Венгерская вода - Зацаринный Сергей

– Не произноси ее имя! – зашипел псарь.

– Боишься? – в голосе Туртаса не было ни капли страха. – Обычная птица кричит. Неопасная. Дядя сказал, что все дело в звере, который на платке. Он непростой. Его может укротить только девственница.

Было непонятно, то ли он верит во все эти сказки, то ли насмехается над ними.

– Только додумался до этого не сам дядя. Ему про это рассказывал еще при жизни Баялуни один франк.

У меня теперь у самого сердце сжалось, когда я услышал это имя. Но птица промолчала.

– Там, где этот платок был вышит, единорог олицетворяет счастье. Но это существо иного мира. У франков он символ мужской мощи и неукротимой силы. Это я не только от дяди слышал. Нам сейчас интересно то, что этот сказочник был в числе людей, которые знали про платок в усыпальнице. А вот про сосуд не знал даже дядя.

Я спросил Злата, кто такой Тагай, присылавший своего ловчего в обитель? Судя по всему, он был замешан во всей этой истории.

Оказалось, Тагай был одно время эмиром в Бельджамене. Он происходил из старого рода, предки его служили еще Сартаку, сыну Батыя. Род их кочевал всегда в правом крыле Орды, по эту сторону Итиля, возле Дона и буртасских лесов. Возможно, и сами они не были из буртасов, но уже давно считались монголами. Один из предков Тагая некогда женился на дочке хана Менгу-Тимура, что давало титул гургена, но место их улуса было не самым удачным. После смерти Менгу-Тимура и до самого воцарения Тохты в Орде была смута и нестроение, а земли по Дону как раз и попали на линию противостояния Ногая и его противников. Выручали буртасские леса под боком. Здесь род имел немало ясаков, дававших и мед, и меха, и зерно. В лесах от смуты тогда укрывалось немало народа. Кроме того, много смелых буртасских юношей искало удачи в службе.

Было в здешних лесах и еще одно богатство. Древние легенды говорят, что некогда жил здесь народ великанов. Правда или нет, неизвестно. Только и по сей день в этих лесах время от времени рождаются люди неимоверной силы. Такие, что палицу делают из целого дерева или поднимают на спине три верблюжьи ноши. Заполучить такого богатыря в свою свиту – большая удача. Не раз и не два именно здешние темники выставляли на поле непобедимых поединщиков.

А еще славились эти края своими красавицами. До самого Каира и Багдада доходила слава о белокурых девах с кожей белой, словно молоко, и глазами, превосходящими блеском сапфиры. Говорят, сама Тогай, любимая жена великого султана Насира, тоже была из здешних краев. Хан Тохта женился на красавице из здешних краев. Кто знает, не помри хан в одночасье в расцвете сил, удержалась бы у вершины власти сама Баялунь?

Женщины порой могут больше, чем самые могучие богатыри. Звездный час рода, жавшегося к лесам на окраине Великой Степи, наступил, когда новый хан Узбек перебрался в мордовские леса. Столицей его стал старый городишко Наручадь. Его теперь назвали Мохши, по реке, на которой он стоит, и во мгновение ока он стал одним из красивейших и величайших городов.

Вельможи и знать потянулись за ханом из степи, а вот дворцовые задворки быстро стали заполнять люди из местных. Мамки, няньки, истопники, носильщики, прачки сновали невидимыми тенями, которых никто не замечает, и постепенно прибирали к рукам обширное хозяйство наехавших господ.

Комнатные девушки нашептывали госпожам базарные сплетни, банщики передавали господам нужные слухи.

Потихоньку Тагай породнился не только со знатнейшими вельможами, но и с самим ханом. Сестра его попала в жены самому Джанибеку. В добрый час попала. Ее сын Бердибек сейчас наследник.

Между тем царство процветало. Под сенью славной Золотой Орды вставали города, росла торговля. Тагай из простых темников смог выбиться в эмиры города Бельджамена. Некогда эти земли были дорогами враждующих войск, теперь они стали тропами богатых караванов. Через улус Тагая лежали пути на Русь, в Литву, в Тану и Крым. Отсюда было рукой подать до Нового Сарая и сказочного Гюлистана. Кроме того, эмир больше других преуспел в насаждении хлебопашества. Его улус ближе всего лежал к старым хлебным местам. Оттуда и потянулся народ на привольную степную целину. Уртакчи Тагая теперь стали крупнейшими поставщиками зерна на пристани Таны.

Где деньги, там и сила. К богатому темнику начали стекаться отовсюду удальцы. Теперь его тумен превратился в один из лучших в войске Джанибека. Запасов, коней и оружия хватит, чтобы в любое время еще столько же войска набрать. Тагай нынче частый гость в Гюлистане. На подарки денег не жалеет.

– Только выше задницы все равно не прыгнуть, – безжалостно подытожил доезжачий, хорошо знавший столичные порядки. – Родишко у него худоват. Так что быть ему вечно на подхвате у старых эмиров. Тут уже ничего не поделаешь. Недавно племянницу его, Бердибекову сестру, выдали за Мамая, сына Алибека. У того род древний, хвастают, что древнее Золотого Чингизова. Кияты.

– Но ведь Тагай, получается, наследнику Бердибеку родной дядя?

– Получается. Бывали случаи, когда ханские дядья высоко взлетали. Только для этого одного родства мало. У Тагая кишка тонка. Так ему и быть эмиром и темником. К тому же у Бердибека ведь своя жена есть. А у жены отец. Тоглубай. Это человек не Тагаю чета. Умен и решителен. Да и рода хорошего. Не из первых, но и не из последних. Бахрины. Вроде он Тайдуле какой сродник. По матери. У Узбека в большой чести был, но после его смерти за Тинибека встал. Хорошо еще, головы не лишился. Теперь вот опять ко двору прибился. Тесть – он ведь второй отец. Вот уж он спит и видит себя беклярибеком, когда зять ханом станет. Только до этого еще дожить надо.

– У Тоглубая мать была из наших краев, – отозвался из темноты Туртас, – я ее хорошо помню. Мордовка, из простых. Но красива. Точно как ты и описывал: глаза синие, волосы пшеничные. И крепка была, богатырской породы. Тоглубай в нее пошел.

– Тоже ведь у Узбека при дворе была в мохшинские времена. Тоглубай тогда и выбился в первые ряды. Золотой пояс получил. Рать немалую на Смоленск водил. Потом, когда Джанибек со сторонниками Тинибека разбирался, в здешних лесах прятался несколько лет. Женился на мордовке, говорят, недавно, как и отец. Тайдула ему сродни приходится, на свадьбу гонца посылала. С подарком и поздравлением. Сама не поехала, а только попеняла, что ему бы нужно было жену из старых родов искать, а то так и просидит всю жизнь у леса. Говорят, Тоглубай, когда ему эти слова передали, сказал: «Славу нужно искать на поле брани, а не в женской постели». Тайдула посмеялась и просватала его дочку за Бердибека. Далеко смотрит. Джанибек не вечен. Да и на него теперь надежды нет.

Затем Злат опять пустился в рассказы про страсти ханского гарема. Вспомнил про молодую жену, от которой Джанибек потерял голову. Действительно ли та была красива, он не знал – не видел ни разу. Она происходила из невольниц, еврейские купцы ее подарили. Только знающий человек по большому секрету проболтался, что не все в этом деле чисто. Купцы так и не представили купчую на девушку, сославшись, что привезли ее из Баку. Вполне могло быть, что она и не была невольницей. Может, армянка, может, еврейка. Знали только, что из Шемахи. Вполне ведь могла оказаться и мусульманкой, по доброй воле согласившейся отправиться в подарок хану. Мусульманка рабыней быть не может – потому и купчей нет.

Хану про все это не докладывали, да его это и не интересовало. Он души не чаял в молодой жене.

Поначалу это никого не тревожило. Что за беда может быть от одинокой красавицы? Опасны те, за кем стоит могущественная родня. За место возле хана испокон века боролись кунграты, кияты, другие древние роды. А кого куда сможет пропихнуть смазливая девчонка с базара? Однако стали замечать, что не все так просто. Через новую жену ко двору начали проникать купцы. Больше те, кто исстари торговал на Красной пристани в старом Сарае, кто приплывал из-за Бакинского моря. А там разные попадались люди. В немалой силе и деньгах были армянские купцы, торговавшие шелком, еврейские работорговцы, поставлявшие живой товар для гаремов и военных отрядов. Были и генуэзцы, уже давно построившие корабли на персидском берегу и развернувшие обширное мореплавание к далеким берегам.