Рубикон - Наталья Султан-Гирей

— Сегодня же ночью выедем!

VII

Авл Гирсий оцепил порт лагерным валом. У входа в бухту под водой натянули медные цепи, и лигуры Гирсия день и ночь патрулировали залив. В городе было введено осадное положение.

Копья часовых с угрозой остановили всадников. Октавиан откинул капюшон.

— Император! — восторженный клич прокатился в ночи. Ветераны выскакивали из палаток взглянуть на Бамбино Дивино. Легат в полном вооружении, тяжело опираясь на меч, стоял у пылающего жертвенника. Авл Гирсий постарел. В молочной седине появились зеленоватые отливы, признак приближающейся дряхлости.

Горе сломило верного воина. Он готовился приветствовать молодого императора со сдержанной торжественностью, но вместо того, вытирая глаза, отбросил меч и на руках снял Октавиана с седла.

— Сиротка мой! Лучше б в меня вонзились все эти двадцать лезвий. — Плача и целуя, он бережно опустил мальчика на землю.

В глазах Октавиана блеснула влага, но он вскинул голову и, высоко подняв руку, приветствовал легионеров военным салютом. По лицам ветеранов катились редкие тяжелые слезы.

Но как бы ни велико было горе, медлить было нельзя...

В палатке Гирсия Марк Випсаний Агриппа открыл военный совет. Упомянул, что уже точно известно — на будущий год консулами утверждены Авл Гирсий и Вибий Панса.

— Перед новыми правителями нелегкая задача! Италия неизбежно будет ввергнута в пекло гражданских войн. Цицерон всячески поносит Марка Антония, заигрывает с сыном Цезаря и призывает юного императора охранять покой в Республике. Однако покой никому не нужен, ни Сенату, ни цезарианцам. На Востоке укрепились Брут и Кассий. Галлия досталась Дециму Бруту. Антоний возмущен и хочет силой оружия отнять у Децима его провинцию.

— И тысячу раз прав! — Гирсий тяжело ударил рукой по столу. — Бесстыдники! Отдать земли, завоеванные Цезарем, его убийце!

— А я, сын убитого, должен помогать палачу! — Октавиан грустно поник. — Сенат желает, чтобы мы освободили Децима от Антония!

— Не горюй. Приходится и волку лисой быть. — Агриппа нагнулся над картой. — Юг для нас потерян. Там много греков, а наша беднота — или бывшие ветераны Помпея, или клиенты видных патрициев. Южане все или оборванцы, или владельцы необъятных латифундий. Крестьянин, друг императора, живет к северу от Рима. Этрурия и Цизальпины — наш тыл. Если бои разыграются именно там, население будет за нас, а Антоний окажется на вражьей земле. По дороге к Галлии мы верней прикончим его, а с Децимом и потом разделаться не поздно.

— Весьма правильно сказано, — заметил старый Гирсий. — А как же ты, не быв ни разу в деле, заставишь противника развернуть бой там, где тебе, а не ему выгодно?

— На войне мы всегда зависим от фортуны, — глубокомысленно изрек Марцелл. Он любил давно известные истины — они никогда не подводили.

— Или фортуна от нас. — Агриппа вызывающе тряхнул вихрами. — Раз я берусь за дело, можете не беспокоиться.

— Сколько тебе лет? — Гирсий недружелюбно оглядел молодого полководца.

— Неважно. — Агриппа расправил плечи. — Я требую, чтобы в мои распоряжения никто не вмешивался. Или мое слово — закон, или я снимаю с себя верховное руководство!

— Я сказал, — Октавиан сосредоточенно кивнул, — на войне твое слово — закон, даже для меня. Прошу вас, мои друзья, повиноваться Марку Випсанию Агриппе с тем же доверием, как и мне.

Марцелл дипломатично промолчал. Вошедший легионер доложил, что шатер для спутников сына Цезаря разбит. Гирсий положил руку на плечо императора:

— Я хочу с тобой поговорить. Надеюсь, ты отдохнешь в моей палатке.

Проводив гостей, старик вздохнул:

— Вот что, дружочек, наше знакомство с тобой началось шестнадцать лет назад. Цезарь дал мне подержать тебя, а ты испортил мою парадную консульскую тогу. Кажется, это было вчера, но ты уже император, Дивный Юлий в могиле, а его ветеранов поведет в бой какой–то Марк Агриппа. Где ты добыл этого молодца с большой дороги? И что за дружба у тебя с ним? Ты счастлив, если он удостоит тебя взглядом, готов повиноваться любой его прихоти! Плохого покровителя найдешь ты в этом разбойнике! Чумазый пицен без роду, без племени, говорит с акцентом, не может правильно построить ни одной латинской фразы! Одеяние легата сидит на нем как с чужого плеча. Таких ли людей ты видел вокруг себя при жизни Цезаря? Разве мало верных друзей осталось у покойного?

— Назови хоть одного! Антоний? Цицерон? Любимец его Брут? Не перебивай меня. Я слушал, выслушай и ты. У тебя крупное состояние. Я просил денег, как нищий молил. Ты не счел даже нужным ответить толком мне...

— Я привез деньги. Но проклинай меня или не проклинай, Агриппе обола не доверю. Когда понадобится, я сам буду выплачивать твоим легионерам из моего кармана.

Октавиан мягким движением опустил руку на плечи старого легата:

— Я не могу злиться на тебя, мой верный ворчун.

VIII

В незлобной, вечно пьяной душе Марка Антония не было места ни для ненависти к сыну покойного благодетеля, ни для честолюбивых планов. Если б не страх перед разъяренной Фульвией, не оставшаяся с детства привычка на все смотреть глазами брата, Марк Антоний удалился бы на покой и в приятной компании красоток и весельчаков прокучивал бы отнятые у Октавиана ценности. Даже вернул бы эти сокровища их законному владельцу, чтобы ничто не смущало совести. Но игра зашла слишком далеко. Если он не будет защищаться, его уничтожат. Второй консул покорно выслушал все доводы брата, стоически перетерпел поток брани, вылитый женой на его голову.

— Я готов. — Он воинственно оперся на меч. — Я готов...

— К чему готов, Мешок? — оборвала Фульвия. — Сумей сделать, чтоб это наглое создание первое влезло в гражданскую войну!

— Надо обдумать. — Марк Антоний икнул. — Извини, дорогая, у меня... изжога. Эмилий Лепид угостил какой–то ужасной смесью. Кстати, неплохо бы привлечь его на нашу сторону. В его руках конница, проверенная в боях.

— Обойдемся без твоих собутыльников, — отрезал Люций Антоний. — Но, кажется, боги за нас...

Пляшущие отсветы далекого пожара озарили комнату. Горело за Тибром, Где-то у Марсова поля. В открытое окно доносился шум битвы. По улицам скакал отряд. Марк Антоний бросился к окну.

— Нападение! — крикнул, не останавливаясь, центурион. Фульвия оттолкнула мужа и перегнулась через подоконник.

— Они напали врасплох?

— Нет, мы напали. Октавиан был в палатке своего легата. Он послал в Сенат за подмогой. Наших отбросили и теснят.

Оба Антония уже натягивали доспехи.

— Какой болван дернул не вовремя маленького шакала за хвост? — сердито сетовал Марк Антоний.

— Маленький шакал тявкнул на весь Рим. Отцы отечества сплотятся против нас, — обеспокоенно пробормотал Люций.

IX

Легионеры императора оборонялись вяло. Прибывший под предводительством Валерия Мессалы отряд сенатской охраны застал лагерь Октавиана разгромленным. Битва уже кипела вокруг палатки вождя. Агриппа, стоя у входа, отражал натиск. У его ног валялись несколько разрубленных тел.

— Мастерский удар, — похвалил Мессала. — От плеча к бедру. После покойного Лукулла ты первый.

— Нас застали врасплох. — Агриппа отер пот. — Но с твоей помощью, доблестный легат, мы отразили мятежников.

— У стен Рима пролить кровь квиритов! — Из глубины палатки показался полуодетый Октавиан. — Все это произошло мгновенно, я не успел опомниться.

— Не стой босым, — крикнул Агриппа, — будешь потом чихать!

Октавиан юркнул в постель.

— Преследовать противника у меня нет полномочий, — продолжал Агриппа, — император повелел ждать указаний Сената.

Мессала после некоторого раздумья распорядился отогнать мятежников как можно дальше и очистить всю Транстиберию от войск Антония. Октавиан выглянул из–за подушки:

— Без письменного приказа мы не двинемся.

Мессала колебался.

К рассвету в лагерь прибыла делегация отцов отечества. Они возмущались дерзостью Антония, умоляли Октавиана Цезаря обнажить меч в защиту Республики!

Цицерон в присутствии тридцати старейших сенаторов благословил сына Цезаря на борьбу с узурпаторами.

— Помни, мое дитя, рабство не есть покой и мир! Не ты развязал демона междоусобных войн! Не ты подвигнул брата на брата! Ты защищаешь очаги и храмы квиритов против безбожного тирана! Не для того пал Цезарь, чтобы Рим терпел Антония!

Отцы отечества отбыли.

Октавиан, смеясь, схватил друга за руки и закружил по палатке.

— Перехитрили, всех перехитрили! — повторял он в упоении. — Они поверили в мою глупость и слабость моих легионов!

— Скажи спасибо Сильвию, — ухмыльнулся Агриппа, — это он подстроил.