Нерон - Эжен Сизек

Пусть этот заговор был менее значительным, чем заговор Пизона, по степени подготовленности. Светоний прав, подчеркивая это. Он прошел через не менее волнующие этапы, активное участие членов нероновского кружка, с одной [290] стороны, большой провинциальной армии — с другой. Нерон, поглощенный подготовкой к своему путешествию, кажется, не оценил все значение этого заговора, в частности насколько серьезно пособничество крупных военных начальников. Однако принцепс примет серьезные меры. Прибыв в Грецию, он приглашает, в помпезных выражениях, Корбулона присоединиться к нему. Уже собравшись ехать, Корбулон получает приказ покончить с собой. И полководец покончит с собой, воскликнув: «Я это заслужил!» или «Я этого достоин!» Достоин чего? Умереть за то, что был разоблачен в заговоре? Или за нарушение воинской клятвы? Или за слишком большую доверчивость к похвалам императора и за то, что его отдалили от войск, которые должны были восстать? Этого никто никогда не узнает, но вторая гипотеза кажется нам достоверной.

Вызванные в Грецию братья Скрибонии тоже были приговорены к самоубийству. Сообщники Винициана из среды известной сенаторской аристократии и сочувствующие ему были уничтожены. В Риме убили или принудили к самоубийству Марка Лициния Красса Фруджи, консула в 64 году, и Квинта Сульпиция Камерина, бывшего проконсула Африки, а также его сына — всех по приказу вольноотпущенника Гелия.

Наконец, это дело способствовало усилению ненависти Нерона к сенаторам и желанию отстранить [291]  их от управления некоторыми провинциями. Что касается Корбулона, то его память обессмертят большое число античных писателей и его вторая дочь Домиция Лонгина, которая в 70 году станет женой Домициана, будущего императора.

Императорские титулы и конец правления

Принцепс, монарх, император — титулы государя в Римской империи говорят о многом, главное, они показывают границы возможностей. Вместе взятые, они образуют императорский образ. Но слова не всегда передают все значения. Между названием власти и ее исполнением лежит множество расхождений, отклонений и напряженности, которыми определяются отношения государя и его подданных. Основная определяющая в этой совокупности — усиление абсолютизма. Императорская власть давно искала возможность изменить отношения принципата и монархии, считая, что они не соответствуют друг другу, но опасалась затронуть чувства римлян к институту, восстанавливающему Республику и концентрирующему власть в руках одного человека, принцепса, «первого сенатора». Некоторые современные историки допускают ошибки, говоря о «диархии» Августа и монократии. Тацит точно знал, с какого времени римляне начали [292] жить при монархии: после битвы при Акциуме — 31 год до н. э. Так пишет он по этому поводу: «В интересах мира нужно доверить власть одному человеку».

В самом Риме Октавий Август располагал уже всеми прерогативами трибуна плебса: неприкосновенный, он мог по своему усмотрению арестовывать римлян, а также отменять решения, вынесенные сенатом, или защищать их. Уверенный, что он этого и хотел в своей гражданской власти в пределах Вечного города, он мечтал о власти военной в пределах всей Империи. Действительно, второй рычаг власти принцепса — это империя, командование армией, прямое администрирование некоторых провинций и фактический контроль за ними, а также за провинциями, некогда управляемыми сенатом. Эта власть сейчас называется императорской, римский народ доверяет ее принцепсу в определенных законных рамках. Сенат также необходим. Но его реальная сила основывалась на желании армии быть под командованием императора. Светоний предпочитает ссылаться на «день империи», т. е. овации императору со стороны армии, более бурные, чем в «день принципата», определенный сенатом.

Позднее Адриан Фаворин, которого друзья упрекнут в том, что он более эрудирован, чем император, ответит, шутя: «Я должен поверить в то, что умнее меня лишь тот, у кого есть тридцать легатов». Наконец, к этим двум властям [293] присоединится третья: моральное превосходство императора, который относится к своим подчиненным как хозяин и отец всей империи. Понемногу принципат становится, как подчеркивает Тацит, «властью». Эти изменения, этот вид власти, императорский «вид» появляется при Нероне. Некоторые звания остаются — Цезарь, Август, например. Но Нерон объявляет себя еще и сыном Клавдия и упоминает Друза Германика, отца последнего. И если он забывает, что, по матери, он потомок Германика, то всегда ценит свою отцовскую линию, свою принадлежность по усыновлению к Юлиям-Клавдиям. Его консулаты — важный момент в правлении, означают следующее: в 55 году восхождение на престол, 57-58 — попытка провести перед сенатом свой проект налоговой реформы, 60 год — необходимые разработки для укрепления неронизма, и, наконец, 68 год — консулат перелома. К тому же наречен «Отцом Отечества» — и это в 56 году, в год «милосердия». Тут не просто совпадение, с точки зрения Сенеки, император — это мастер, философ, более того, глава над всем и вся. Остается «император», который используется в качестве cognomen — предваряющего титул, как Цезарь, Август. Тиберий этого не принял, его последователи тоже, в том числе Клавдий, все они предпочитают традиционное Цезарь. Нерон в начале правления поступает так же. Однако в 60-61 годы в некоторых документах перед его [294] именами появляется титул autocrator — греческое написание слова «император». Слово частично заимствовано из греческого; причем в узком смысловом значении, да и название автократор меньше всего выступает как предваряющее имя, скорее, оно воспринимается своего рода прозвищем, свидетельствующем об авторитете Нерона. В 66 году по случаю приезда Тиридата все меняется: толпа приветствует Нерона, называя его император. Оба титула — император и автократор — будут теперь сопровождать имя императора как предваряющие, о чем засвидетельствовано документально в Риме и других местах.

Монета, как всегда, отражает эти изменения в греческих провинциях и столице. Некоторые связывают это событие с принятием закона о всеобщем мире, который Нерон объявляет на время поездки Тиридата. Мир не продлился долго, так как очень скоро в Иудее вспыхнет восстание и уже в сентябре 66 года положение римлян в Иерусалиме заметно пошатнется. Никто после Августа не назывался императором. Что же имел в виду Нерон? Прежде всего притязание на наследие Августа и всю Италию в основном; вопреки своей любви к эллинизму, Нерон не отрицает римских военных традиций. Правда, это, скорее, по части аксиологии, связано не с военными победами, а, видимо, с триумфом на мирном фронте — личность Тиридата и чисто восточные проявления себя как императора. [295] Это работает на укрепление абсолютной монархии — новое предваряющее имя впереди титулов правителя ставит Нерона выше всех других цезарей и делает его равным Божественному парфянскому царю, царю царей, великому царю. Став носителем высшего титула, Нерон может спокойно отправляться в поездку на Восток. Поборники традиций вынуждены уступить. Абсолютизм укрепляется.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});