Плюс - Джозеф Макэлрой

его внутреннего предчувствия ее в тот момент, когда малиновая вспышка сначала стала вилкой, а затем соединенной линией, бечевкой и скруткой, которая, если приглядеться, постоянно расплеталась и заплеталась, и была кусками и зияниями себя, в которых, если бы в этом была какая-то суть, Имп Плюс мог бы взглянуть на безграничное разъединение.

И даже без микровзора он видел некий конец. Тот был настолько увеличен, что он вновь знал, насколько мал. Даже каким маленьким он был давным-давно под высокой широкой крышей. Ее внутреннее пространство было изрезано и покрыто бороздками, уровнями и крючками. Крыша, чей пол был под ногами. Осматривая в ИМП свой цилиндр — едва ли «Платформу» — он слышал, как Хороший Голос сообщил ему его точную высоту, и услышал, как голос ответил, что точная высота была грубо (как и сам голос) с его рост.

Но какой конец или конец чего был увеличен? И что заставило его вообразить, что он помнит то малиновое? И подобно недавнему странному отмечанию времени его важной передачи, он мысленно разобрал себя от одного конца его до другого посредством того, что его сплетения, расплетения, послабления, натягивания, скручивания, раскручивания и вновьрекручивания освещали — и посредством его происхождения и того, что было позади.

Конец чего? И вдруг непредвиденный конец: мысли о том, не сделал ли он ошибку, отдавшись Проекту. А что если бы он отказался, а затем выздоровел и вновь отрастил все целиком: или по большей мере проталкивал себя повсюду без кожи иди мозга; или, безногий, жил на своих пальцах: или продвигался по нормальной Земной жизни без головы, словно неся черную дыру в последнюю ночь: или как фигура, которую он где-то видел, с дырой в ее средней части, скошенной как обивка у краев, так что это казалось отсутствием подушки. Но если на Земле он бы восстановился от облучения вместо того, чтобы ожидать сейчас в мозге Центра зону посадки, он бы все равно не вырос.

Разве что постарел.

Но насколько постарел?

И он же был не стар?

Центр не отвечал на его данные. Центр должно быть думал о том, о чем и полагалось. О том, как он жил здесь, что он делал, чтобы раздобыть воду и еду. Центр мог быть таким же тихим сейчас, какой однажды была растворяющаяся темнота. Центр, должно быть, думал то, что мог о том, что делало Солнце с водой и мозгами. Но не был ли Центр сумасшедшим? Был ли Центр преобразованным? Имп Плюс не знал сумасшедший; но Имп Плюс думал об этом, когда какое-то время назад Центр сказал то, что Имп Плюс уже знал: именно это Центр и скажет, хотя теперь Имп Плюс редко слышал слова прямых сообщений: КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ, ЧТО ТАКОЕ ЛИЗАНИЕ? ЧТО ТАКОЕ ЛИЗАНИЕ? И ЛИЗОК ИЛИ ЛИЗКИ? МЫ НЕ СЛЫШИМ.

Он говорил Центру (давным-давно), что пламенная железа рассеялась, была слизана и поглощена, и гипоталамус тоже— то, что он им считал — со своим множеством управлений — или то были силы — болью и удовольствием, холодом и жарой, аппетитом.

Но отсутствие ответа со стороны Центра не было причиной, почему он сейчас не сообщал о том, что высветили ослабление и напряжение малиновой пряди. Причина этого держала его между собой: таким образом было определенное сходство между видением и им самим. Поскольку в дыхании излучения из ослабления и расплетения малиновой пряди, или дыхания потом в ослабленном, полурастаявшем самосхватывающим возвращении пряди к своей тугой спиральной скрутке, он обнаружил великие колонии решеток, сейчас неподвижные, и увидел, что позволил своему спиральному движению ввести себя в заблуждение. Поскольку колонии были застывшей массой, высокая глыба решетки, отбелившая синее и зеленое, коралл, такой же бледный, как и странная сила давнишнего обесцвечивания, отмеченная в перекресте зрительных нервов, сейчас рассеянной вместе с пламенной железой и гипоталамусом, и всем остальным, в этой закрепленности. Эта закрепленность была в слоях складок конических бредений, складок продолговатых морфоген-наузлов и ложноширь-граней, складок буротвестня. Так как все эти четыре вида были сейчас жестким полупрозрачным напоминанием о их прошлой жизни, — они теперь не двигались; не двигались даже там, где оплетались вокруг верхних кабелей и также вокруг тех нижних трубок, в которых все еще было семенное движение, трубок, которых он боялся, так как они были в его мышцах, когда Центр посылал встряски.

Его клетки элементов были местом для движения — вот в чем дело.

Янтарные Солнечные косы были повсюду в его неподвижных клетках элементов; и сквозь эти движения он мог чувствовать, что клетки элементов были дырами, удерживающимися в решетке, и также были решеткой; но также реле местоположения для приливов Солнечных кос, которые теперь было труднее увидеть, хотя он не ощущал себя менее временным или ясным. Решетка была полем времен. Он был таким же движением, как и его место. И малиновый процесс излучающий (у него в уме?) из двух скрещенных длин кости, которая завивала жесткость наружу подобно свету, освещавшему великую решетку, проводя Солнечные косы сквозь дыры и в обход к краям себя, где равновесие, которое он должен заставить Центр понять, крутило свою гироскопическую норму кажущейся субстанции; но это была лишь часть цикла, так как потом либо Солнечные косы обратно всосал малиновый процесс, напрягающийся и вновь сплетающийся, либо они сами были причиной этого повторного винтового скручивания.

И все-таки оба. Оба. Слово повторились, поскольку он знал, что должен зацепиться за то, что бы оно ни было, за то, что выстреливало назад и вперед сквозь длинный эллипс новой боли — для того, чтобы увидеть, что же было внутри боли. Должен за это зацепиться. Или быть зацепленным. Должен зацепиться вопреки новому шуму. Пульсациям сообщений из Центра. Зацепиться или он его утратит. Утратит что? Хотя этого у него еще не было: или было: было, чтобы утратить. Или всегда у него было — даже до радиационного отравления на Земле: и сейчас в излучающий миг, за который он увидел затаенную массу понимания или скорее видел, что был затаенным пониманием, между Солнечными косами и эластичной прядью случилось другое: спирали бредения вокруг его краев постепенно угасли в закрепленность, закрепленную решетку, и он видел, что их контур питался этим действием воздуходувных мехов между Солнечными косами и малиновой прядью, которая, как он сейчас в бреши той бредущей жизни мог видеть, выстреливала вперед и назад, как и всегда: и он увидел на Земле новую зазубренную точку, но точку из частиц, которая увеличилась до его зрения, словно была