Ошибка архитектора - Эйлин Торен

бы он её не держал, то она бы упала назад. С трудом отдышавшись, она перевела взгляд на животных.

— Это разве не лошадь госпожи Нииллы?

— Она, — подтвердил Рэндан.

— А ничего что… — и голос сбился, горничная вдохнула.

— Нет, Шелраны разрешили, — ответил он на её незаконченный вопрос, поглаживая ласково спину. — Грешно такую славную кобылку, породистую, ладную, без приплода оставлять. Хороша же, ещё немного и нельзя уже ей будет.

— Но ведь этот конь другой породы, — спросила Эйва, хотя в этом мало что понимала.

— Ничего. Похож. Красавец. Характер пока горячит, но это потому что молодой. Я его только учить начал, но видно, что толковый, человека слышит, понятливый. Если получится у них, то будет отлично.

— А её милость? Она же…

— Её Бэлт уговорил.

— Она забудет ещё десять раз, — попыталась качнуть головой Эйва, лёжа на его плече.

— Так он ещё десять раз ей расскажет, — ответил Рэндан, целуя её плечо. — Терпения у него больше, чем травы на поле, да и если жеребёнок родится, её милость будет счастлива.

— Если? Может и не получится?

— Может. Она уже не молода. Шелраны сказали, что кобылка в бремени была дважды, первого заводчику отдали, а второй не выжил, что-то не так пошло. Так что он, — кивнул мужчина в сторону коня, — может зря старается.

— Заводчику? Лар Вайдену?

— Наверное. Хорошая у него порода.

— А человек он отвратительный.

— Знаешь его? — спросил мужчина.

— Госпожа Шэйли его племянница, — ответила горничная. — Он её в храм сдал, когда её родители умерли. Девочка пяти лет помешала ему…

И Эйва горестно вздохнула, а Рэндан прижал её к себе, утешая, хотя на деле понятия не имел об истинных причинах этого вздоха.

— И сколько ты будешь ещё здесь сидеть и ждать? — спросила Эйва, переводя тему разговора.

— Ну, сегодня точно посижу, — ответил конюх.

— Иди ешь тогда, а то всё остынет, — кивнула она на корзину, потому что, если его снова утянет желанием, она точно никуда отсюда не уйдёт.

— Посидишь со мной? Или надо уйти? — спросил он, заглядывая в её лицо с надеждой во взгляде.

— Посижу, если хочешь, — согласилась она, скорее потому что не могла физически никуда идти — ноги не держали.

— Зачем ты так? — с тоской спросил Рэндан. — Ты же знаешь, что хочу.

— Ого, это тесто, как в Мисах готовят, — он уставился на пирог, как на невиданное диво. — Как думаешь Яци скажет как делает его?

— Скажет. Она тебя обожает.

— Правда?

— Да, поёт тебе оды — Рэнд единственный от кого в этом доме толк есть, — передразнила она повариху, а конюх рассмеялся. — Но зачем тебе? — Эйва была искренне удивлена.

— Я разное тесто умею замешивать, — ответил он, пожимая плечами, — но такое не доводилось. Есть доводилось, но рецепта не знаю. Хороший хлеб.

— Что? — удивление усилилось, она всё никак не могла понять этого мужчину, несмотря на то, что вроде был таким простым. А сейчас так вообще словно впервые видела. — Разное? В смысле ты умеешь замешивать тесто для хлеба? И сколько?

— Не только замешивать, я и печь могу, — с улыбкой отозвался он, не переставая жевать. — Шесть.

— Шесть? Рэндан, что?

— Ну, это если не считать, этот мерзкий храмовый хлеб, — фыркнул он недовольно. — Его вообще готовить не надо на деле. Это даже хлебом с трудом можно назвать.

— А вот уехавший священнослужитель считал, что этот хлеб дар богини и он очень полезен. И даже здоровья добавляет, — и как же она злилась, когда прислуживала на том обеде, слушая этот невероятный бред от этого полного притворной святости служителя богов.

— Да простит меня богиня-матушка, но кажется это не дар, а наказание. От этого дара свинья может сдохнуть, — фыркнул Рэндан. — Служители… сами жрут в три рта, что получше, а жриц вот таким “хлебом” кормят.

— Так, стой, возвращаясь к хлебу, — Эйве было интересно, да и тема храмов и жриц была болезненной и задевающей. Она всегда старалась её не поднимать. — Откуда ты умеешь печь шесть видов хлеба?

— Я работал помощником пекаря, — ответил конюх.

— Когда ты всё это успел? — приподняла бровь Эйва. — Словно тебе сто лет.

— Я рано работать начал, шельма, — ответил Рэндан. — У меня отец умер, когда мне и десяти не было. Работали мама и старшая сестра. А я с двумя младшими сёстрами сидел. А потом мама ногами захворала, работать не смогла больше. И я работать стал, а она дома. С тех пор я и научился мало спать и много работать. В сезон землю обрабатывал, сеял, а потом собирал. Помощником мельника работал. И так далее — за любую работу брался, лишь бы денег заработать и семье помочь.

И он говорил спокойно, но было слышно, что скорбно. А ещё она точно помнила, что он говорил, что ему некуда возвращаться — значит произошло что-то плохое с его семьёй.

— Ты сказал, что у тебя никого нет… что случилось?

— Лихорадка хнийская, — отозвался мужчина. — Как не работали, но всё равно впроголодь жили. Маме на лекарства и помощь лекарей всё уходило. А потом, как мор пошёл, так и слегли все. Мне шестнадцать было и я один не заболел. Ухаживал за ними. А потом хоронил.

— Прости, Рэндан…

Он мотнул головой:

— Дом заколотил и ушёл оттуда. Чего мне было там делать? Пока на службу не подался, чему только не научился — привычка без дела не сидеть. Так и осталось.

И они посидели в тишине, он протянул ей воды. А потом спросил:

— А что здесь из себя представляет весенний праздник?

— Не знаю, как везде, наверное, — слегка улыбнулась Эйва, склонив голову набок. — Я в этом доме три года, и была здесь только летом, так что… да и судя по всему не проводили они этот праздник достаточно давно. Видимо из-за состояния её милости.

Он так привычно уже хмыкнул:

— Вот и посмотрим. Наверное как везде.

— Ты посмотришь, потом расскажешь, — улыбнулась горничная.

— В смысле? — с непониманием глянул на неё Рэндан. — Ты не пойдёшь?

— Я не люблю праздники, — ответила она, потом слегка нахмурилась, стушевалась под его пристальным взглядом. — Ну точнее не так. Я… праздник — это хорошо. Все красивые, весёлые. Но я всегда со стороны наблюдала. Знаешь о карнавале в столице летом?

— Да.

— Вот. Мы в театре… труппа всегда представление на улице устраивала, каждый год новое, а я костюмы делать для него обожала. А потом забиралась на верхние балконы, где статуи вирисок и сидела там, смотрела вниз.

И Эйва улыбнулась этому воспоминанию, но с грустью, потому что скучала по той жизни.

— Почему? — спросил Рэндан.

— Я не