Знак снежного бога (СИ) - Элевская Лина

Развеивая.

Бывший снежный бог не был нужен миру даже в роли духа.

За мгновения все было кончено. Там, где только что был древний снежный бог, остался лишь горделиво воткнутый в наст ледяной меч с идеально чистым, по-прежнему сияющим лезвием.

Рэлико медленно опустила руку.

Главные элементы стихии объединились против Сньора — бессмертные духи, другой бог и смертная девушка, носящая ее знак. Простой символизм, как в древних ритуалах, но случай беспрецедентный. Три начала сплелись в одно, наделив стихию и жизнью, и разумом.

Сньор был не прав. Мир может покарать по-разному. В прошлый раз это была кара других богов — жестокая, но не окончательная. В этот раз…

Важный урок — абсолютного бессмертия не бывает.

Стихия сама выбрала для себя снежного бога.

Глава 14

Прямо на глазах Жнеца, едва закончившего емкий доклад и ожидающего решения Танатоса в угольно-черном коридоре на свинцовой скамье, свиток снова требовательно задрожал.

Начиная побаиваться дальнейшего, младший бог развернул его.

Строка с именем "Ланеж" ярко вспыхнула, и на ней начерталось совсем иное имя — Сньор.

Вожглось в свиток так, что не изменишь, не исправишь… а затем его перечеркнула бледно-голубая, словно инеистая полоса.

Жнец едва не швырнул в сердцах свиток, испытывая странное желание разрыдаться.

Танатос знает что!!!

Хотя нет. Даже он не знает!

Имя вписано. Стихийный бог погиб насильственной смертью.

Невозможно!

Имя перечеркнуто.

Еще более невозможно!

Так его надо забирать или нет?! И как? А главное, чем? Хватит ли тут серпа? Или нужен Танатос с косой?

Жнец выругался от всей своей бессмертной души и рассек серпом пространство, укорачивая себе путь от царства мертвых во владения живых.

Чтоб этих стихийников с их выкрутасами!

* * *

Сулу удовлетворенно кивнул. От сердца старика, напряженно считывавшего мельчайшие петли на полотне Мира, немного отлегло.

Первый перекресток был пройден.

Три добровольные, выворачивающие наизнанку жертвы. Духи сообща пожертвовали своей силой. Смертная пожертвовала своим теплом и жарким сердцем, вместив эту силу.

Бог в мыслях простился со своей наликаэ, той, дороже которой для него нет и быть не может, и сделал то, что должен был.

И едва стихия определилась с хозяином, не осталось способа смирить ее гнев. Казнь оказалась страшной… но справедливой.

Мир всегда воздает по заслугам, хотя чаще всего не своими руками. Вот и пусть дремлет дальше.

Неподвижное веретено, которое великий слепец баюкал в руках, наконец дрогнуло.

Обернулось.

Завертелось с бешеной скоростью.

И старик торжествующе рассмеялся.

От веретена протянулись сияющие нити к множествам множеств полотен, которые торопились доплестись, пока еще помнили выделенные им узоры…

Кроме трех.

Три застыли в неподвижности.

Одно, принадлежащее ныне единственному снежному богу. Второе, принадлежавшее его наликаэ. Третье — огромное, бескрайнее, небом протянувшееся над головой.

Второй перекресток покажет, каким будет новый полноправный снежный бог, которому больше не придется ни с кем делить свою силу.

* * *

Ланеж даже не успел осознать, что прежнего снежного бога больше нет. Он вдруг пошатнулся, но не от слабости. Хлынула потоком такая мощь, которой он раньше никогда не знал.

Рана в боку затянулась сама собой, порезы на ладони и на щеке зажили моментально. Даже срезанная прядь волос вытянулась до прежней длины.

Внутри клокотала сила, вполне способная заморозить половину этого мира, и немалым усилием воли он укротил ее, не дав стихии, словно опьяневшей от восторга, пуститься в пляс.

Теперь он полноценный бог.

Но это куплено слишком дорогой ценой. К чему ему эта сила, если…

Сияние за спиной угасло, словно втянулось в тени.

— Рэлико… — выдохнул он и кинулся к девушке.

Едва ножки в простых башмаках коснулись земли, и на миг ему показалось, что всё образуется, она сейчас улыбнется и…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но Рэлико упала — сперва на колени, затем набок. И больше не шевельнулась.

Ланеж подхватил ее, перевернул, со страхом вгляделся в глаза… по-прежнему голубые, сияющие и бездумно смотрящие в никуда.

Запоздало отдернул от плеч, начавших покрываться инеистым узором, голые руки, испугавшись, что заморозит окончательно. Спасительные перчатки остались где-то далеко…

Как помочь, если он даже коснуться ее не может?!

— А ну пошли вон отсюда! — рыкнул Ланеж в отчаянии.

И из ее тела хлынула сила. Вокруг один за другим быстро проявлялись духи, неожиданно довольные, о чем-то перемигивавшиеся.

— Вы ее убили, — сдавленно прошептал он.

— Нет, — покачал головой Эно. — Она — наша, она не такая, как другие смертные, она не чужая. Мы показали ей, каково это, научили быть такой, как мы, и она захотела стать частью зимы. Она способна ей стать, у нее сильный дух, раз сама стихия выбрала ее для своего смертного, разумного воплощения. Но решать вам, хозяин — как всегда.

Хозяин.

Они раньше никогда не называли его так в лицо.

И теперь решать ему? Что решать?! Что решать, когда она медленно остывает в его руках?!

Зрачки не реагировали на свет. Вновь ставшие карими глаза медленно стекленели.

Нет… она же не отправится тенью к Танатосу, не сейчас, ведь Сулу сплел ей долгую жизнь… счастливую… и у нее будет любимая дочь, и она должна еще надеть свою диадему…

Сулу еще говорил, что она будет просить о смерти. Но она ведь уже…

И за спиной раздался тихий голос:

— Ланеж…

Застыл.

Медленно обернулся.

Увиденное одновременно больно ударило в сердце и вдохнуло безумную надежду пополам с таким же бестолковым счастьем.

Когда духи, вновь воплощаясь, забрали свою силу, ее собственный насквозь промороженный дух не удержался в заледеневшей смертной оболочке… и покинул ее.

И теперь Ланеж молча, во все глаза смотрел на Рэлико.

Другая — и вместе с тем все та же. Красивая. Едва ли не более красивая, чем в своем теле… Да нет, для него, бога, более — потому что нет больше вечного оттенка быстрого увядания, свойственного даже юной смертной плоти. Кожа белая, как едва выпавший снег. Глаза яркие-яркие, горят янтарным светом, искрятся безмятежным восторгом. На выцветших, бледно-розовых губах счастливая улыбка. От снежинки между бровей к вискам стелется инеистый витой узор. По-прежнему огненные рыжие волосы присыпаны снежной пылью.

Одета в бледно-голубое, льдисто поблескивающее платье.

Зимний огонь, да?

Красивая. Так и хочется прикоснуться — и к ней такой он мог бы притронуться, не боясь причинить боль, хлестнуть холодом. Это прикосновение уже не будет запретным, потому что она перестала быть обычной смертной. Он сможет обнять и прижать к груди это новое, прелестное воплощение всех тех радостей и шалостей, которые может подарить зима.

Вот что сделали духи. Признав в Рэлико свою, они не просто поделились силой. Они подарили ей изрядную ее часть, фактически сплели оболочку для куда более слабого духа смертной, поддерживая его… И весьма искусно, надо признать.

Такой она могла бы принадлежать ему, если бы захотела… А они ведь сказали, что она пожелала остаться!

При этой мысли сердце снежного бога бешено забилось, опаляя жаром больше, чем прежде. В душе снова взревела сила.

Остро захотелось забрать Рэлико сейчас же и уйти прочь, показать ей Север, свои чертоги, все чудеса этого мира, сделать ее неотъемлемой частью своей жизни, совершить все то, о чем недавно он даже не мечтал…

Только это было бы…

Неправильно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ощущение было глубинным, пришло изнутри и больно резануло по хмельной, упоительной надежде, прогнав легкомысленное очарование мгновения.

Жнец ведь рассказал, что бывает когда люди уходят не в свой срок. Их духи бледнее теней, блуждают, как потерянные дети. В посмертии неизбежно приходят сожаления, не дающие идти вперед, несмотря на то что вернуться невозможно. Порой такие тени даже не доходят до царства Танатоса — истончаясь, они исчезают, превращаясь сперва в бесплотных призраков, затем в ничто. С судьбой спорить можно, но это бесполезно и опасно.