Камень, ножницы, бумага - Элис Фини

останемся вместе навсегда.

Должно быть, прошел год с тех пор, как мы в последний раз играли в эту игру. Но ты опять позволил мне победить, как всегда мои ножницы разрезали твою бумагу. Это звучит глупо, но я почувствовала, что, возможно, это означает, что мы стали чуть больше похожи на тех, кем были раньше.

— Что бы случилось, если бы я проиграла? — спросила я.

— Мы все равно остались бы вместе навсегда, потому что я люблю вас, миссис Райт, — ответил ты, обнимая меня за талию. Даже если причиной изъявления этих чувств стал алкоголь, мне было все равно. Ты проводишь весь день, работая со словами, но сейчас случились именно те слова, которые мне нужно было услышать.

— Я люблю тебя больше, — прошептала я, и мы впервые за долгое время занялись любовью.

Я девушка, которая кладет яйца в одну корзину, когда дело доходит до отношений, и это опасный путь. Одно неудачное падение или оплошность — и все, что мне дорого, может быть смято и разбито. Я нашла своего человека, когда встретила тебя, и с тех пор я никогда по-настоящему не нуждалась и не хотела никого другого. Правильно это или неправильно, но я вложила в нас каждую частичку своих эмоций. Я приняла твои надежды и мечты и любила их, как если бы они были моими собственными. Я так сильно заботилась о тебе, что мне больше нечего было дать кому-то еще, даже самой себе. Я была довольна нашим кругом общения, достаточно большим для двоих. Мне всегда хватало тебя, но я никогда не чувствовала, что тебе вполне хватает меня. Вероятно, это может измениться. Как знать, вдруг, если я попытаюсь любить тебя немного меньше, чаша весов склонится в мою пользу и ты сможешь любить меня немного больше?

Я очень беспокоюсь о своей подруге и не хочу закончить так, как она. Видеть ее здесь, в нашем доме — такой одинокой, грустной и разбитой, — было чем-то вроде тревожного звонка. Забавно, как несчастье другого человека может заставить вас осознать, сколь многим вы владеете. Нам нужно перестать принимать друг друга как должное. Еще одна вещь, которую никто не говорит вам о браке: порой бывает хорошо, иногда плохо, но это не значит, что все кончено. Возможно, все идет именно так, как должно быть? Так что, хотя наш дом перестал казаться домом, я попытаюсь все исправить. И я попытаюсь исправить нас. Даже если это означает консультации, или компромиссы, или, возможно, некоторое время вдали от дома, только ты и я… и Боб. Наверное, в каждом брака есть секреты, и, вполне вероятно, единственный способ остаться в браке — это продолжать хранить их.

Твоя жена. ХХ

Адам

— Что это значит? — с угрозой в голосе произношу я, держа в одной руке крошечный ящичек, полный пенни, а в другой — сломанную кружку с «Уйдите, я пишу!». Я могу страдать от лицевой слепоты и странных неврологических сбоев, но с моей памятью все в порядке (большую часть времени). На столе полно подарков на годовщины, моя жена дарила их мне на протяжении многих лет. — Ты замешана во всем этом?!

— Что? Нет! — вопит Амелия.

Я пристально смотрю на нее, пытаясь найти правду, но я даже не вижу ее лица. Ее черты расплываются, как на картине Ван Гога, и у меня кружится голова, когда я просто гляжу в ее сторону. Порой я могу узнать людей по прическе, цвету их волос или по характерной паре очков. Иногда я не понимаю, знакомы ли мы вообще.

— Тогда как ты это объяснишь? — напираю я, поворачиваясь обратно к столу. — Именно ты организовала эту короткую поездку в Шотландию; именно ты привезла нас сюда…

— Я правда не могу объяснить ничего из того, что произошло в эти выходные.

— Не можешь или не хочешь?! Ты уже знала, что Генри Винтер мертв?!

— Думаю, тебе нужно успокоиться. Я ничего не знала и все еще ничего не понимаю. Кроме того…

— Что такое? — спрашиваю я.

— Ты сказал, что Генри выпустил новую книгу в сентябре, но теперь мы знаем, что он умер за год до этого.

— И что?

— Что, если ее написал кто-то другой?! — Она практически выкрикивает свой вопрос, и я осознаю, что тоже кричал.

Это нелепое предположение. Книга уже опубликована по всему миру. Неужели она всерьез думает, что никто — включая его агента, издателей и армию поклонников — не заметил бы, если бы роман Генри Винтера написал кто-то другой? Но потом я произвожу подсчеты — и… она права, ничего не сходится.

— Это невозможно, — отвечаю я. Ответ в моей голове менее решителен, но я не делюсь им со своей женой.

Писатели — странный и непредсказуемый вид людей. Чтобы быть одним из них, требуется терпение, решительность, достаточная самомотивация, чтобы работать в одиночку в темноте, и вера в себя, чтобы продолжать идти вперед, когда тени пытаются поглотить тебя. Они действительно пытаются — уж я-то знаю. Еще одна общая черта всех писателей: в лучшем случае они эксцентричные, а в худшем — сумасшедшие. Стал бы Генри по какой-то причине инсценировать свою смерть?

— Мы оба видели, совсем недавно, как кто-то вошел в часовню. Забыл? Вот кого мы должны винить во всем этом. Не друг друга, — говорит Амелия.

— Что, если это женщина из коттеджа?

— Ведьма со свечами и белым кроликом? Ты сказал, что она старая…

— Я сказал, что у нее седые волосы. Не похоже, чтобы мы видели кого-то еще с тех пор, как приехали.

— Что ж, давай вернемся назад. Снова постучим в ее дверь. В худшем случае она наложит заклинание и превратит нас в белых кроликов, — отвечает Амелия спокойнее, чем следовало бы.

«Может быть, потому что она уже знает, что здесь происходит, и все это — притворство».

Я всегда буду чувствовать себя виноватым за то, что изменял своей жене, но Святая Амелия тоже переспала с тем, с кем не следовало. Кажется, будто она удобно забывает эту часть наших отношений. Но я не могу этого сделать. Психолог Зовите-меня-Памела сказала, что нам нужно двигаться дальше, научиться оставлять все позади, но я все еще шокирован тем, как непринужденно моя жена лжет.

Хотел бы я сейчас увидеть ее лицо, как это делают другие люди. Интересно, она выглядит испуганной? Или такой же спокойной, как ее голос? И если так (учитывая, что мы, похоже, в ловушке и, вполне возможно, в опасности), почему она не боится так же, как я? Кажется, она совсем