Табу на вожделение. Мечта профессора (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

— Да все я правильно поняла! — взвизгнула девушка. — Он практически… практически открытым текстом все сказал! Сволочь! Ненавижу! Шлюха! Какая я ему шлюха? Я еще девственница, вообще-то! Живого мужика голяком только в порнушке и видела! А он…

Будучи не в силах справиться с собой, она снова разрыдалась.

Белова же, всячески поддерживая, мягко погладила ее по голове.

По шелковистым темным волосам. По плечам.

— Успокойся, — прошептала нежно. — Все будет хорошо! Слышишь?

— Не будет! — ярый протест. — Не будет!

— Еще как будет!

Сложно объяснить почему, но Попова вдруг вспомнила свой недавний спор с Леной. Теперь ее слова воспринимались иначе. Юля горько усмехнулась:

— А знаешь, вчера на медкомиссии ты была права! Зря я с тобой спорила! Все мужики — уроды! И предатели, помешанные только на своем члене! Никто из них недостоин нашей девственности! — воскликнула в сердцах, растирая по щекам слезы. — Лучше уж реально хирургическая дефлорация. Без боли. Без травм. Без нервных срывов. Чик-чик, и все! Гуляй, Вася!

— Замолчи! — испуганно прохрипела Белова, застыв от напряжения подобно каменному изваянию. — Пожалуйста!

Но Юля ее почти не слышала. Вернее, не слушала.

— Ты уже записалась на процедуру или думаешь еще? — произнесла с небывалой твердостью в голосе. — Это бесплатно, надеюсь? А, пофиг, даже если и платно! Решено! Я с тобой пойду! Давай? Вместе веселее и не так страшно будет, да?

— Юля, хватит! — пискнула Лена. — Умоляю тебя!

Однако Попова распалилась не на шутку и вновь воскликнула:

— Хрен им, этим мужикам, а не наше тело! Большой и толстый хрен!

И все же весь ее запал канул в небытие в следующую секунду.

Когда она отчетливо услышала голос Каримова. Не у себя в голове, а наяву.

— Попова! — прогромыхал он, возвышаясь у распахнутых дверей своего кабинета. — За языком-то следи! А то ведь не сдержусь — угощу большим и толстым, раз просишь и настаиваешь!

Юлька ощетинилась, зашипев подобно ядовитой кобре:

— Все-таки правду про вас говорят! Вы тот еще козёл!

— Угу! — согласился Каримов, грозно прищурившись. — Бываю временами!

— Не временами…

— В общем, так! — рявкнул Серп ледяным тоном. — Ну-ка успокоилась! Прекратила истерику! Выдохнула! Взяла себя в руки! И… немедленно вернулась в мой кабинет! Мы еще не все обсудили!

— А вот и…

— ЖИВО, Я СКАЗАЛ!

«Ой, божечки! Что я делаю? Что я делаю?»

Она не знала. Не понимала. Просто была не силах противиться ему.

Шмыгнув носом, Юля медленно поплелась в указанном направлении.

Вскоре дверь за ними громко захлопнулась.

В кабинете воцарилась гробовая тишина.

Глава 32

И тотчас же в кабинете воцарилась тишина. Ошеломляющая. Давящая. Звенящая. Такая, от которой закладывает уши. Такая, что громче любого крика. Юля не понимала, откуда в голове взялись подобные ассоциации, но ей действительно казалось, будто Марат сейчас вопит, надрывая связки.

Однако он молчал. Просто… сверлил ее своим тяжеленным взглядом, точно насквозь рентгеном просвечивал. Просто стискивал руки в кулаки и надрывно дышал. Просто сжимал зубы так сильно, что на скулах плясали желваки. Но не издавал ни звука. Впрочем, этого и не требовалось.

Серп неплохо умел разговаривать глазами. И Юля ужаснулась, увидев в их непроглядной тьме грозовой шторм. Чертов ураган. Он прилагал титанические усилия, чтобы держать в узде свои эмоции. И самого себя. Подтверждая ее догадки, Каримов бросил короткое:

— Сядь!

А после, не дожидаясь от Поповой какой-либо реакции, принялся напряженно вышагивать по своему кабинету. Раздражение и небывалая злость сквозили в каждом его жесте. В каждом взмахе руки (он то и дело ерошил пятерней свои волосы) и повороте головы. Не желая рисковать, ибо сама еще толком не пришла в себя после недавней истерики, Юля снова подчинилась. Насухо вытерла лицо от слез, втянула воздух полной грудью, медленно добрела до предложенного стула и осторожно присела на его край.

Колени дрожали. Неудивительно — ее всю сейчас прилично лихорадило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нервно сцепив пальцы в замок в надежде хоть немного скрыть свое смятение, девушка с замиранием сердца наблюдала за профессором.

Игнорируя ее присутствие, он продолжал мерить помещение тяжелыми размашистыми шагами. Хотя если уж называть вещи своими именами… Марат метался по кабинету, как разъяренный раненый тигр (словно мечтая устроить здесь погром) и никак не мог успокоиться. Пару раз он целенаправленно приближался к ней, заставляя ее вибрировать от напряжения и торопливо вскакивать на ноги. Явно хотел что-то сказать, но упорно молчал. Смотрел пристально. Внимательно. С легким прищуром.

А потом, скрипнув зубами, снова уходил. И Юля обессиленно оседала на стуле, пытаясь усмирить свой дико грохочущий пульс. В какой-то момент Каримов хотел закурить, но, грязно ругнувшись, смял в ладони пустую пачку из-под сигарет и швырнул картонный бесформенный комок на подоконник. На него же и облокотился спустя секунду, демонстрируя Поповой свою широкую спину. Прикрыв потяжелевшие веки, девушка заскулила мысленно:

«Что происходит? Ой, божечки! Что происходит?»

— То, что ты сказала Беловой… то, что я услышал… правда?

Она резко распахнула веки, покрывшись мурашками от его голоса.

Низкого. Хриплого. Измученного. И взгляда, пронзающего насквозь.

Марат неизменно находился все у того же окна, но теперь он развернулся лицом к Юле и ждал ответа. Напряженно ждал. Нахмурившись и не дыша.

Почти ничего не понимая, она машинально прикусила губу и кивнула.

Но тут же осторожно уточнила:

— Смотря что вы слышали…

— Все. От первого до последнего слова.

«Черт подери! Стыдно-то как!»

Ее щеки вспыхнули огнем. В глазах защипало.

Не проронив ни звука, Юля удрученно уставилась на свои колени.

— Почему? — требовательный тон. — Почему ничего раньше не сказала? Почему ты ничего не сказала лично мне?

— Зачем? — обронила тихо.

Банальный вопрос. Банальная фраза. Но Каримов взорвался, услышав ее.

— Зачем? — прогромыхал он раздраженно. — Что значит зачем, Юля? Ты хоть осознаешь, в какую кабалу себя загнала? Какого черта ты забыла на коммерческом отделении, если у твоей семьи нет денег? Что ты вообще делаешь на очном, если вынуждена сама оплачивать свое образование? Почему ты не перевелась на заочку, когда не поступила на бюджет? Сейчас бы спокойно зарабатывала деньги на сессию, но при этом не вредила бы своему здоровью! Твою мать! Да я даже представить не мог, что…

— Марат…

— Нет, я подозревал, — прервал ее бесцеремонно, — что ты из обычной среднестатистической семьи, хоть и обучаешься на самом дорогостоящем факультете. Думал, твои родные — как в подавляющем большинстве случаев — собирают все до копейки, чтобы дать тебе достойную путевку в жизнь. И это правильно. Так и должны поступать родители. Мне казалось, что тебе не хватает денег тупо на бабские цацки и банальные развлечения, поэтому ты из кожи вон лезешь, пытаясь совместить работу и учебу! Но все гораздо прозаичнее! Черт подери, Юля! Куда смотрит твоя мать? Ее все устраивает?

— Она… не знает!

Каримов резко замолчал, уставившись на нее ошеломленным взглядом.

А девушка, набравшись смелости, продолжила:

— Мне не хватило духу сказать ей, что я не поступила на бюджет. Боялась, что после предательства отца подобная новость доконает ее окончательно. По той же причине я на заочку не пошла — мама сразу догадалась бы. Нет, я должна учиться именно очно, чтобы она могла спать спокойно и не думать о том, что не в состоянии оплатить учебу своей дочери. А деньги на сессию… ерунда. Я заработаю!

— Жертвуя своим собственным сном? И возможно — безопасностью?

— Ну да.

— Ну уж нет!

— Я не понимаю вас! — на эмоциях повысила голос. — Правда не понимаю! Что все это значит? Чего вы ко мне пристали? Чего от меня хотите?