Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов

На одном из утренних докладов генерал Поливанов заявил мне, что я давно не был в Государственной думе и он советует приехать в тот же день на вечернее заседание. Хотя на повестке значилось несколько незначительных, так называемых «вермишельных» дел Военного министерства, я все равно решил поехать, отменив очередные свои занятия… Но перед самым уже обедом неожиданно явился состоявший при мне родственник Гучкова, подполковник Боткин, с целью предупредить меня, чтобы я не ездил этим вечером в Государственную думу, так как там мне приготовлен грандиозный скандал.

Догадываясь, из какого источника он мог это знать, я по телефону сообщил генералу Поливанову, что на заседании в Таврическом дворце не буду.

Мой помощник, судя по его репликам, не мог скрыть при этом известии своего смущения и растерянности, особенно когда я попросил его мне сказать, почему именно так неотложно необходимо в Государственной думе мое присутствие. Ответы Поливанова сводились единственно к тому, что я давно не был на заседаниях Думы. Когда я незадолго перед этим неожиданно приехал в Думу, ко мне вышли председатель Родзянко и его товарищ, князь Волконский, упросив не показываться в зале заседания, так как я, по их выражению, «сыграю роль красного сукна перед быком».

Когда Гучков в 1909 году в Думе разразился громовой речью с огульным заявлением о негодности состава высшего персонала нашей армии, то Поливанов, поддерживавший и тогда уже тесные отношения с Гучковым, посоветовал генералу Редигеру согласиться с этим заключением, что тот и сделал. Иезуитски подводя последнего, Поливанов рассчитывал, что это вызовет неизбежный протест со стороны армии, в составе которой имелись люди с заслуженным боевым опытом, служебным прошлым. Это повлечет за собой увольнение генерала Редигера и назначение на эту должность, в силу создавшегося положения, заместителя не из армии, а его, как единственно оставшегося приемлемым для Государственной думы кандидата.

Во время моей поездки в Туркестан в 1912 году Поливанов, при содействии редактора газеты «Вечернее время» Б. Суворина и Гучкова, пытался меня дискредитировать в специальном памфлете, который должен был появиться от имени Мясоедова, неизвестного мне жандармского полковника.

Когда я возвращался домой, в газетах уже появились сообщения о моем увольнении и о предстоящем назначении вместо меня Поливанова, портрет которого был даже помещен для созерцания публики. Коковцов сам об этом разболтал во время своей поездки в Ялту с докладом обо мне. Он был так уверен в успехе своего дела, что на вокзале в Москве совершенно открыто говорил о моем увольнении.

Точно так же и в Ялте он был так несдержан на язык, что всем рассказывал о моей несостоятельности на посту военного министра.

В семье министра двора графа Фредерикса я узнал обо всем этом.

Через некоторое время после этого я явился к государю. О выступлении Коковцова я, конечно, знал, но что и как он докладывал государю, не знал – мне его величество не сказал об этом ни единого слова.

Но вне всякого сомнения, что В.Н. Коковцов докладывал о моем увольнении, не жалея красноречия. И ведь докладывал председатель Совета министров, сам премьер-министр, некоторым образом глава кабинета.

Как принял это государь, отвечал ли что-нибудь Коковцову – мне тоже неизвестно, но, судя по дальнейшему поведению Владимира Николаевича Коковцова, его величество все это выслушал терпеливо. Председатель Совета министров, приняв молчание за знак согласия, должно быть, ожидал, что я привезу в Петербург свою отставку. Так он и говорил, вернувшись в столицу.

Но государь совершенно самостоятельно решил этот вопрос иначе.

В Ливадии, после моего доклада, который, по мнению Коковцова, должен был оказаться последним, государь спросил меня совершенно неожиданно:

– А вы, Владимир Александрович, очень дорожите Поливановым?

Я ответил, что это герой не моего романа, но я себе другого помощника не выбирал, ввиду высказанной воли его величества, чтобы я личного состава не разгонял.

– Тогда выберите себе другого помощника, а Поливанов ведь член Государственного совета? – спросил государь.

Я ответил утвердительно, но добавил, что не по моему представлению.

– А разве председатель Совета министров не спрашивал вашего согласия?

Пришлось доложить его величеству, что не спрашивал.

Государь нервно передернул плечами и приказал мне в тот же день прислать ему на подпись указ об увольнении Поливанова. На мое заявление, что я затрудняюсь сейчас в выборе заместителя, Николай Александрович протянул руку через стол и взял «книжку генералов», прибавив:

– А мы с вами сейчас его выберем. На первой же странице он прочитал:

– Генерал Вернандер. Знаете что, берите его, он не будет интриговать и подкапываться.

Указ был подписан государем в тот же вечер. В Петербурге же ожидали, что на этом бланке я привезу другую фамилию. Генерал Поливанов выехал даже меня встретить, со всеми начальниками главных управлений Военного министерства: должно быть, собирались устроить тут же и проводы, – на основании сведений из такого достоверного источника, как Коковцов – председатель Совета министров.

* * *

В должности моего помощника генерал Вернандер пробыл до 1915 года. Этот достойный, твердого характера человек не был способен на интриги и предательство. За время своей трехлетней деятельности он сделал несравненно больше, чем Поливанов за семь лет. Когда он высказывал свой взгляд на дело, он не считался с тем, нравится мне это или нет, не прибегал никогда к неоткровенности, а всегда высказывался открыто, по существу самого дела.

* * *

Преследуя единственную цель ограничить область так называемых агентурных непроверенных секретных сообщений и тем оградить войсковые части от возбуждения, я находил нужным, как выше отметил, только тщательное обследование и объективную проверку этих секретных сведений, прежде чем давать им дальнейший ход, используя в этом направлении опыт и знание состоящего при мне жандармского офицера.

Установившееся при этом направление дел никакой перепиской не было оформлено, так как мы со Столыпиным переговорили по этому поводу лишь устно. Из письма полковника Мясоедова моему секретарю Зотимову было видно, что Департамент полиции о сути наших переговоров осведомлен не был, потому что Мясоедов писал: «Министр внутренних дел указал на неудобства, которые представлялись бы при осуществлении желания военного министра о сообщении ему жандармскими офицерами сведений о революционной пропаганде в войсках. Он опасается, что военному министру будут сообщены сведения, которые потом придется опровергать. Видя, что министр внутренних дел, очевидно, введен в заблуждение докладчиком, я обратил его внимание на то, что военный министр желал бы быть осведомленным о возбуждении дознания о военнослужащих, дабы иметь возможность судить о ходе пропаганды в армии. На это министр внутренних дел мне сказал, что это, конечно, другое дело».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});