Кукла - Александр Варго

Между тем Женя, изловчившись, ударила ногой в живот Сашу, после чего сама прыгнула на него. Тот, защищаясь, выставил вперед руки, попав раненой ладонью в рот женщине. Она сомкнула зубы, задев ампутированный обрубок, и Саша взвыл от раздирающей боли. Женя продолжала стискивать зубы, чувствуя, как в горло льется чужая кровь, и она почему-то казалась ей холодной и горькой.

Тщетно пытаясь вырвать руку, обезумевший от боли Саша извивался как угорь, но Женя не выпускала его. Ухватившись пальцами за уголки его рта, она, с криком выплюнув отвратительную, пахнущую отбросами ладонь, резко дернула руками. Саша снова взвыл, одна сторона рта лопнула, черная ухмылка стала шире, как разрез, и из нее побежала кровь, липкая и темная, как сырая нефть. Здоровая рука Саши нащупала оброненные ножницы, и он с наслаждением воткнул их в бок женщины.

Женя тихо ахнула, хватка ее ослабла. Саша, высвободившись от нее, с трудом поднялся на ноги. Боже, что она с ним сделала?! Языком он чувствовал, что его рот теперь стал на несколько сантиметров шире, горло першило от попавшей крови, там все булькало, как в закипающем чайнике. Женя сидела на траве, прижимая к боку руку, и тяжело дышала.

– Я разрежу тебя на кружочки, сука, – с ненавистью проговорил Саша, щелкнув ножницами в воздухе. – Или на квадратики. Выбирай.

– Уходи, – услышал он вдруг сзади отчетливый и спокойный голос.

Саша изумленно повернулся. Девочка стояла прямо перед ним, в глазах не было даже намека на страх, лишь безмерная усталость и даже сочувствие. Кроме того, Саша увидел еще кое-что, что потрясло его еще больше. Псы, эти трусливые твари улепетывали, будто спасались от пожара! И змеи куда-то подевались.

– Ты-то мне и нужна, шмакодявка, – ощерился в ухмылке Саша и шагнул вперед. Поднял ногу для второго шага и вдруг замер. Он хотел схватить эту мелюзгу за волосы и погрузить в ее глазницу ножницы, со сладострастием ощутить, как лезвие дойдет до мозга, но… все его тело словно покрылось толстой коркой льда, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже рот не открывался, будто его челюсти зафиксировали болтами. Только расширенные зрачки бешено вращались в запавших глазницах.

Кряхтя, медленно поднялась Женя. Весь бок ее недавно купленной блузки был влажно-красным.

– Не мешай нам, – шепотом сказала девочка.

«Я убью вас», – глазами сказал Саша.

– Нет. Ты не понял. Если ты будешь мешать нам, ты умлешь.

Женя с суеверным ужасом смотрела, как застывшая до этого фигура этого странного существа внезапно встряхнулась, потом рука с ножницами потянулась ко рту. Разорванная дыра раскрылась еще больше, как незаживающая рана, и ножницы целенаправленно потянулись внутрь, прямо в глотку.

– Кристи, нет! – закричала Женя, схватив дочь. – Перестань!

– Я ничего ему не сделаю, – серьезно сказала девочка. – Ему сколо будет лучше.

Рука Саши замерла, потом медленно, словно с огромной неохотой вернулась в исходное положение, окровавленная пасть захлопнулась, как сундук.

– Мало время, мама, – промолвила Кристи. Она скривилась, как от сильной боли. Женя, прихрамывая, сжала ее хрупкую руку, и они пошли дальше, стараясь не оглядываться. Уродливая фигура продолжала неподвижно стоять в траве.

Женя была настолько шокирована увиденным, что даже забыла о ране. Боже, если она кому-то расскажет, что видела, то ей прямая дорога в психушку.

– Как тебе это удалось, малыш? – шепотом спросила она.

– Не знаю, – пожала плечами Кристи и взглянула на мать. – Телпи, мама. Сколо все кончится.

Злобные глаза окаменевшего парня с нескрываемой яростью провожали взглядом женщину и девочку.

* * *

Никто медленно брел, что-то бессвязно бормоча себе под нос, мешая латынь с русским языком. Он в очередной раз проиграл, и теперь Она, разъяренная его неповиновением, гнала его к заброшенной шахте. Идти было трудно, и не только потому, что Никто был совершенно измотан и голоден. Все же ему скоро семьдесят – это раз. Во-вторых, Она что-то сделала с его глазами, и теперь он почти ничего не видел.

Он только успел прикоснуться кинжалом к горлу девчонки, но та начала верещать и брыкаться, и он нечаянно поранил ее. В следующий момент он почувствовал такую невыносимую боль, по сравнению с которой предыдущие приступы были сродни комариному укусу. Теряя сознание, он выронил кинжал, и девчонка бросилась бежать со всех ног. Он тоже побежал, только в другую сторону, вскоре перейдя на шаг.

«Еще один подобный финт – и я сделаю так, что ты будешь умолять меня убить тебя», – услышал он спокойный детский голос.

Он провел ладонью по глазам и ничуть не удивился, что они мокрые. Он лизнул. Соленое.

Никто криво усмехнулся. Кровь, снова кровь…

Она практична. Могла бы вырвать ему кишки или сломать ноги, но тогда он стал бы совершенно бесполезным хламом. А он Ей нужен.

– Я тебе нужен, сука?! – заорал в темноту старик. – Скажи, что это так!

Ответом был лишь сильный порыв ветра, неприятным холодом обдав раздавленные глазные яблоки. Он шел, ничего не видя, изможденный и смертельно уставший старик, но поступь его была уверенной, пожалуй, самой уверенной за последние тридцать лет. С тех самых пор, как он сшиб эту несчастную девчонку с беленькими волосами…

…Когда он заглянул в помещение, все уже подходило к концу. От старухи почти ничего не осталось – она буквально таяла на глазах, но из последних сил налегала своей дряблой грудью на рычаг. Кожа слезала с нее, как кора с изъеденного червями дерева, седые волосы грязной копной валялись под ногами, прохудившийся живот разрывали ребра. Зрелище было ужасное и завораживающее одновременно. Перед старухой был поросший мхом и корнями какой-то плоский круглый предмет, от которого шел невыносимый скрежет, подобный звук получается от царапанья стамеской по дну кастрюли. И с каждым поворотом рычага жизнь из несчастной старухи перетекала в это круглое «нечто», в центре которого сидела кукла. Она насмешливо глядела на Никто, будто давно подозревала, что тот отправится вслед за старухой, и теперь приглашала его полюбоваться на бесплатное представление. Переплетенные корни шевелились и вздрагивали, как толстые удавы, ковер мха вспучивался словно от нарывов, со стен стал осыпаться щебень.

Из рваной старческой глотки старухи вылетел последний хриплый стон, помещение неожиданно озарилось яркой вспышкой света, и глаза куклы блеснули красным, как если бы были рубинами. Трясущиеся ноги старухи надломились, обнажая кости, из разрывов вылезло мясо, вся земля вокруг была забрызгана алым. Щелкнув в последний раз, рычаг замер, а старуха, вернее, то, что от нее осталось, мокрой грудой свалилась вниз. От смрадных останков шел густой желтоватый дым, окутывая плотной пеленой куклу. Глаза игрушки уже не просто были красными, они пламенели, как два факела в ночи, а рот распахнулся в злобной ухмылке, и Никто даже издалека видел, что он полон зубов, длинных и острых, как штыки. Ему было так страшно, что он не сразу почувствовал, как обмочил брюки.

Вскоре свет стал медленно меркнуть, дым от останков старухи бледнел, пока не исчез вовсе, и глаза куклы потухли. В конце концов все погрузилось во тьму, лишь керосиновая лампа, принесенная старухой, сиротливо светила в углу пещеры. Потом раздался отчетливый, четкий щелчок. Потом еще один. И еще… Часы начали свой ход.

Никто не помнил, как он выбрался наружу. Обламывая ногти и раздирая в кровь пальцы об острый щебень, он выкарабкался наверх. Потом побежал к дому ведьмы, моля бога, чтобы с Ингой все было в порядке. Он старался не смотреть по сторонам, призывая все свое самообладание, но зрение не обманешь, он потом долго с дрожью вспоминал, как ему навстречу неспешно бежали здоровенные собаки со свалявшейся шерстью. Их было много, очень много, особей сто, может, больше. Он бежал, чувствуя шипение и легкий шелест по ногам, но глаза его были устремлены вперед. Он знал, что если взглянет вниз, то останется навсегда в этом страшном месте, потому что всю жизнь боялся змей. Плечи задевали летучие мыши, они тоже нескончаемым потоком неслись к заброшенной шахте. Но ни одна из тварей не заинтересовалась Никто, ни одна из мышей не задела его своим крылом, ни одна из собак не рявкнула на него…

Часы, вот в чем дело. Священные часы, теперь он все понял. Ей нужна зарядка, всего-то. А он думал, что это божество, вечное и неизменное, как само время. Оказывается, как раз времени Ей и не хватало…

Он шел, зная, что через каких-то тридцать-сорок минут его уже не будет в живых. Но почему-то это уже не волновало измученного мужчину. Он сделал свой выбор.

* * *

Вскоре перед ними показался дом. Сидящие неподалеку собаки бросились врассыпную, и Жене оставалось только гадать, что могло вызвать такую реакцию. Впрочем, она уже давно догадывалась. Кристи – вот и весь ответ, твари явно страшились ее дочери.