Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Было 10 февраля 2004 года, самый канун Карнавала. Отели кишели туристами с фотоаппаратами и айподами, внутренний телефон «Хостела Рио» плавился от звонков всевозможных маландру из Лапы. На Жоаким Муртину ежедневно совершалось по ограблению, а иной раз и больше. Туристические байру Санта-Тереза, Копакабана и Ипанема заполонили шайки босоногих воров, способных отнять что угодно у кого угодно. Некоторые угрожали ножами, другие простыми авторучками. У одного для этой цели имелся заточенный прутик. Реакция была разной, в зависимости от национальности — люди из стабильных развитых стран, как правило, страдали от насилия чаще.

— За что, Карина, за что они так со мной? Я им ничего не сделала. Я люблю бедных чернокожих людей. Мне нравятся черные молодые люди. Я не расистка. Я их столько фотографировала. Почему же они меня все время обкрадывают? — горько рыдала очередная скандинавская девушка.

— Не принимай близко к сердцу, дорогая. Это же Бразилия, — успокаивала Карина, ласково обнимая последнюю жертву ограбления и бросая убийственные взгляды на хихикающую в сторонке Кьяру, не знающую жалости.

Итальянцы и израильтяне чувствовали себя униженными из-за того, что с ними обошлись, как с простыми смертными «туристами», они негодовали и жаждали мести:

— Поймаю стервеца и живым его изжарю. Да случись такое в Риме/Газе, я бы из него кишки вытряс. Точно вытряс бы!

Южноафриканцы и австралийцы, со своей стороны, либо реагировали с безразличием Крокодила Данди, либо так напивались на обратном пути из Лапы, что вряд ли осознавали, что с ними произошло. Один мой земляк из Квинсленда[77] в оцепенении наблюдал, как его жена отлупцевала уличного мальчишку.

— Пацаненок попытался меня грабануть, ткнул в бок чертовой палкой, представляешь? А я ему: «Я тебе ограблю, куда ж ты полез при таком-то солнце?» — рассказывала она, потирая царапину над глазом, а потерявший дар речи муж только покачивал головой вверх-вниз в знак молчаливого согласия.

Воры в Рио осмелели настолько, что грабили прохожих прямо под носом у полиции. Изредка полицейские решали навести порядок, и, поскольку машины у них были в страшном дефиците, жертву помещали на заднее сиденье рядом с нападавшим. Просидев минут пять с тощим босым негритенком, трясущимся как осиновый лист, большинство пострадавших отказывались от обвинения — после чего полицейские отвозили мальчишку в сторонку, чтобы всыпать как следует.

За десять дней до наступления Карнавала Лапа жужжала как улей. В подворотнях собирались стихийно возникающие блоки, прямо на улицах открывались импровизированные бары и забегаловки, сквозь толпы местных пробирались туристы с расширенными от впечатлений глазами, на головах появились сотни панам, что несказанно раздражало Уинстона и Фабио, поскольку их образ истинных благородных маландру теперь терялся в море фальшивок. Людьми овладел свежий, пьянящий дух равенства. Плейбои из Леблона танцевали с простушкой Марией, такой великолепной в новеньком костюме клоуна, усыпанном золотыми пайетками, а дочь владельца супермаркетов «Барра» кокетничала с чернокожими пареньками с севера Рио.

Последние дни перед Карнавалом пролетели быстро. Слишком быстро. Однажды я проснулась ночью, задыхаясь от жары, и тут меня, как волной, накрыло осознание неизбежного. Мои дни были сочтены, и я это знала. Даже мама перестала задавать вопрос, когда же я приеду.

С гулко бьющимся сердцем я соскочила с кровати китайской принцессы и распахнула дверь на балкон. За окном было тихо. Бледная серебряная луна висела низко в ночном небе и казалась неправдоподобно громадной. Снизу к балкону поднимался медовый аромат цветущей жимолости. Я прислонилась к дорической колонне, будто героиня античной трагедии. «Запоминай», — пронеслось в мозгах. Что, скажите на милость, я стану делать, вернувшись домой? Как, ну как я снова встречусь с реальным миром?

17

Ад

Сегодня самба пошла на поиски, а искала она тебя.

— Шику Буарке де Олланда, «Quem te viu, quem te ve» («Кто тебя видел, кто тебя видит»)

И был месяц седьмой, и был Карнавал. И сказали — да будет самба, и стала самба.

Карнавал начался, и впервые с тех пор, как я приехала сюда семь месяцев назад, я наконец что-то поняла про бразильцев. Это был не праздник, это была война. Где-то там, совсем рядом, был апрель, он окружал нашу крепость и сжимал вокруг нас кольцо, размахивая флагом неотвратимой реальности. Я понимала, что пора уезжать. Они знали, что скоро вернутся на работу. Мы с ними были товарищами по оружию, мы сражались против информационных центров, фабрик и карточек «Visa Australia» и были готовы на всё, чтобы только нас не поставили на колени.

За три дня я ни разу не возвращалась в Каса Амарела, а ежегодный Карнавал Рио-де-Жанейро еще только начинался.

«Карнавал продлится с неделю», — сказал Фабио в первый день. «Еще самое меньшее неделю», — сказал Жуан, его друг, с которым мы встретились через день или два. Мне не хотелось, чтобы он шел с нами, потому что от него за версту несло потом, а на руке висела обкуренная проститутка, но Фабио обещал, что она потеряется на первом же повороте к Праса Мауа. Он как в воду глядел. Жуан потерял свою проститутку, подцепил растерянную американскую туристку, и мы вчетвером отправились в Касике де Рамос.

Четверг для нас с Фабио начался с вечеринки в старом порту и закончился тем, что мы переночевали на пыльном полу в фавеле Мангейра, а наутро отправились оттуда прямо вниз, в Копакабану, чтобы урвать несколько лучиков утреннего солнца.

Мы догнали погребальную процессию — хоронили наркодилера из Ботафогу, — и я потеряла Фабио. Потом я бродила по улицам с клоуном и двумя девушками-испанками в костюмах эльфов. На пляже Ботафогу мы еще немного выпили и отправились на праздник в Ипанему, где испанки и клоун пригласили меня заняться сексом вчетвером. Я ответила «да», но заснула, прежде чем что-то успело начаться. Тем не менее утром они приготовили мне завтрак, и мы обменялись номерами телефонов, хотя знали, что никогда не позвоним.

Возвращаясь назад через Лапу, я обнаружила спящего на лестнице Фабио, а рядом с ним Жуана и девицу в костюме индианки. А может быть, она была ковбойшей. Весь город как будто оказался внутри гигантского, фантастического калейдоскопа. Я разбудила Фабио, и он бухнулся мне в ноги:

— О, моя принцесса, моя принцесса. Твое желание для меня закон. — Он крутил во все стороны головой, протирал красные, безумные от кашасы глаза.

— Идем домой, Фабио, — вздохнула я. Он был просто никакой.

— Нет! — С этим воплем Фабио неожиданно бодро вскочил на ноги. Глаза широко раскрылись. — Нет. Ни за что. С ума сошла? Это же Карнавал!

Поняв, как я устала, он сменил тактику: уселся рядышком, растирал мне плечи и нашептывал, что я должна держаться и быть сильной. Проснулся Жуан и положил «индианке» в ладонь карамельку. Они тоже не были дома три дня, но, как они выразились, пропустить «Невольников Мауа» — все равно что пропустить собственный день рождения. Речь шла о первом bloco Карнавала.

Итак, вот они мы, три рыцаря Карнавала: я — в мятой белой балетной пачке и с кроваво-красными розами в волосах, Фабио — в алом корсаже и чулках-сеточках, с потеками черной туши на щеках, и босоногий Жуан — потный чернокожий увалень в белых штанах.

В ту ночь на город Рио-де-Жанейро обрушился ливень апокалиптических масштабов. Огромные тропические капли шмякались и разбивались о мостовую, гром раздирал уши, черное небо было испещрено молниями. Город заполнился водой, как плавательный бассейн, исчезли целые улицы, со склонов холмов смыло лачуги.

Я ожидала, что после такого на улицах станет меньше народу, но вода, казалось, только раззадоривала всех. Когда шествие двигалось вниз по Авенида Рио Бранку, мужчины карабкались вверх и вниз по деревьям, били себя в грудь, как дикари, сотрясали рифлено-металлические двери газетных киосков и скакали по крышам. Женщины со всех ног неслись к центру проспекта, а те, что постарше, все в белом, возносили к небу пламенные молитвы. Кое-где вспыхивали драки и кулачные бои. В других местах можно было наблюдать настоящие оргии — люди, собравшись по трое, четверо и группами большего размера, страстно обнимались и целовались.

Фабио объяснил, что в Рио всегда вот так сходят с ума, когда идут «Невольники Мауа». Это первое уличное шествие Карнавала после очередного года коррупционных скандалов, нищеты, кровавых побоищ в фавелах, валютных кризисов и ссор между супругами. К тому времени как на улице должна появиться процессия из Мауа, люди уже умирают от желания забыть обо всем на свете.

Пока мы с шествием добрались до другого конца города, прошло, казалось, несколько дней. На главной улице не было огней, только тени от зданий опустевших офисов неясно вырисовывались над толпой, пока та неслась, подобно армии мятежников, по пустынным бульварам и авеню. Эпицентром процессии была платформа — она двигалась прямо перед нами, — частично закрытая от глаз гроздьями повисших на ней со всех сторон людей. От вибрирующей толпы шел пар.