Холмы Каледонии - Мария Сергеевна Руднева

в себе особого сходства с Джеймсом!

– А вы с ним близки? – Мисс Амелия, по примеру собеседника, подтянула к лицу колено и прижалась к нему щекой в ожидании подробностей. – С Джеймсом?

Казалось, ее вопрос застал Этельстана врасплох.

– Как вам сказать… Я виночерпий. Это почетно, но всего лишь роль кого-то вроде шута при королеве Идберге. Пусть и очень привилегированная должность, так как я здесь не просто уведенный в Холмы смертный, а живу на правах фаэ. А Джеймс – принц. Даже, я бы сказал, король, пусть и не коронованный, но он единственный потомок Блюбеллов, который действительно готов взять в свои руки власть. Я смотрю на него сверху вниз, готов служить ему и отдать за него жизнь. Но, по правде сказать, мне и братом называть его сложно – я вырос с мыслью, что таковых у меня вовсе нет. А тут вдруг сразу два! Голова идет кругом!..

– Могу себе представить, – улыбнулась мисс Амелия. – Если бы у меня обнаружились две внезапных сестры, я не знала бы, что и думать! Разве что моя матушка, возможно, переключила бы на них свое горячее желание срочно заключить брак с фермером из Эйре!

– Звучит невесело, – хмыкнул Этельстан. – Простите за вопрос, который может показаться нескромным, но мне показалось, и не мне одному, что вы и Габриэль…

– Уф, – мисс Амелия прикусила губу. – Я ничего не знаю! И, если честно, не хочу об этом задумываться лишний раз. Это слишком загнало бы нас в социальные рамки, а я с ними борюсь. Я вообще суфражистка.

– Суфра… кто? – Этельстан не смог выговорить новое для фаэ слово.

– Суфражистка. Это та, которая борется за права женщин. Чтобы мы могли работать и получать жалованье наравне с мужчинами, сами решали, за кого выходить замуж, и выходить ли, а еще носить брюки!

– А вам это запрещают? – округлил глаза Этельстан.

Мисс Амелия печально кивнула.

Этельстан помолчал, а потом произнес задумчиво:

– Недаром о смертных ходит столько жутких историй среди фаэ! Нужна большая сила и смелость, чтобы пытаться что-то менять в их жестоком обществе.

– Но ведь фаэ всегда помогали людям… Разве нет?

– А к чему это привело? Король Альберих считает, что, закрывшись, фаэ сохранили свое будущее, которое непременно уничтожил бы человек. Ведь все, что приносили фаэ, человек в конце концов оборачивал им во вред! Уничтожал природу, осушал реки, душил свободу…

– Но Габриэль и его предшественники…

– Несут прогресс, который способны принести только фаэ, – кивнул Этельстан. – Но Блюбеллов больше нет, а значит, соглашение расторгнуто. Не будет больше подменышей. Не будет обмена.

– Выходит, что Габриэль Мирт – последний фаэ? – тихо спросила мисс Амелия.

Мысль показалась ей жуткой и тоскливой.

– Ну, по крайней мере, теперь он знает вход в Холмы, – ободряюще улыбнулся Этельстан и сменил тему. – Как вы думаете, им удалось не убить друг друга? У Джеймса горячий нрав, он очень вспыльчивый и ведет себя как раненый загнанный зверь. И, зная его историю, я не могу его осудить, даже если бы у меня было на то желание.

– Я тоже не могу, – мисс Амелия вздохнула. – Он пытался использовать меня, уничтожил дело нашей жизни – картина горящего паровоза до сих пор преследует меня во снах, и подарил немало жутких мгновений. Но есть в нем что-то такое… Что-то, отчего я не могу на него злиться. Я не знаю, как это назвать.

– Я знаю, – ответил Этельстан. – Истина короля. Та правда, которая течет в его венах. Он может совершать ошибки, но он остается королем.

– Да… Надеюсь, хотя бы Габриэль будет рассудителен…

– Глядя на них, я бы на это не надеялся, – хмыкнул Этельстан и вдруг без всякого перехода спросил: – Вы любите его?

– Да, – ответила мисс Амелия, даже не задумываясь. – Побудьте с ним рядом хотя бы несколько часов, посмотрите, как он что-то объясняет, понаблюдайте, как он собирает очередной аппарат – и вы не сможете не влюбиться в него.

– А он вас? – вкрадчиво спросил Этельстан, и мисс Амелия подумала, что никакой он не смертный – такой же фаэ, как и они все, и отвечать ему на такие вопросы не стоит из соображений простой безопасности.

Но вместо этого спокойно ответила:

– Да. Он очень любит меня.

Этельстан улыбнулся и обнял ее за плечи.

– Вот в этом и заключается истинная магия, – шепнул он. – Посмотрите! Вон туда, на реку. Кажется, они возвращаются. Присоединимся к ним?

– А я бы осталась здесь, – подмигнула мисс Амелия. – Отсюда открывается прекрасный вид!

ИЗ ДНЕВНИКА ЭВАНА УОТЕРСА

Холмы, май 18** года

Мистер Фэйгрис мне просто не поверит!

Я пытался собрать заметки в единое целое, но пока мои записи выглядят как бред безумца. Возможно, меня упрячут в Бедлам и будут правы.

А возможно, и прятать будет некого. Вдруг я уснул на холодной земле и замерз, там, в полях, и это все мне снится?

Король и королева фаэ, изгнанный Блюбелл, который распоряжается тут как у себя дома, вся эта роскошь…

И дева Фенелла…

Она так красива, что в самом деле похожа на сон.

Вот бы не просыпаться…

Глава 17. Свидание

Мистер Уотерс и представить не мог, как повернется его день. Если бы кто-то предположил, что с ним случится, то он, будучи человеком прагматичным и рациональным, да к тому же повидавшим всякого на своем репортерском веку, только посмеялся бы в ответ и не поверил бы ни на миг.

Однако реальность порой переворачивает все наши представления о невозможном.

После завтрака мистер Уотерс оказался предоставлен самому себе. Мистер Мирт куда-то ушел в компании принца – вот в Парламенте обрадуются, что их личное научное светило якшается с Блюбеллом при объявленном во всеуслышание Праве на смерть! Да и Блюбелл ведь покушался на жизнь членов Парламента, и разве не гениальный Мирт спас всех? Мистер Уотерс немедленно сделал пометки у себя в блокноте. Возможно, такая сенсация захватит людские умы вернее, чем полет дирижабля и последующее его крушение.

Девица Эконит тоже весьма легкомысленно увлеклась фаэ-виночерпием. Что ж, это даже можно понять – виночерпий удивительно похож лицом на мистера Мирта, однако не производит впечатления холодной статуи. Мистер Уотерс видел, как мистер Мирт обращался с мисс Амелией в процессе полета – разве так ведут себя с дамами? Определенно, быть может, в механизмах он и разбирается, но в женщинах – совершеннейшим образом нет!

Занятый этими мыслями, мистер Уотерс не заметил, как обеденный зал опустел. А перед ним в кресло опустилась Фенелла.

– Я вижу, что