Стеклянная Крепость (ЛП) - Дрейк Дэвид

Конечно, это могли быть суслики. Это также могла быть гадюка, охотящаяся на сусликов, и нетрудно было представить себе здесь вещи похуже гадюк.

— Я услышал зов ребенка, — сказал Чалкус. Его рот улыбался, но щеки были сурово очерчены, а глаза бегали во все стороны быстрыми скачками, как у охотящейся птицы. — Я попытался последовать за ним, но у меня закружилась голова. Ты знаешь, где мы находимся, дорогая?

— Мы в гобелене Двойника, на который он отправил вас посмотреть, — ответила Илна. — Это ловушка, или, по крайней мере, Двойник использовал ее как таковую. Узор, который образуют живые изгороди, притягивает вас к себе, если вы сосредоточитесь. Что вы, конечно, и сделали.

Из-за падуба рядом с ней торчало что-то похожее на веточки ежевики с обычной смесью фиолетовых, красных и розовых плодов на них. Она сорвала спелый плод и попробовала его на вкус. Это была обычная ежевика, терпкая и вкусная.

Она посмотрела на своих спутников. — Это была моя вина, — сказала она. Она стояла так прямо, как, если бы ее собирались повесить. Она предпочла бы быть повешенной, чем совершить ту ошибку, которую совершила. — Мне следовало самой взглянуть на гобелен. Я бы все поняла.

— Дорогая, — сказал Чалкус с неподдельной нежностью, хотя его глаза продолжали искать. При других обстоятельствах он коснулся бы ее щеки тыльной стороной ладони, но сейчас в каждой руке было по обнаженному клинку. — Когда я подумаю, что мне нужно, чтобы ты провела разведку, прежде чем я взгляну на стену, или на поле, или, может быть, на участок моря, я утоплюсь. Я проживу слишком долго, чтобы стать мужчиной.

Он шагнул к следующему повороту лабиринта; тропинка разветвлялась влево и вправо. — Пока ничего я не вижу... — сказал он, глядя в обе стороны. — Вот, почему Двойник захотел поймать меня таким образом. Я не был ему особым другом, но и врагом тоже не был. Не тогда.

Он оглянулся и одарил женщин жесткой ухмылкой. — Это изменится, когда мы вернемся, — добавил он.

— Он думал не о нас, Чалкус, — сказала Мерота. Илне показалось, что она тоже не смотрит ни на землю, ни на живую изгородь. — Он использовал нас, чтобы заманить Илну сюда. Он знал, что она последует за нами, ты так не думаешь?

— Ему не нужно было быть волшебником, чтобы понять это, — согласился Чалкус. — Но каким образом она может быть его врагом?

— Амулет, — ответила Мерота. — Лорд Черворан поручил Илне контролировать Двойника. А Двойник отослал Илну прочь, чтобы он больше не находился под властью Черворана.

В ее голосе послышалась нотка разочарования. Мерота была вежливым и уважительным ребенком, но это было для нее таким, же испытанием, как и для всех остальных. Она явно чувствовала, что то, что было очевидно для нее, должно быть очевидным, и для других людей, по крайней мере, когда она указывала на это.

Илна холодно улыбнулась. Ребенок может усваивать лучше, а может, и нет. Илна сама так до конца и не усвоила этот урок.

— Ах, — пробормотал Чалкус с кривой улыбкой. — Понятно, я был слишком самоуверен, думая, что являюсь мишенью. Это недостаток, к которому я склонен, миледи, и я благодарен вам за то, что вы меня поймали.

Он говорил легко, но в его словах не было иронии. Чалкус был не из тех, кто отрицает свои недостатки. Теперь он повернулся к Илне и сказал: — Значит, есть какой-нибудь выход, дорогая?

— Возможно, — сказала Илна. Конечно, это было первое, о чем она подумала; то, над чем она ломала голову, даже когда вошла в «гобелен». — Почти наверняка. Это сложный узел, но нет узла без конца. Я еще не нашла его, вот и все.

Она взяла еще одну ягоду ежевики, осознав, что не ела дольше, чем ей хотелось бы. Еда не доставляла ей большого удовольствия, но без нее она была более склонна совершать ошибки. Недостаток еды, недосыпание, холодная погода или, в меньшей степени, жаркая погода — все это делало ее менее эффективной, чем ей хотелось бы. Она считала эти требования слабостью и недолюбливала себя за них, но она была не из тех, кто отрицает свою слабость.

— Может, нам лучше остаться здесь, дорогая? — спросил Чалкус. — Или, по-твоему, есть какое-то направление, в котором нам следует двигаться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я ничего не знаю об этом месте, — ответила Илна, раздраженная тем, что ей задают вопросы, на которые она не может ответить. Она только знала, где они находятся, не более того. — Нам понадобится еда, а ее здесь мало. Вода тоже, я полагаю. На гобелене были изображены фонтаны и ручьи.

Она прочистила горло. Чтобы смягчить свой прежний тон, она добавила: — Хотя ежевика вкусная. Не хотите ли попробовать?

Мерота стояла чопорно, сложив руки домиком. Илна взглянула на нее, потом посмотрела снова: девочка была в ужасе. Илна полезла в рукав за плетеной пряжей, которую держала там. Это было бы просто: несколько узлов и узор, который нужно было бы разложить перед едва сфокусированными глазами Мероты, чтобы успокоить ее…

Илна остановилась, отложила пряжу и вместо этого обняла Мероту. Девочка обняла Илну и крепко сжала, прежде чем расслабиться и отступить назад.

— Спасибо, Илна, — сказала она официально. — Теперь со мной все в порядке.

— Справа есть яблоня, Мастер Чалкус, — сказала Илна, делая вид, что ничего не произошло. — Поскольку у нас нет лучшего направления, давайте пойдем туда. Возможно, мы сможем что-нибудь увидеть с ее ветвей.

Ее щеки пылали. Она ненавидела смущение, ненавидела его, а пребывание рядом с другими людьми приводило к одному смущению за другим.

— Там, в изгородях, есть маленькие человечки, — напевно сказал Чалкус, выставляя перед собой меч и кинжал под углом, как усики бабочки. — Смуглые, и не такие высокие, мне по пояс, хоть я и коротышка. Но их здесь очень много.

Его голос звучал жизнерадостно, и, возможно, так оно и было. Илна мрачно улыбнулась. Чалкус не был жестоким человеком, но он рассматривал возможность убить то, что этого заслуживало, как лучший вид спорта на свете.

Что Илна действительно ненавидела, так это эмоции. По крайней мере, теперь у нее были какие-то эмоции, помимо гнева, но жизнь, проведенная в подавлении гнева, заставляла ее испытывать дискомфорт и от более мягких чувств.

Насекомые жужжали и порхали в листве, но птиц Илна не видела. Были слышны звуки, которые могли быть криками птиц, но она подумала, что, скорее всего, это были также насекомые — или лягушки. Это могли быть лягушки.

Для занятия ее пальцы начали плести ткань. Хотя она не видела маленьких человечков, которых увидел  моряк, она чувствовала движение в том, как дрожали листья или стелилась трава: все было частью переплетенного целого.

Включая, конечно, Илну ос-Кенсет. Она знала, что другой человек на ее месте, возможно, выяснил бы, как покинуть этот гобелен, прежде чем последовать за своими друзьями; но этот другой человек не был бы Илной и, очень вероятно, не смог бы увидеть узоры, которые видела Илна.

Илна усмехнулась, подумав о том, чего никогда бы не сказала вслух: она не встречала никого, кроме своего брата, кто видел бы закономерности так же ясно, как она. Кэшел пошел бы напролом, точно так же, как это сделала она, если бы знал, как это сделать.

Они достигли земли под раскидистыми ветвями яблони. Ствол был скрыт за живой изгородью, но ветви торчали из-за остролиста.

По траве были разбросаны яблочные огрызки. Некоторые были настолько свежими, что, хотя мякоть подрумянилась, она еще не начала сморщиваться. Рты, которые откусывали фрукты, были не больше, чем у маленького ребенка.

— Маленький народец ест яблоки, — сказала Мерота, имея в виду нечто большее, чем просто слова.

— Мы тоже, — едко заметила Илна, — но это не значит, что мы отказались бы от мяса.

Она огрызнулась на глупую надежду ребенка прежде, чем смогла взять себя в руки — и пожалела об этом, когда эти слова вырвались наружу. Чалкус взглянул на нее с оттенком боли и, вероятно, раздражения, вполне оправданного. Конечно, девочка вела себя глупо, и, конечно, девочка знала это так же верно, как и сама Илна.