Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти волны взаимного света просеивали одна другую, подобно дождям, нарисованными горизонтальными ветрами. Дожди он знал— но когда попытался объяснить, то остановился, не начав. Этот свет, имевшийся у него, или в котором имелся он, завеял в краткий взгляд клетки решетки, так, что они ощущались скорее многочисленными формами, а не венами линии, не тем более лучом, который также исходил бы здесь из них к Центру и обратно, как бестелесный позвоночник.
В одной точке в этих многочисленных формах Въедливый Голос наблюдал за тем, как глюкоза оставалась на максимуме. Что значило (по наблюдениям Въедливого Голоса), что глюкоза вырабатывалась в немыслимо большем количестве, чем можно объяснить любым известным фотосинтезом: Теперь предоставленный процесс был новым (как наблюдал Въедливый Голос) фокусированием в независимые параллели струения, где кислород и глюкоза проходили бок о бок вверх по трубке, ведущей к мозгу — и все же, если бы что-то произошло с глюкозой, это, скорее всего, выгорело бы в кислороде, чем стало бы больше.
Имп Плюс мечтал о сне, в котором он ранее знал фотосинтез.
Разделенный давнишний сон на орбите в фазе с ДАВАЙ- системой Земли, когда он знал фотосинтез и употреблял такие слова — время, когда глюкоза уменьшалась, и он был своим Слабым Эхом. И тем не менее знал также со всей нездоровой волей и желанием, что фотосинтез, даже когда он в темноте делает сахар, не мог спасти его больше, чем даже Хороший ДАВАЙ Голос когда-либо говорил, что мог бы.
И сейчас, словно колеблющийся к Земле луч был телом его отчаяния из-за невозможности дать то, что, какой знал, было здесь, Имп Плюс не мог бы показывать больше Въедливому Голос те тени, которые однажды удлинились, как лебедки, и сокращались, как локти, чем докладывать Въедливому Голосу, что слова ведущий к мозгу теперь были неверными; ни показать Въедливому Голосу, что Имп Плюс лишь наполовину знал то, что имел в виду, говоря ГЛЮКОЗА ПРЕКРАСНАЯ (слово Центра). Казалось, он сказал это сейчас; но в действительности он сказал много раз и давно сквозь дуги сахара, источающие свет и цвет вниз на темные спуски, и также сквозь сладкие мышцы, которые открыли радужный поток к шансам его желания: поток, водянистая влага на Земле, становящийся тем временем здесь на орбите, словно посредством его видения, сахарным питанием. Если бы он не передавал такие странности, все равно Имп Плюс — его прежняя гипоталамическая железа управления растворилась в другом существовании — не выключал команды Кап Кома, вторгавшиеся во Въедливые частицы. Хотя он вряд ли знал, в чем заключалась суть показывания Въедливому Голосу на этой их индивидуальной и прямой цепи частиц спектра маленьких дуг и золотую тень одной большой дуги, отброшенной в Имп Плюса Солнцем, его телом и рукой света.
КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ, СЛУШАЙТЕ ЧАСТОТУ, ПОЗЫВНЫЕ И СЛОВА СЛЕДУЮЩИЕ ЗА МАСКИРОВКОЙ. Свет выявил узор в кристальных клетках: это был его простой ответ, но большее понимание. Но с Кап Комом он должен разговаривать старым способом по Концентрационной Цепи.
О, здесь был тест, тест, как вопрошание определить, что было расположено рядом с датчиком, регистрирующим реакцию азота в грядках — а именно, дилатометр, регистрирующий расширение жидкости.
Как часто Имп Плюс в ответе повторял частоту, позывные ПС и тестовые слова Чрезвычайный План, видя себя призрачной маскировкой в беспокойном мозге Центра? Сомневался ли он также, стало быть, в своем равновесии? Поскольку это могло казаться простым отказом от действия сбрасывающих встрясок ИМП, которые пихали новые, все более низкие орбиты, каждая, эллипс, диаметр, который боль, фокус, который Земля, и другой — другой фокус, некогда пустой на мелованной доске Въедливого Голоса, а теперь ясно Имп Плюс и Солнце.
Или — Въедливый Голос наблюдал в другой точке — наоборот максимум глюкозы мог обозначать: никакую глюкозу не использовали, что могло указывать на то, что Имп Плюс мертв и говорил извне или, скорее всего, перерос глюкозу — возможно, и воду — Но ОТКАЗ, ОТКАЗ, ОТКАЗ, Имп Плюс слышал, как сам сказал, словно утраченное Слабое Эхо. Но сказал с чувством, казавшимся больше и глубже, чем то, говорил он Въедливому Голосу, что должно было увидеть: а именно, течения в трубках, из которых одно, что двигалось по направлению к нему, было живой линией глюкозы, переполняющей проток из капающих зеленых, сине-зеленых, влажно-бурых растительных грядок: поскольку вверху в его субстанции, как мог Въедливый Голос задумать дуги люменного сахара, и как они так закатились за желание растений, которое Имп Плюс не желал озвучивать словами — он знал ненавидеть из въедливых зеленых комнат — ненавидел пристальное внимание Въедливого Голоса, алчущего сейчас получать и понимать, и ненавидел Центр, потому что тот не увидит.
И таким образом в одной точке в тенях света, который лился, тонул, уплотнялся, выбирался (и, казалось, смягчался в роях, скрутках и деформированных пятнах) сквозь жесткую решетку себя, он не объяснил свое ОТКАЗ, ОТКАЗ, ОТКАЗ: пока в другой точке, наслоенной сверху мгновенного раскачивания меловых, молочных частиц, так пульсирующих передачу Въедливого Голоса, что Въедливый Голос был там в зарешеченном слое сам — Имп Плюс видел в трубке, ведущей от растений, блеск — не глюкоза: это был свет.
Глюкоза остановилась.
Но то глубокое чувство, что появилось у него, сразу стало слоистым знанием этих слоев: которые были тем, что, как он сейчас видел, он подразумевал, когда устремлял взор в будущее: поскольку только когда Въедливый Голос во время именно той передачи спросил, как видит Имп Плюс, Имп Плюс обнаружил, что он не видел остановившийся блеск в трубке, ведущей вверх: но более того: смещения субстанции превратило мембраны в чешую, а затем в решетчатые клетки — и он почувствовал остановку в трубке, не увидев ее.
Что же, стало быть, он сейчас видел? Блеск, который вспомнил.
А также различие между Въедливым Голосом и Кап Комом. Хотя один был прямо здесь в рифах и оберточных окороблениях, которые решетка сделала со взаимным светом, а другой — Кап Ком — был
- Люди с платформы № 5 - Клэр Пули - Русская классическая проза
- Тернистый путь к dolce vita - Борис Александрович Титов - Русская классическая проза
- Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов - Любовно-фантастические романы / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Укрощение тигра в Париже - Эдуард Вениаминович Лимонов - Русская классическая проза
- Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником - Лиза Таддео - Биографии и Мемуары / Семейная психология / Русская классическая проза
- Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин - Классическая проза / Русская классическая проза
- Том 6. Живые лица - Зинаида Гиппиус - Русская классическая проза
- Пообещай мне весну - Мелисса Перрон - Русская классическая проза
- Снизу вверх - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Родительская кровь - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза