Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале - Александр Воронцов-Дашков

Дашкова также беседовала с одним из самых приятных для нее людей — Бенджамином Франклином, которого Конгресс в Филадельфии назначил 14 сентября 1778 года полномочным министром при дворе Людовика XVI. Будучи в Париже, она очень хотела встретиться с Этьеном Морисом Фальконе, художником, скульптором и автором конной статуи Петра I в Петербурге — знаменитого Медного всадника. Впав в немилость у Екатерины II, он вернулся в Париж. Фальконе приехал пить чай вместе со своей ученицей и невесткой Мари Анн Колло, даровитой художницей. Особенно умелая в портретах, она создала модель головы Петра для шедевра Фальконе. Разговор перешел на Григория Орлова и его злобные инсинуации, которыми он хотел убедить всех в Париже, что Дашкова специально воспитала своего сына в любовники Екатерине. Коварная тактика Орлова не удивила Дашкову, но она боялась, что эти сплетни достигнут ушей Потемкина. Она все еще не получила ответа на свое письмо с просьбой о назначении сына, и, возможно, Потемкин теперь видел в Павле соперника.

Несмотря на множество парижских забот и дел, Дашкова не забывала об образовании сына. Павел продолжал свои интенсивные занятия: он сосредоточился на итальянском, читал древние греческие и латинские тексты и каждое утро повторял предметы, которыми занимался в Эдинбурге. Один из учеников Даламбера — математика и философа, сотрудничавшего с Дидро в издании «Энциклопедии», почетного члена петербургской Академии наук — обучал его математике и геометрии. В течение многих лет Дашкова нанимала множество учителей, среди них Жана Фредерика Германа, позже — профессора права в Страсбурге. Дети Дашковой занимались со своими учителями, брали уроки танцев у французских балетных танцоров и хореографов Максимилиана и Пьера Гарделя и сопровождали мать в большинстве ее визитов и экскурсий. При одной такой поездке в Сен-Сир, школу для девочек и молодых женщин, основанную мадам де Ментенон в 1686 году, Дашкова радовалась, когда «позже получила разрешение взять сына осмотреть Сен-Сир, куда мужчинам вообще не было доступа» (122/124). В «Записках» она опять проигнорировала дочь, ничего не написав об интересах или мнениях Анастасии и пропустив возможность обсудить образование своей дочери и женщин вообще.

Все еще не получив ни слова из Петербурга касательно назначения сына, Дашкова в марте 1781 года уехала в Швейцарию. По пути она посещала гарнизоны в городах, чтобы Павел мог больше узнать о французских военных укреплениях и дополнить свои впечатления от изучения моделей и планов в Париже. Дашкова посетила Берн, а затем Женеву и Лозанну со смешанными чувствами счастья и печали, поскольку встречала в этих прекрасных романтических местах своих старых друзей. И все же чувство потери не покидало ее, поскольку Вольтер умер двумя годами раньше, а Кэтрин Гамильтон в этот раз не сопровождала ее. В знак дружбы Жан Губер подарил ей свои портреты Вольтера. Перевалив через Альпы, Дашкова вступила в Италию, обязательную для посещения всех элитных путешественников XVIII века и пропущенную ею во время первой поездки.

Она несколько дней изучала Милан, сделав экскурсию на озера Маджоре и Лугано и на острова Борромео. «В восторге от красот природы мы с сожалением покинули эти места, показавшиеся нам земным раем. Мы видели апельсиновые и лимонные рощи, растущие так же свободно, как у нас березы и липы» (126–127/127). Сочиняя свои записки через много лет, Дашкова мало смогла сказать о Парме, Модене и даже Флоренции, но выказала большой интерес к Пизе и ее собору, к работам Андреа дель Сарто и производству изделий из стали. Летние месяцы были жаркими и душными; боясь возможного распространения малярии, Дашкова провела с детьми девять недель на водах в Пизе. Они просыпались каждое утро в восемь и после легкого ленча собирались в самой большой комнате дома и читали. В одиннадцать они закрывали ставни и читали друг другу по очереди при свечах примерно до четырех часов пополудни. Затем они мылись, переодевались, обедали и после еще часа чтения открывали окна и выходили на прогулку. В результате гордая мать заключила, что «чтения с сыном в течение девяти недель принесли ему большую пользу и он успел прочесть все, на что молодому человеку понадобился бы год» (129/129). Все еще обеспокоенная будущим сына и, возможно, узнав о растущем напряжении в отношениях между Екатериной и Павлом, Дашкова написала Александру Куракину, который получил образование вместе с Павлом и был его другом. В своих письмах она просила аудиенции у Павла, выражая надежду, что великий князь встретится со своим крестником и возьмет его под крыло. Дашкова раскрыла секретный характер переписки, когда пообещала писать свободно, если Куракин сожжет письма[365].

Во время путешествия по Европе визит в республиканскую Лукку представлял большой интерес для Дашковой, и она детально описала его, возможно, для Никиты Панина[366]. Согласно генеалогии Паниных, семья вела свое происхождение от итальянской фамилии Панини, которая в Средние века эмигрировала в Московию из Лукки. Более того, республиканская форма представительного правления с точно определенными ограничениями суверенности принца была близка сердцам Никиты Панина и Дашковой. Хотя крошечная точка на карте с населением 120 тысяч человек не могла стать подходящей моделью для огромной Российской империи, но Дашкова считала, что некоторые черты ее аристократического правления, например выборы и баланс властей, могли быть использованы. Правящий совет Лукки состоял из наследственного дворянства, хотя граждане могли купить дворянский патент или получить его за службу государству. Две партии, или «конгрегации», состоявшие исключительно из дворян, выбирали членов совета, магистратов и принца, или гонфалоньера, как его называли, на условиях службы от двух месяцев до года. Облеченный законодательной и высшей властью правящий совет принимал декреты голосованием, требовавшим для принятия большинства в три четверти состава. Гонфалоньер и девять его советников, составлявших Верховный магистрат, осуществляли исполнительную власть. Но их права были существенно ограниченны, а влияние гонфалоньера состояло главным образом в представлении в суд и защите обсуждаемых дел. Третьей властью, поддерживавшейся сильной и дисциплинированной полицией, была власть судейская, которая рассматривала все криминальные и гражданские дела. Криминальное правосудие было быстро и безжалостно. Судьи приговаривали всех граждан, носивших оружие, к галерам, но поскольку Лукка своих галер не имела, наказание осуществляли в Генуе. Гордый традицией самоуправления во всех церемониальных процессиях в Лукке верховный судья нес серебряный жезл с республиканским девизом — Libertas (свобода).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});