Марли и мы - Джон Грогэн

– Мы не можем допустить на борт собаку в этой клетке. Он слишком велик для нее.

– В зоомагазине мне сказали, что эта клетка для больших собак, – удивился я.

– Согласно правилам Федерального авиационного агентства собака должна свободно стоять и поворачиваться в клетке, – объяснила женщина и скептически добавила:

– Ну-ка, попробуйте.

Я открыл дверцу и позвал Марли. Но он не собирался добровольно заходить в эту переносную клетку-тюрьму. Я толкал и тыкал его, уговаривал и обхаживал, но он не двигался с места. Куда затерялось печенье, когда оно позарез нужно? Я порылся в карманах, пытаясь найти что-то, чем можно его соблазнить, в конечном счете выудив оттуда коробку с мятными жевательными драже. Это было лучше чем ничего. Я достал одну и поднес к его носу.

– Хочешь освежиться, Марли? Ну-ка, беги за драже! – Тут я кинул угощение в клетку. Как и ожидалось, он проглотил наживку и вошел внутрь.

Служащая аэропорта была права: клетка не совсем подходила Марли. Во-первых, ему приходилось пригибаться, чтобы не биться головой о потолок, во-вторых, его нос упирался в заднюю стенку, и, в-третьих, его зад торчал из двери. Я подогнул хвост собаки и закрыл дверцу, слегка вдавив Марли внутрь.

– Ну, что я вам говорил! – похвалился я, надеясь, что она все же сочтет эту емкость вполне удобной для Марли.

– Он должен суметь повернуться, – спокойно ответила женщина.

– Малыш, повернись, – кивнул я ему, тихонько присвистнув. – Давай же, повернись.

Он бросил на меня через плечо мутный взгляд. Его голова терлась о потолок, как будто ожидая указаний, как же совершить такой подвиг. Если он не повернется, то авиакомпания не пустит его на борт. Я посмотрел на часы. У нас было двенадцать минут чтобы пройти службу безопасности, пересечь зал ожидания и сесть на самолет.

– Иди сюда, Марли, – сказал я с еще большим отчаянием. – Давай же!

Я щелкал пальцами, стучал по дверце, причмокивал.

– Ну, пожалуйста, – умолял я его. – Повернись.

Я уже был готов упасть на колени, как вдруг услышал треск и вслед за тем голос Патрика.

– Упс, – сказал он.

– Лягушки выпрыгнули! – вскрикнула Дженни, бросаясь в погоню.

– Фрогги! Кроки! Вернитесь! – закричали мальчики хором.

Моя жена уже стояла на четвереньках и ползала за лягушками по полу, но они коварно сохраняли дистанцию в один прыжок. Пассажиры останавливались и глазели во все глаза. На расстоянии лягушек видно не было, и создавалось впечатление, что по полу ползает полоумная тетка с пачкой подгузников на шее, которая, очевидно, перебрала с утра пораньше. По выражению лиц окружающих можно было утверждать, что они бы ничуть не удивились, если бы внезапно Дженни завыла.

– Извините, я на секунду, – спокойно сказал я сотруднице аэропорта и, встав на четвереньки, присоединился к Дженни.

Нам удалось поймать Фрогги и Кроки в момент, когда они собирались сделать свой последний прыжок к свободе через автоматические двери. Все присутствующие получили массу удовольствия, наблюдая за нами. Только мы повернулись, я услышал громкий шум из собачьей клетки. Она пошатнулась и закачалась. Приглядевшись, я увидел, что Марли каким-то образом удалось развернуться.

– Видите, – сказал я служащей. – Он поворачивается без проблем.

– Ладно, – ответила она, нахмурясь. – Считайте, что вам повезло.

Двое рабочих поставили клетку с Марли на тележку и увезли. Припозднившиеся пассажиры ринулись к самолету. Мы подбежали как раз в тот момент, когда выход к самолету уже закрывался. Мне вдруг пришло в голову, что если мы опоздаем на самолет, Марли отправится в Пенсильванию один. И мне страшно было подумать о дальнейшем развитии событий.

– Стойте! Мы здесь! – заорал я, толкая коляску Колин вперед. Дженни с мальчиками бежала в пятнадцати метрах от меня.

Я позволил себе перевести дух, только когда мы устроились на своих местах. Мы впихнули Марли в клетку. Мы поймали лягушек. И мы уже в самолете. Следующая посадка в городе Аллентаун, штат Пенсильвания. Теперь можно расслабиться. Посмотрев в окно, я увидел, что к самолету подъехала тележка с собачьей клеткой сверху.

– Смотрите, – сказал я детям, – вот т там Марли. Они помахали в окошко и крикнули ему:

– Пьивет, пиятиль!

Когда заработали двигатели, а бортпроводница рассказала о мерах безопасности, я достал журнал. Тут я заметил, что Дженни, сидевшая передо мной, вся обратилась в слух. Я тоже услышал что-то. Из-под наших ног, из глубины самолета вырвался приглушенный, но отчетливый стон. Это был жалкий, унылый звук, что-то вроде примитивного воя, который начинался с низких тонов и поднимался все выше. О нет, Господи Иисусе, он там внизу воет! Как известно, лабрадоры выть не умеют. Воют гончие. Воют волки. Лабрадоры не воют, по крайней мере, у них это плохо получается. Прежде Марли предпринимал две попытки завыть, оба раза в ответ на включенную сирену проезжавшего мимо полицейского автомобиля. Пес запрокидывал голову, округлял пасть буквой «О» и издавал самый душераздирающий звук, какой я когда-либо слышал. Он был похож скорее на бульканье при полоскании горла, чем на ответ зову природы. Но теперь Марли, вне всяких сомнений, выл.

Пассажиры оторвались от своих газет и романов. Бортпроводница, в тот момент раздававшая подушки, остановилась в недоумении. Женщина, сидевшая через проход от нас, посмотрела на своего мужа и сказала:

– Прислушайся. Ты тоже слышишь? По-моему, это собака.

Дженни смотрела прямо перед собой. Я уткнулся в журнал. Если кто-нибудь спросит, мы будем отрицать, что являемся хозяевами этой собаки.

– Пиятилю гьюстно, – сказал Патрик.

Нет, сынок, хотел поправить я его, это какой-то странной собаке, которую мы никогда в глаза не видели, грустно. Но я только поднял журнал повыше, заслонив им свое лицо. Реактивные двигатели зашумели, заглушая погребальную песнь Марли, самолет выехал на взлетно-посадочную полосу. Я представил себе состояние нашего пса. Темное багажное отделение. Он один, напуган, сбит с толку, да еще к тому же одурманен лекарством, не может ни встать, ни сесть. Извращенная фантазия Марли могла превратить ревущие двигатели самолета в громовые атаки беспорядочных молний, желающих вырвать его из привычного мира. Бедняга. Я не был готов признать, что он мой, но я знал, что весь полет буду переживать за него.

Едва самолет оторвался от земли, я вновь услышал тихий треск, и на этот раз уже Конор сказал: «Упс». Я посмотрел вниз и тут же снова уткнулся в журнал. Через несколько минут я украдкой огляделся. Убедившись в том, что никто не смотрит, я нагнулся вперед и прошептал Дженни на ухо: «Представляешь, сверчки сбежали».