь понял?..

Гоцман и Кречетов бросились к выходу. Охрятин растерянно сжимая в левой руке связку ключей, а в правой — стакан с горячим чаем, потоптался на месте, потом вздохнул и осторожно поставил стакан не пол.

…На хазе Чекана обыск шел полным ходом. Довжик неторопливо диктовал Якименко протокол, в углу жались испуганные понятые. И по удивленным взглядам подчиненных Гоцман сразу понял, что предчувствие, закравшееся в душу еще во время телефонного разговора с постовым, было необманным, верным.

— Ну?.. — на всякий случай, надеясь из последних сил, все же спросил он, вглядываясь в Довжика.

Тот недоуменно пожал плечами: в чем дело-то?

— Не звонили?..

— Не-ет…

— А дураками же родятся, Виталий, — зло бросил Гоцман Кречетову и бегом бросился обратно на лестницу.

— Ну вот, — пожал плечами Кречетов, издалека увидев, что Охрятин стоит на посту. — А ты боялся…

— Открывай, — тяжело дыша, бросил Гоцман конвойному.

Дождался, когда тот отомкнет замок, рванул дверцу на себя и… подхватил рухнувшее на него тело Роди. Глаза были выпучены, по шее шла ярко-красная полоса.

Кречетов, закусив губу, сдернул с шеи задушенного черный шнурок, изо всех сил надавил на грудную клетку Роди. Подняв глаза на Охрятина, прохрипел Гоцману:

— Дава, держи его…

Но Давид уже и сам притиснул растерянного младшего сержанта к стене коридора, выдернул у него из кобуры наган, быстро охлопал карманы. Послышался суматошный топот сапог ничего не понимающего Лужова.

— Доктора!.. Арсенина, бегом!.. — прорычал Кречетов, снова вжимая руки в грудь мертвого Роди. — Дыши, дыши, зараза…

Но Родя не хотел дышать. И после смерти у него было обиженное, горькое выражение лица.

— Ах ты сволочь… — захрипел Кречетов, кидаясь на Охрятина.

Гоцман быстро, умело и необидно усмирил его порыв. Засунув голову в каменный бокс, быстро осмотрел… Метр на метр — и никого!.. Он бегло простучал пальцами стены, подергал запор — все прочно, неразболтанно.

— Готов, — обреченно обронил за спиной подоспевший Арсенин.

Гоцман тяжко вздохнул, попробовал было набрать воздуху в легкие — и тут же забыл об этом. Окинул тоскливым взглядом вжавшегося в стену Охрятина. Тот растерянно хлопал своими медвежьими глазами, явно не понимая, в чем его обвиняют.

— За-чем? — очень медленно, тяжело проговорил Гоцман, сгребая гимнастерку на груди конвойного в кулак.

— Та я его ж не трогал, — прошептал Охрятин. — Я дверь не открывал…

— Зачем?!

— Та я же говорю вам…

— За-чем?! — почти простонал сквозь зубы Давид. На плечо Гоцмана легла сильная ладонь Кречетова.

— Дава, но ведь он же не идиот. Если бы он задушил Родю, у него было полчаса, чтобы смыться. А?..

Глава семнадцатая

— Так. Мы ушли, — терпеливо произнес Кречетов, не отрывая глаз от растерянно сгорбившегося на стуле Охрятина. — Что было дальше?

— Я запер дверь.

— На ключ?

— Так точно.

— Ключ оставил в двери?

— Никак нет, товарищ майор, он же на шнурке… Охрятин повертел привязанный к поясу ключ.

— То есть когда ты отходил, ключ был при тебе?

— Я не отходил! — обиженно вскинулся Охрятин. Кречетов покусал нижнюю губу.

— Не отходил, значит?!

— Не отходил, — упрямо повторил младший сержант.

— Охрятин, помнишь, я руку чаем обжег? — вкрадчиво поинтересовался Кречетов. — Стакан тебе еще отдал… Куда стакан делся?

— Никуда не делся, — угрюмо буркнул конвойный. — Стоит там возле стенки.

— Стоит, стоит, — подтвердил Гоцман. Кречетов замялся на секунду, потом снова вскинулся:

— А в сортир?

— Что?

— Ходил?

— Никак нет. Оправлялся после ужина. До отбоя не положено. Я привычный.

— А покурить? — наседал майор.

— Не балуюсь, — насупился Охрятин.

— Воды попить?

— За ужином компот давали. Куда — воды, товарищ майор?..

— А из офицеров кто подходил? — вступил в допрос до этого молча круживший по комнате Гоцман.

— Никого не было, товарищ подполковник.

— Вообще никого?

— Товарищ подполковник медицинской службы прошел…

— Арсенин?..

— Нуда. Что лечил.

Гоцман и Кречетов переглянулись.

— Та-ак, — протянул Кречетов. — И что он тебе сказал?

— Ничего. Говорит, Гоцман у себя? Я говорю, уехали. Он повернулся и ушел.

— Сразу ушел? — подозрительно переспросил Кречетов.

— Сразу.

— Еще кто?

— Все…

Гоцман присел на стол напротив Охрятина.

— С задержанным разговаривал?

— А че мне с ним разговаривать, товарищ подполковник?.. Он немного постучал. Я кулаком ударил по двери, чтоб замолк. И все.

— Шкаф открывал?

— Никак нет.

— Так кто же его тогда убил?.. — Кречетов швырнул на стол карандаш.

— Не я…

— А кто?! — взорвался Гоцман, вскакивая.

Он снова, еще раз, уже более спокойно осмотрел этот проклятый бокс изнутри. Настоящий каменный мешок. Постучал пальцами по стенам. Засунул руку в крохотную нишку, даже не нишку, а просто углубление в стене над дверью. Внимательно осмотрел кончики своих пальцев, покрытые пылью.

И быстро, почти бегом бросился назад в кабинет.

Кречетов нависал над Охрятиным так, что конвоир вынужден был слегка отклониться.

— …расстрел тебе, младший сержант, — услышал Гоцман слова майора. — Это ты понимаешь?

— Погоди… Погоди, Виталий. — Он подошел к конвоиру, взглянул ему в глаза. — Охрятин, вы… верующий?

Глаза конвойного растерянно заметались в разные стороны, он облизал пересохшие губы. И наконец осторожно, еле заметно кивнул — да.

— Крест носишь, — утвердительно сказал Гоцман.

— Т-так точно…

— Покажи.

Трясущиеся пальцы Охрятина не сразу смогли расстегнуть ворот гимнастерки. Наконец он разжал ладонь. Там лежал простой, грубо выделанный зубилом из какого-то металла, скорее всего из тонкостенной гильзы малокалиберного зенитного снаряда, крестик.

— У Роди здесь, на шее, был шнурок? — Гоцман поднял глаза на Кречетова.

— Не помню… — нахмурился тот, но тут же хлопнул ладонью по лбу: — Нет, был! Был, точно был! Я его сдернул! Черный такой…

Гоцман метнулся к столу, схватил телефонную трубку, набрал номер арсенинского кабинета.

— Андрей Викторович?.. Где шнурок, которым задушили Родю?

— Не знаю, — отозвалась трубка. — Я его не видел.

— А вы вспомните, посмотрите в вещах…

В трубке повисла тишина, наверное, Арсенин перебирал вещи убитого. Гоцман нетерпеливо барабанил пальцами по столу, прикусив нижнюю губу.

— Нет, нету… — наконец вздохнул Арсенин. — Когда я подбежал, шнурка на шее у него не было.

…На этот раз Гоцман внимательно осмотрел все углы возле каменного шкафа. Поднял с полу стакан с холодным чаем и пошел к кабинету…

Подоспел он как раз вовремя — Кречетов, завернув Охрятину руку за спину, вжимал ему пальцы под ребра, а конвойный кричал от невыносимой боли.

— Кто тебе приказал? — мычал в ярости майор. — Кто?..

Гоцман не без труда отбросил вошедшего в раж помощника военного прокурора от подозреваемого. Тот беспомощно сполз со стула на пол. Глаза Охрятина закатились, из полуоткрытого рта тянулась тонкая нитка слюны.