Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю - Андрей Балдин

Мы обращаемся к Евангелию Остромира в расчете на то, что смыслы, сокрытые в его рукописи, остаются существенны и неизменны, и потому не менее актуальны, чем сообщения, разносимые с помощью радиоволн Попова.

В календаре открываются дни умных слов. Они завершаются 24 мая праздником письменности и культуры. Одновременно происходит та самая метаморфоза Москвы, которую можно назвать третьим актом Георгиевской пьесы. Москва принимает уроки своих учителей, она поднимается на верхнюю ступеньку «бумажной лестницы» — и одновременно как будто останавливается, отстраняется от календаря. Есть нечто особенно в наследии Кирилла и Мефодия, что настраивает Москву на новый лад, новую позицию во времени.

*

Кирилл — в миру его имя было Константин; прозвище Философ; лишь за несколько недель до своей кончины в Риме в 869 году, постригшись в монахи, он примет имя Кирилл. Константин — младший из двух братьев; именно он изобрел славянскую азбуку.

Имя старшего брата, Мефодий, также монашеское, мирское его имя неизвестно.

24 мая Москва отмечает их день, празднует свое просвещение — и обнаруживает себя словно на верху «бумажной лестницы»; что дальше? Что ожидает ее? Что такое это сокрытое за плоскостью бумаги пространство, помещение смысла? Эта мизансцена дискомфортна для Москвы, оттого, вероятно, ей не особенно удается этот праздник, оттого она останавливается перед страницей календаря, на которой написаны имена просветителей Кирилла (Константина) и Мефодия.

*

Наблюдение за работой Константина Философа оставляет твердое впечатление постепенного умножения первоначальной задачи. Или так: всякую задачу он переводит в пространство смысла.

Это первое, что необходимо сознавать при взгляде на Константина. Он проектирует не просто азбуку, но следующий мир, который будет построен по принципу этой новой азбуки. Он смотрит на будущий мир (на нас: мы и есть этот странный, сочиненный, «бумажный» мир), смотрит из пространства. Из того мира, который мы, гладя со своей стороны, называем Рим. Тут неслучайно переворачиваются слова мир и Рим. Они очень хорошо показывают, как Константин «смотрит» на нас и как мы смотрим на Константина Философа. Мы по разные стороны страницы (оттого и переворачиваются слова). Константин, составляя азбуку, смотрит на нее из пространства, мы же, люди-буквы, народ-азбука, смотрим на него из плоскости бумаги. Мы срисовываем мир Константина, переводим его на кальку.

*

Константин с юных лет проявлял интерес к слову. Двуязычие родины, Солуни, стоящей на границы Болгарии и Эллады, разноговорящие родители, отец болгарин и мать гречанка (я слышал обратную версию: грек и болгарка, в данном случае это не имеет принципиального значения): все это с детства приучало его к мысли о связи языка и пространства. «Удвоенный» язык подразумевал большее — римское — пространство.

Ему удалось осознать в полной мере эту формулу еще в детстве. С юных лет Константин устремился к поиску некоего совершенного состояния — равновесия языка и мира.

Он достаточно остро ощущал дисгармонию раздвоенного культурного бытия и столь же ясно представлял себе перспективу синтеза слова и пространства. Это подвигало его к выдающимся успехам в учении — потому уже, что это был ученик самодвижущийся.

Успехи начинающего филолога были таковы, что спустя немного времени он был призван в столицу, для продолжения обучения вместе с сыном кесаря (по другим данным, будучи на несколько лет старше наследника, он помогал ему в учебе как помощник преподавателя).

В три месяца Константин постигает все тонкости античной грамматики. Здесь он учится также геометрии, диалектике, философии, риторике и прочим эллинским учениям.

Все это были составные части общего проекта — поиска принципиально новой, объединительной доктрины (второго) Рима, которая для Константина в первую очередь должна была оформиться в языке, словесной плоти. При этом Константин выступает не как политик, но именно как строитель слова: его занимало пространство языка, мыслимое, как помещение возможной конвергенции, совершенного слияния конфликтных римских сфер. Он стремился к синтезу нового совершенного наречия.

Столица, напротив, как будто питалась противоречиями; споры ее согревали.

Константин покидает Константинополь (что означает для метафизики это словесное вычитание?) и отправляется в монастырь для совершенствования в филологии и укрепления в вере. Показательно название обители. Монастырь, где он вновь встретился с братом (после этого братья не расставались до самой кончины Константина в Риме) и где окончательно оформилась объединительная доктрина философа, именовался Полихрон. В месте, название которого можно перевести условно как «сумма всех времен», в месте-календаре оформление разновозрастной, полихронической доктрины языка было совершенно логично.

Здесь родилась глаголица. Азбука весьма своеобразная, в большей степени шифр, нежели алфавит: ее центроустремленные символы букв (круг, крест, треугольник) не предполагали движения по строке. Движение (мысли) осуществлялось по оси «зет», вглубь страницы.

Первым на новый язык было переведено Евангелие от Иоанна: выбор самый показательный. Оно стало матрицей новой азбуки: фраза Слово было Бог, которым Иоанн начинал свое Евангелие, была составлена из идеальных симметричных знаков, которые затем «размножились» и составили азбуку целиком.

Текст открывал свое пространство по мере осознания смысла каждого символа, каждой буквы в строке. Читающий двигался более вглубь страницы, нежели по ее поверхности.

В скором времени основные теоретические положения доктрины «словесного черчения» были в должной степени разработаны. Теперь необходима была полноценная практика, которая могла быть явлена в путешествии, в одолении земных координат, в сравнении слова и мира. И братья Константин и Мефодий отправляются в большой поход.

В 861 году в качестве официальных представителей Царьграда они едут в хазарский каганат. Согласно популярной легенде хазары в те времена выбирали себе одну из трех религий — христианство, мусульманство, иудаизм. Для совершения верного выбора они призвали к себе лучших миссионеров, представителей этих религий.

Вряд ли это в полной мере соответствует действительности: очевидно литературный, трехчастный сюжет явно преобладает над исторической точностью. Но, во всяком случае, поездка братьев и определенный диспут у хазар состоялись, и выступление на этом диспуте Константина было признано успешным. (Он толковал им о пространстве Рима как о высшем, объемлющем и потому успешном во всяком начинании; он звал их не столько в новую веру, сколько в это большее по знаку помещение цивилизации.) Часть хазарской знати под влиянием его проповеди крестилась в христианство.

Справедливости ради следует признать, что крещение это происходило в неофициальном порядке; в целом каганат христианскую веру отверг.

Они плыли к хазарам по морю — через Крым.

Крым сам по себе есть фокус и перекресток, место встречи миров, противостоящих друг другу или ищущих слияния. Точка, расположенная на оси глобальной симметрии «запад-восток», и одновременно место опоры, где необъятная северная сфера, равно обезвешенная и неподъемная, опирается на купол Византии. Крым за четыре угла растянут по сторонам света (он близок к северному берегу Черного моря — так Соловки, или Полярная Таврида, близки к берегу моря Белого); крымская фигура олицетворяет собой пересекающиеся координаты, нулевую точку отсчета на карте русской истории.

Константин ощутил в полной мере потенции этой стартовой точки. Некоторое время братья оставались в Крыму. Здесь им предстояло выполнить ответственное поручение.

Необходимо было отыскать в Тавриде останки святого Климента, одного из первых римских пап, апостола от 70-ти, сподвижника апостола Павла. Он был сослан сюда императором Траяном в начале II века нашей эры и здесь погиб за веру. Мощи его затопили в море, недалеко от города.

Константин в короткий срок составил экспедицию и поднял судно, на котором обнаружил останки папы. Мощи святого были заключены в особый ковчег и затем сопровождали братьев на всем протяжении их странствий. В итоге Константин привез их в Рим, где они были с почетом захоронены. Останки папы совершили полный круг странствий: длиною в несколько тысяч миль, протяжением в семьсот с лишним лет.

*

Святой Климент почитаем в Москве. Большой храм в честь папы-мученика стоит на Пятницкой улице, в Замоскворечье. В прежние времена он господствовал над южной частью города — при взгляде из Кремля, с бровки холма, на юг.