Наследство - Владимир Кормер

— И как он вам понравился? — продолжала спрашивать Наталья Михайловна у милой врачицы, стараясь прочесть в ее лице тайную мысль о диагнозе.

— Ну-ну, очаровательный малый, — лучезарно улыбнулась та, быть может даже искренне. — Он всех нас просто очаровал. И какая умница. Так сразу все понял. Они со Споковским сразу же придумали что-то. Споковский ведь тоже, знаете, большой фантазер. Даже Геннадий Иваныч заинтересовался. Автоматическая модель лечения шизофрении — это любопытно. Я, правда, к сожалению, ничего в этом не смыслю. Уж я ушла, они еще остались.

— Математическая модель, — поправила Наталья Михайловна. — Понятно…

— Странно, как долго его нет. Неужели они все разговаривают? — удивилась милая врачица.

* * *

Споковский, высокий сутуловатый старик, с лицом, изборожденным расходившимися в самых неожиданных направлениях резкими морщинами, с большим орлиным, съехавшим отчасти набок носом, в заключение прокаркал, со своей тоже совершенно неожиданной артикуляцией, так, что звуки произносились одни, а рот шел вроде бы прямо в противоположную сторону:

— Прекрасно! Продолжайте работу над своей моделью. Но одновременно мы с вами начнем одно исследование, провести которое мне хочется уже давно. Мы с вами будем разрабатывать теорию «ядерной шизофрении», — торжественно объявил он хорошо поставленным лекторским голосом.

— Ядерной? — удивился Леторослев. — Почему ядерной? Ах, понимаю, потому что разлетается, как взрыв! Ба-бах! — он подпрыгнул несколько раз на обеих толстых ногах и показал руками. — Здорово! Ха-ха-ха! — тоненько засмеялся он. — А цепная реакция, это потому что «как с цепи сорвалась», да? Ведь говорят: «Вот бешеный, верно, с цепи сорвался». Это и есть «цепная реакция». Да?

Споковский недоверчиво криво ухмыльнулся. Присутствовавший при разговоре Геннадий Иванович недовольно фыркнул, не одобряя фантазий начальства.

— Нам бы использовать его для внедрения вычислительной техники, Всеволод Константинович. Ведь сколько лет говорим. Вычислительная машина нам необходима. Сейчас у меня как раз находится на излечении один инженер из Ростова, с завода сельхозмашин, он обещал, как выйдет, сконструировать именно такую, какая нужна нам.

Леторослев посмотрел на него с изумлением и стал раскланиваться.

— А насчет матушки не беспокойтесь, — продолжал Споковский, обращаясь к задним рядам сверху амфитеатра, — ваша матушка практически здорова, через неделю-две она будет дома.

Щелкнув в поклоне стоптанными каблуками, Леторослев выскочил в коридор.

— Из Ростова, что ж такого? — прошептал он про себя въевшиеся в память детские стишки, аккуратно притворяя дверь.

Он нервно хохотнул, повторив эту строчку двум стоявшим у окна молоденьким сестрам, и помчался по коридору в наброшенном на широкие плечи развевающемся маленьком, не по размеру, халате, опустив голову вниз, не глядя по сторонам (Споковский объяснил ему, что на больных, чтобы их не тревожить, смотреть не нужно, но Леторослев забыл совсем, что здесь не было больных — это была половина администрации), похожий на боевого слона в атаке, круто в последнее мгновение разворачиваясь, чтобы не наткнуться на кого-нибудь, или вдруг пружинисто отскакивая и переходя на галоп. В гардеробе он не стал надевать свою синюю лыжную курточку, в которой ходил с начала марта, а схватил ее под мышку, на ходу кинул гардеробщице халат и, прыгая в старинном вестибюле только на большие редкие красные кафелины, выбежал на улицу, прикидывая, где может ждать его мать, которой, конечно, уже сказали, что он здесь.

Пошевелив губами и поглядывая на небо, — он ориентировался по солнцу, — Леторослев рассчитал возможные варианты и решительно двинулся к намеченному перекрестку парка. Матери там не оказалось. Он постоял, постепенно поворачиваясь вокруг своей оси.

В эту секунду сзади он услышал шорох кустов и скрип гравия, по хриплому дыханию понял, что это не мать, замер на мгновение и затем резко обернулся.

Он увидел перед собой худого человека в кепке, обвисшей на его треугольной голове, длинном пальто, больших байковых бесформенных штанах и галошах, надетых прямо на шерстяные носки. Глаза знакомца искрились.

— Сергей Александрович Леторослев, вы должны помочь вашей матери, которая вас родила, — проговорил незнакомец, останавливаясь шагах примерно в пяти от Леторосле-ва и запахивая пальто без пуговиц, как тогу.

— П-простите, мы, мы с вами, кажется, не знакомы, — вежливо, но твердо возразил Леторослев, поклонившись.

— Да. Но я вас хорошо знаю. Пойдемте, я хочу поговорить с вами о смысле техники.

— А, вы тот изобретатель из Ростова! — обрадовался Леторослев. — Из Ростова, что ж такого? Верно? Геннадий-то уже про вас говорил.

По словам Геннадия Ивановича он представил себе инженера молодым и теперь всматривался в желтое лицо незнакомца, пытаясь определить, сколько же ему лет.

— Да, да, — подтвердил инженер. — Пойдемте. Здесь есть один такой уголок, там хоть стреляй, никто не услышит.

Они пришли в глубь парка, к забору, отделявшему парк от леса, инженер сзади, Леторослев, озираясь, впереди, и сели за трансформаторной будкой на доску — местные алкоголики (больные и обслуга) давно облюбовали себе это местечко. Леторослев брезгливо отгреб ногою в сторону осколки бутылочного стекла и бумажки, расчищая на утоптанной сырой земле перед собою некоторое пространство.

— Вот смотрите, — едва они сели, приступил он. Он подобрал щепочку и нарисовал в центре пространства кружочек, а от него расходящиеся веером линии. — Это информационная машина. А это система передающих каналов. Здесь картотека, в которую занесены данные о всех без исключения больных района. Я понятно говорю? — переспросил он, быстро взглядывая на сумасшедшего и тотчас опуская глаза, потому что сумасшедший оторопело и сердито молчал, уста-вясь в схему. — Данные — это что значит? Это значит пол, возраст, а также история болезни, анамнез, ну, словом, все. Если больной обращается к врачу, то немедленно по каналу связи идет запрос к машине, и машина выдает все сведения, а также заносит в картотеку новые. Это понятно? Такая система картотек должна быть создана по всей стране. Я сейчас объясню почему. — Он медленно, раздельно произнес: — Только такая система может нам помочь покончить с бесправием и произволом…

Он ободряюще улыбнулся собеседнику, как бы призывая того не бояться, но тот не внял призыву и смотрел молча, в оцепенении.

— Но ведь машина разговаривает цифрами, верно? — спросил Леторослев у него тоном, каким говорят с детьми. — Значит, нужно научиться с ней разговаривать на ее языке. А мы-то говорим словами, да? Значит, нужно ей наши слова переводить. Понятно, да? Это называется программа-транслятор. У машины должен быть толковый словарь. Понятно, да? Только ей не нужен словарь для всех слов, которые мы используем. Пускай она знает только необходимые слова! — Он вдруг заторопился и пошел в ускоренном темпе, запинаясь, забирая все выше и выше. — Должна быть осуществлена специализированная языковая программа! А этого никто не понимает. Каждый разговаривает на своем языке, и машину нужно учить ему! Понятно, да?! Но сначала надо уяснить самим себе, что это за язык, его правила. А потом уже только покупать машину. А ваш Геннадий хочет, наоборот, истратить деньги, а потом разбираться, да? Какой он Геннадий, он Генка, мальчишка, да? Нажить капиталец, надавать векселей, без расчета, без предварительного исследования, да?! Создать шум в канале! Объем памяти ограничен, да?!

Сумасшедший наконец опомнился, глаза его засверкали, и Леторослев теперь разглядел, что они были с красноватой подоплекой, словно кровь, в бешенстве приливавшая к ним, запеклась и выцвела на солнце.

— Это справедливо, — заговорил он и остановил собеседника, положа ему желтую голую руку на рукав куртки, — если прежде всего, что познание слова будет вестись не по правилам грамматики, а на основании и через посредство категорий, потому что каждое слово образуется различно, по-разному, но в то же время имеет единство в образовании.

— Пожалуй, верно, — поколебавшись, согласился Леторослев, надеясь еще перехватить инициативу. — Только я хотел заметить…

Но сумасшедший не дал ему ничего заметить.

— Корнем в слове, — повел он, слегка раскачиваясь всем телом, отчего оно поскрипывало где-то в глубине, нутром, все быстрее и тоньше, как вагон, набирающий ход, — в обычном смысле понимается как основное в слове, как ядро в слове, от которых путем изменения окончаний, приставок можно получить еще целый ряд слов. От корня сел, например, путем изменения окончания можно получить следующие слова: села, селась, селся, сели, селись, селися; путем изменения приставок — присел, надсел, засел, приусел, приподза-сел, приподзаусел, приподнасел, приподнаусел и другие; смежно: надселся, надселась, подселись, приуселся, приусе-лась, приуселись, приуселися, приподзаселись, призаселся, приподзауселись, приподнаселся, приподнаселися…