Голос сердца - Сьюзен Виггз

— Как дела в школе? — поинтересовалась она, пытаясь разговорить Камерона.

— Нормально, — послышался предсказуемый ответ.

— Я это заслужила, — призналась Лили. — Ладно, попробуем еще раз. Как дела с твоей работой по истории государства?

— Продвигаются.

— Он еще даже не начал, — сообщила Чарли.

— Заткнись! — Камерон ткнул ее локтем.

— Не смей так с ней говорить, — предупредил его Шон.

— Может, тебе нужна помощь? — спросила Лили.

— Мне ничего не нужно. — Мальчик снова отпил колу из банки.

Лили хотела о многом расспросить Камерона. Она с интересом послушала бы, почему он боится садиться за руль, но догадывалась, что сейчас не время и не место для такой беседы. Лили постепенно училась обращаться с членами этой семьи. Очень важно было выбрать правильный момент.

Когда они проезжали мимо Эхо–Ридж, Шон остановил машину.

— Что за черт?

Лили уже вознамерилась сделать ему замечание за такие выражения, однако, увидев поле для гольфа, потеряла дар речи. На обочине дороги стояла полицейская машина, офицер делал записи в блокноте. Кто–то взрыл колесами машины часть газона, выходившую к дороге. Кроме того, газон подожгли, видимо, облив его горючей жидкостью. Во рву с водой, прилегавшем к песчаному участку, лежал полузатопленный карт. Сотрудники и члены клуба стояли вокруг, очевидно, пытаясь решить, с чего начать восстановление поля.

Шон открыл дверцу и вылез из машины.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Лили у Камерона.

Он пожал плечами.

— Наверное, прошлым вечером у кого–то было много свободного времени.

Лили почувствовала странный спазм в области желудка.

— Откуда ты знаешь, что это случилось прошлым вечером?

— Едва ли это сделали при свете дня, — сказал он.

— Не понимаю! Кому понадобилось сотворить такое?

Камерон снова пожал плечами.

— Наверное, некоторым людям просто нравится что–нибудь портить.

В машину вернулся Шон.

— Вандализм, — сказал он. — Ущерб оценивается в пять тысяч долларов. Если окажется, что газон придется менять полностью, сумма увеличится в десять раз.

— Тебе нужно остаться? — спросила Лили. Тем самым она давала ему возможность улизнуть. И Шон вполне оправданно позволил бы ей самой отвезти детей в Портленд.

— Я сказал им, что занят. — Шон пристегнул ремень. — У них есть номер моего сотового.

По пути они строили предположения о том, что там произошло. Они пришли к заключению, что, скорее всего, преступление совершили подростки. Карт принадлежал одному из членов клуба, и тот, по словам Шона, часто оставлял его незапертым. Больше он не станет этого делать.

— Газон был такой ухоженный, — заметила Лили. — Неужели его восстановят в прежнем виде?

— Точно таким он уже не будет.

— Это ужасно. О чем только думали эти подростки?

— Уверен, они вообще ни о чем не думали. Ну ладно. Поле можно привести в прядок. Трава после пожара будет расти еще лучше.

Дом престарелых «Голден Хиллз» находился в красивом месте, с видом на реку Колумбия и заснеженную вершину горы Худ, поднимавшуюся в отдалении. Кристел вместе с матерью выбрала это место уже давно, когда с ней случился первый инсульт, после которого она восстановилась лишь частично. В марте обширный инсульт чуть не свел ее в могилу.

— Иногда, — говорила Кристел Лили, — я думаю, что ей было бы лучше тогда умереть.

Инсульт отнял у нее все воспоминания, все то, благодаря чему она была собой.

Лили казалось ужасным влачить такое существование. После долгих лет полноценной, насыщенной событиями жизни Дороти осталась прикованной к постели и теперь даже не знала, что у нее была дочь, которая умерла, и есть внуки, любящие ее.

— Бабушка сейчас все время лежит в кровати, — сказала Чарли Шону, когда они подошли к козырьку над входом. — Ее даже в инвалидном кресле больше не возят.

Он взял девочку за руку.

— А какой она была, пока не заболела?

— Самой лучшей в мире. — Чарли вприпрыжку шла рядом с ним.

— Наверняка. — Шон поднял руку, и Чарли, словно в танце, покружилась, держась за нее.

— И я! — Эшли попыталась высвободиться. — И я!

Перед дверями дома престарелых Шон покружил обеих девочек, и этот танец отразился в огромных стеклах фойе.

«Итак, в доме полный беспорядок, а его девушка остается там на ночь, — подумала Лили. — Зато он танцует с племянницами». Она бросила взгляд на Камерона: он тоже смотрел на них с легкой, загадочной улыбкой. Впрочем, улыбка исчезала, едва он понял, что Лили повернулась к нему. Она заподозрила, что он очень зол и не уверен в себе.

— Когда ты видел ее в последний раз? — спросила Лили.

— Месяц назад. Мы принесли фотографии, чтобы повесить у нее в комнате. Она была довольно плоха. — Камерон сделал шаг к автоматическим дверям, и они разъехались в стороны. — Наверное, она скоро умрет. — Камерон вошел внутрь.

Несмотря на красивые сады и роскошный, современный внешний вид здания, было очевидно, что люди проводят здесь самый тяжелый период своей жизни. Странная тишина стояла в фойе и длинных коридорах, по обе стороны которых располагались двери, достаточно широкие, чтобы в них проходила инвалидная коляска. Сквозь ароматы освежителей пробивались неистребимые запахи мочи и дезинфекции.

Персонал дома престарелых был не в медицинских халатах, а в обычной одежде. Лили казалось, что они похожи на стюардесс в самолете или крупье в казино. С пациентами здесь обращались уважительно и сочувственно, и Дороти сразу же обратила на это внимание — тогда она еще замечала подобные вещи.

Кристел признавала, что для нее слишком дорого содержать мать в этом доме, но это не беспокоило ее.

Когда они направились к комнате Дороти, Лили взглянула на Камерона.

— Это было жестоко — говорить так. Надеюсь, сестры не слышали тебя.

Его ответ удивил ее.

— Если бы они могли услышать, я не сказал бы этого.

Лили тронула его за рукав. Он говорил с болезненной честностью и сам страдал от этого. Ей очень хотелось обнять Камерона, но она не знала, примет ли он эту ласку. Мальчик держался так, будто желал, чтобы она и другие обращались с ним как обычно, даже иногда сердились на него. В Камероне с его озлобленностью и замкнутостью Лили отчасти узнавала себя, и это тревожило ее.

— Камерон…