О детях и прочей нечисти - Аноним Кикиморра

-- Прекрасные доблестные воины, -- начинает Азамат с формального приветствия, -- вы собрались здесь, чтобы узнать о великой радости.

Он выдерживает паузу, пока граждане удивляются. Они явно не ждали ничего хорошего. Азамат продолжает:

-- Мой потерянный сын вернулся домой живым и здоровым.

Толпа снова принимается бормотать, а Азамат подзывает Кира к себе, чтобы собравшимся было лучше видно. Тот поднимает лицо и безо всякого выражения смотрит куда-то за край толпы.

-- Князь Кир, -- представляет его Азамат, -- родился в один день с князем Алэком, но был разлучён с нами волею богов, и вырос в иное время. Однако теперь мы снова вместе, и я прошу вас позаботиться о моём сыне, как заботитесь обо мне.

Я с трудом сдерживаю улыбку, меня всегда веселит это выражение.

Поняв, что Азамат уже закончил, толпа принимается гомонить, обсуждать новость, кто-то что-то выкрикивает. Старейшина Асундул, несколько оклемавшийся после явления Ирлика, тоже подходит к перилам и поднимает руку, требуя тишины.

-- Совет Старейшин Ахмадхота в полном составе постановил, что князь Кир был рождён от Императорской четы в ночь с месяца Укун-Тингир на месяц Ирлик-хона. Доказательством тому служит свидетельство самого Владыки Подземного царства, явившегося перед советом сегодня в час змеи и воспоследовавшее благословение оным богом оного князя. Старейшина Ажгдийдимидин, -- он протягивает руку вправо, где наш духовник неохотно выходит из транса.

-- Сим подтверждаю истину сказанного, -- с трудом произносит он достаточно громко, чтобы толпе было слышно. Впрочем, всех пробирает такая нервная судорога, что понятно и без слов.

Толпа вздыхает, восстанавливая душевное равновесие. Азамат кланяется и уводит Кира с балкона. Я машу всем ручкой (без этого же не отпустят) и тоже ухожу, а вслед за мной Старейшины.

-- Ну всё, -- отдувается Асундул. -- С меня на сегодня хватит. Поеду до дому и лягу спать на два дня. Успехов тебе, Азамат, не знаю уж, как ты управишься с двумя мальчуганами, которых сам Ирлик-хон благословил.

С этими словами он нас покидает. Два духовника, одинаково скрестив руки, стоят и рассматривают нас, как диковинных зверей.

-- Старейшина Ажгдийдимидин хочет с вами побеседовать, -- предупреждает Алтонгирел.

-- Догадываюсь, -- смущённо говорит Азамат. -- Со всеми вместе или по отдельности?

Старейшина машет ладонью из стороны в сторону, мол, отдельно. Потом подзывает Азамата и уходит с ним в незанятую гостевую комнату. Алтонгирел тяжело приземляется напротив нас и озабоченно смотрит то на меня, то на Кира, то на Алэка.

-- Нам дозволено разговаривать между собой? -- интересуюсь. Уж очень похоже на полицейский допрос.

Алтонгирел пожимает плечами. Я подсаживаюсь к Киру в углу дивана.

-- Ты живой?

Он набычился и не смотрит на меня.

-- Малыш, ну что ты злишься? Старейшины сказали что-то неприятное? Или Ирлика испугался?

-- Я никого не боюсь! -- автоматически огрызается ребёнок.

-- А чего тогда дуешься?

-- Мог бы догадаться, кто вы такие, -- бубнит Кир еле слышно. -- Все знают, что у жены Императора волосы белые.

До меня запоздало доходит, что Кир только сегодня узнал, кем, собственно, работает его отец. М-да, наверное, надо было предупредить мальчика. Хотя чего обижаться?

-- Мы не нарочно от тебя скрывали, -- говорю. -- Просто забыли сказать.

Алтонгирел молча одаривает меня изумлённо-возмущённым взглядом. Я хочу погладить Кира по спине, но он выгибается и уворачивается. Алэк у меня на руках сонно хлопает глазами, рассматривая брата. Молчание тянется долго и скучно. Наконец Азамат возвращается -- несчастный, с потемневшим лицом, какой-то весь разбитый. Я подхватываюсь с места.

-- Что ещё он тебе напророчил?

Муж мотает головой.

-- Ничего нового. Иди, твоя очередь.

Идти мне очень не хочется -- во-первых, тревожно оставлять Азамата в таком состоянии, во-вторых, ни малейшего желания узнавать очередную гадость. Алэк, тоже почуяв неладное, начинает хныкать, Кир насторожённо озирается. Алтонгирел подходит и кладёт руку Азамату на плечо.

-- Иди, Лиза, я за ними прослежу. Давай сюда князя.

Я неохотно выпутываюсь из слинга. Алэк на руках у духовника насупленно замолкает и поглядывает на меня, как на предателя. Из комнаты раздаётся нетерпеливый стук, и я иду внутрь, расстроенная и сбитая с толку.

Ажгдийдимидин сидит и черкает что-то в блокноте. Стоит мне сесть, как он тут же выдаёт мне листок с вопросами.

"Как долго ты сможешь это терпеть?" -- гласит первый из них.

Поднимаю растерянный взгляд на духовника.

-- Что терпеть?

Он кривится, мол, не притворяйся, что не понимаешь.

-- Кира? -- уточняю я.

Духовник невнятно кивает, дескать, можно и так сказать.

-- Ну, я знаю, что будет трудно, -- начинаю я. -- Уже очевидно, что у него непростой характер, и вообще ему в жизни тяжело пришлось, он не ждёт от нас ничего хорошего...

Старейшина отмахивается от меня, мол, не по делу говоришь. Снова берёт блокнот и строчит:

"Ты согласилась молчать ради мужа. Насколько хватит твоего терпения?"

Пожимаю плечами.

-- А почему вы думаете, что моё терпение когда-нибудь обязательно кончится? Ну был один ребёнок, стало два. Я по-любому собиралась ещё рожать.

Ажгдийдимидин хмурится, изучая моё лицо, как будто пытается проникнуть в мысли. Может, и на самом деле проникает. Подумав, принимается за новую записку:

"Когда-нибудь при ссоре ты забудешься и выкрикнешь всю правду в лицо Азамату при всех. Лучше решить этот вопрос сейчас".

Нет, мыслей моих он явно не видел.

-- Во-первых, -- обстоятельно отвечаю я, -- мы никогда не ссоримся прилюдно. Во-вторых, я не вижу ничего плохого во внебрачных детях, и не стану использовать это как оскорбление. А в-третьих, что вы предлагаете? Стереть мне память?

Старейшина задумывается, постукивая пальцами по подлокотнику. Потом привлекает моё внимание к листочку с вопросами. Я читаю второй.

"Ты полагаешь, что человек, неспособный сохранить свою честь, может править планетой?"

-- А что, -- отвечаю вопросом на вопрос, -- мнения Ирлика по этому поводу вам недостаточно?

Духовник продолжает выжидательно смотреть на меня. Ладно, отвечу.

-- Азамат не виноват, что так получилось. Он не мог знать о Кире и ничего не мог сделать. Ирлик же вам сказал, что это какой-то другой бог всё так устроил, чтобы ему подгадить. По-моему, чести моего мужа от этой истории ничуть не убыло.

Ажгдийдимидин продолжает смотреть на меня своим неприятным рассеянным взглядом, потом кивает на листок.

"Ты уверена, что мальчик и повитуха смогут сохранить тайну?"

Что-то мне начинает это надоедать. Просматриваю остальные вопросы.

"Убеди меня, что не наймёшь знающего, чтобы вернуть память Алансэ, если поссоришься с мужем".

"Что ещё ты готова вытерпеть от мужа? Почему?"

"Только ли ради него ты согласилась выдумать эту ложь или просто боишься, что придётся покинуть Муданг? Что тебя здесь держит?"

-- У вас какие-то странные вопросы, -- замечаю. -- Мне казалось, духовник нужен для того, чтобы успокаивать душу человека. А вы сначала Азамата растоптали, а теперь меня допрашиваете, как на суде. Я, честно говоря, надеялась, что вы посоветуете, как обращаться с Киром, чтобы он к нам быстрее привык.

Старейшина устало вздыхает и пишет:

"Не учи меня моему делу. Меня волнуют последствия для планеты. Мальчишка -- вообще не твоя забота, а мужа. Продолжай отвечать".

Изумлённо поднимаю брови. Мне казалось, Ажгдийдимидин разбирается в людях и лично во мне.

-- Нет, -- мотаю головой. -- Любая забота Азамата -- это моя забота. И уж новый ребёнок в семье -- тем более! Да и потом, вы хотите сказать, что дали какие-то советы Азамату? Судя по его виду, когда он от вас вышел, вы только и делали, что его ругали. Это, конечно, гарантирует планете светлое будущее.

Ажгдийдимидин поджимает губы. Я внезапно вижу его не как великого духовного наставника, всемогущего проводника воли богов, а просто как человека, делающего свою работу. Он невысокий, седой, хотя лицо нестарое. Морщины на лбу, а вокруг глаз нету, наверное, потому что эти глаза большие и всегда очень широко открыты. Бледный и тощий, с неухоженными руками, что для богатого муданжца с гласным именем вообще нонсенс. Одежда на нём вся дарёная и дорогая, но сидит плохо, и зелёный цвет ему не идёт.

Он устало берётся за ручку и долго пишет прежде чем предъявить мне бумажку.

"Я самый могущественный из живущих Старейшин. Вся планета на моей ответственности. Я не могу себе позволить разбираться с вашими мелкими затруднениями, когда под угрозой положение Императора. Я взял вас под опеку, потому что Алтонгирел не справлялся, а между ним и мной никого нет. Если тебе нужен совет, как обращаться с ребёнком, спроси Унгуца, у него в отличие от меня были свои дети, и он не презирает Азамата за этот безнравственный поступок".

-- Унгуц всё знает? -- уточняю я.

"Догадывается" -- черкает духовник.