Шестнадцать надгробий. Воспоминания самых жестоких террористок «Японской Красной Армии» - Фусако Сигэнобу

Израиля к сопротивлению оккупированных палестинцев, обманчива.

Вопреки голосам народов мира, сионисты, доминировавшие в политических и финансовых кругах США, допускают угнетение палестинцев и аннексию Израилем палестинских территорий. Менее 20 % анклавов на Западном берегу все еще находятся под контролем Палестинской администрации. Даже сейчас освобождение оккупированных территорий Палестины и создание независимого палестинского государства со столицей в Восточном Иерусалиме являются справедливостью. И является целью, основанной на правах человека. Даже сейчас, когда я закрываю глаза, я слышу громкое пение и разговоры прошлой ночи. Из-за прихоти Салаха магнитофон закрутился раньше, чем кто-либо успел заметить. Много времени спустя, с магнитофона, который я случайно попытался использовать, некоторые из их голосов того дня внезапно поразили меня. После печального пассажа „Осады“, „Песни партизан“ Салах что-то сказал голосом Ахмада, заливаясь смехом. Кассета, которой я так дорожил, пропала вместе с багажом, который я оставил в НФОП, когда эвакуировался в Багдад. Я искал его много раз, но не мог найти. Воины назвали котенка „Оридо“ и он стал прекрасным котом. Примерно через неделю он куда-то уехал. Там же и похороны этого человека. Их похоронили где-то на нашей земле, в Палестине. Когда мы вернемся на нашу освобожденную родину, мы непременно найдем их там, где их похоронили сионисты, и похороним их как палестинских братьев в могилах героев и воинов».

Так сказал канцлер Хабаш, но Башимы сказали: «Ложе пустыни — это место упокоения безымянных героев, начавших до эпохи Пальмиры. Оставьте все как есть». 10 июля 1972 года, день начала работы военного трибунала Окамото. Гассан Ка на кладбище в Бейруте Осыпая гроб Нафани дождем лепестков, я вспомнил, что сказал председатель НФОП Хабаш после залпа из автомата Калашникова. «Сегодняшние похороны Гассана — это тоже Башим, Салах. Может быть, согласно „Асахи Симбун“ (2 июня 1972 г.), оба тела были захоронены на кладбище в южной части Тель-Авива. Это было исправлено». Неизвестно и без надгробия. Однако позже палестинские друзья построили могилы Барсима Окудаиры и Салаха Ясуды на совместном кладбище в сосновом лесу недалеко от лагеря беженцев Шатила. Конечно, никаких останков их двоих там нет. В эпитафии вместе с фотографией, встроенной в надгробие, говорится, что они были замучены палестинскими воинами 30 мая 1972 года. Солидарность с Палестиной под цветущей сакурой у фонтана Кагулл в парке Хибия, 30 марта 2002 г. Также был добавлен прах Юсефа Химори, покончившего жизнь самоубийством. Кроме того, 2 мая 2011 года Низар Маруока скончался после длительного 24-летнего тюремного заключения. У Низара Маруока серьезно заболело сердце из-за ошибочного диагноза и задержки лечения в Токийском центре заключения. Несмотря на это, прокуратура, как бы в отместку «японской Красной Армии», приостановила исполнение приговора Низару Маруоке. Он отверг все предложения врачей, адвокатов и членов семьи. Останки Низара, который погиб в бою, продолжая свою политическую деятельность, несмотря на неадекватное медицинское обслуживание в тюрьме, также были помещены в могилу бойцов Лидды его семьей и друзьями.

Теперь в этой гробнице в Бейруте покоятся души четырех воинов, сражавшихся вместе в битве за Лидду. Каждый год 30 мая палестинские воины и друзья во главе с Ахмадом Окамото, получившим убежище от ливанского правительства и живущим там, празднуют борьбу в Лидде, скорбят о своих товарищах и собираются у их могил. История палестинской борьбы построена на мученичестве и самопожертвовании этих неизвестных людей, воинов и лидеров, на цепи жизни любви к Палестине. Его история непрерывна. Не испугавшись невзгод, палестинский народ и солидарные с ним люди во всем мире продолжали сражаться, и борьба за освобождение все еще оккупированной Палестины продолжается. Если вы не Че Гевара, но вас называют провидцем и неисправимым идеалистом, то нас тысячи. Я отвечу, что это правда каждый раз. Мы продолжаем мечтать о мировой революции, которая может быть невозможной, потому что мы хотим зажечь настоящий свет в мире, который становится все более и более безличным. Если наши жизни и смерти могут помочь вступить в новую идеальную эру, мы не пожалеем усилий. Это урок, полученный от Палестины, которая выживает, не сдаваясь. Нормально быть идеалистом. Пусть идеал живет. Пока мы сохраняем наши идеалы, несмотря ни на какие невзгоды, мы открываем лучший человеческий мир. Хоть в аду, давай снова революцию начнем, я жду… Лидда… Я до сих пор слышу голоса воинов, которые пробивались через битву. По прошествии 50 лет, когда я думаю о борьбе за Лидду, о жизни и образе жизни башимов, я осуждаю израильское правительство, а также тех, кто столкнулся с этой операцией и погиб в результате побочного ущерба.

Я хотела бы оплакать и извиниться глубоко. Это не будет противоречить желаниям самураев, спящих в пустыне, которые сражались вместе со страданиями палестинского народа, у которого нет другого выбора, кроме как продолжать сражаться.

Международная солидарность и интернационализм. Рассказывает Фусако Сигэнобу

Я думаю, что мой отец оказал на меня большое влияние. Я выросла с чувством справедливости, человечности и гражданственности, передавшимися мне от моего отца, который когда-то играл ведущую роль в патриотическом движении перед войной. С тех пор, как я была маленькой, я чувствовал, что у моего отца другие ценности в мире, чем у моих родителей, и я гордился этим.

Когда я поступала в университет, мой отец сказал: «Фусако, не становись интеллектуалкой, не становись одной из тех, кто вечно сидит в кафе, курит сигарету одну за другой, читает пафосные и пустые книги, изрекает самодовольную глупость и презирает простой народ». Как я писала в предыдущей главе, он был отцом, который учил: «Не будь легкомысленным человеком, который судит о людях по количеству денег, которые у них есть». У меня было два брата и сестры, два мальчика и две девочки, но я не разделяю людей на женщин или мужчин, и я думаю, что родители одинаково воспитывали личность каждого из нас как человека. Это отношение оставалось неизменным на протяжении всей моей жизни, и меня всегда беспокоила его решительная реакция на «разоблачения» и всяческий хейт в мой адрес со стороны СМИ. Я была очень благодарна ему за всё. Когда как-то на семинаре в университете мы обсуждали то движение, где состоял мой отец (я писала дипломную работу по довоенным ультраправым), — я захотела узнать, почему мой отец присоединился к так называемому «правому» движению. После войны мой отец не тусовался больше со своими правыми друзьями. По словам моего отца, прекрасная Япония заболела из-за власти денег, из-за хищнического капитализма, из-за разграбления природы, — и повсюду распространились голод и нищета. С другой