Искусство быть (сборник) - Эрих Зелигманн Фромм

независимости, способности критически мыслить, отдавать, любить. Этот подход заключается в попытке выявить неосознанное присутствие всех этих «плохих» качеств, то, чем они объясняются, как они встроены в структуру всего характера, условия их развития. Этот процесс зачастую очень болезненный и может вызвать сильное беспокойство. Он требует, чтобы мы осознали свою зависимость, когда считаем, что мы влюблены и сохраняем верность; чтобы мы осознали свое тщеславие (нарциссизм), когда считаем, что мы просто добры и предупредительны; чтобы мы осознали наш садизм, когда считаем, что желаем другим только добра; чтобы мы осознали свою деструктивность, когда считаем, что это наше чувство справедливости взывает к наказанию; чтобы мы осознали свою трусость, когда считаем, что действуем всего лишь благоразумно и «реалистично»; чтобы мы осознали свое высокомерие, когда верим, что мы ведем себя с величайшей скромностью; чтобы мы осознали свою боязнь свободы, когда думаем, что всего лишь не хотим никого обидеть; чтобы мы осознали свою неискренность, когда думаем, что всего лишь не хотим быть грубыми; чтобы мы осознали свое коварство, когда считаем, что абсолютно объективны. Короче, выражаясь словами Гете, лишь если мы сможем «вообразить себя авторами всех мыслимых преступлений» и прочувствуем это как следует, то сможем быть достаточно уверены, что сбросили маску и находимся на пути к осознанию того, кто же мы на самом деле.

Если человек открывает элементы самолюбования в своем дружелюбном отношении или элементы садизма в своей готовности помочь, шок может быть настолько сильным, что на миг или на день он почувствует себя совершенно бесполезным созданием, о котором нельзя сказать ничего хорошего. Но если один не позволит этому потрясению себя остановить и продолжит самоанализ, то другой может обнаружить, что этот шок настолько силен – из-за его нарциссических ожиданий, – что создает сопротивление дальнейшему анализу, и что негативные желания, которые он в себе обнаружил, не являются для него единственными движущими силами. В тех случаях, когда это действительно так, человек скорее всего пойдет на поводу у своего сопротивления и прекратит анализ.

* * *

Поскольку, как я уже отмечал, способность видеть нельзя разделить, самоанализ должен также заниматься осознанием реальности в других людях, а также в общественной и политической жизни. Собственно, познание других зачастую предшествует познанию самого себя. Ребенок в раннем детстве наблюдает за взрослыми, уже смутно чувствуя за фасадом реальность, и осознает под маской реальную личность. Став взрослыми, мы часто наблюдаем у других бессознательные стремления, прежде чем научимся видеть их в себе. Мы должны осознать эти скрытые стороны в других, так как то, что происходит в нас – не только внутрипсихическое явление и, следовательно, может быть понято не только путем изучения происходящего в четырех стенах нашей личности, но также и межличностное явление; иными словами, это целая сеть взаимоотношений между нами и другими людьми; я могу полностью увидеть себя лишь постольку, поскольку я вижу себя в своем отношении к другим и в их отношении ко мне.

Увидеть себя без иллюзий не так уж и сложно для человека, если ему постоянно не промывают мозги и он не лишен способности критически мыслить. Он думает и чувствует то, что он не думал бы и не чувствовал, если бы не непрерывные внушения и изощренные методы создания условных рефлексов. Если он не в состоянии видеть истинный смысл, скрывающийся за двусмысленными разговорами, и реальность, скрывающуюся за иллюзиями, то не сможет осознать себя таким, как он есть, а лишь сочтет себя таким, каким должен быть.

Что я могу знать о себе, если не знаю, что «я», которое мне известно, в основном представляет собой синтетический продукт; что большинство людей – включая меня самого – бессознательно лгут; что «оборона» означает «войну» и подчинение «долгу»; что «добродетель» означает «повиновение», а «грех» – неподчинение; что представление о том, что родители инстинктивно любят своих детей – это миф; что слава лишь изредка связана с вызывающими уважение человеческими качествами и еще реже – с реальными достижениями; что история – это искажение фактов, потому что ее переписывают победители; что чрезмерная скромность не обязательно доказывает отсутствие тщеславия; что любовь противоположна похоти и алчности; что все пытаются оправдать свои дурные намерения и поступки и представить их благородными и достойными; что стремление к власти означает подавление правды, свободы и любви; что современное индустриальное общество базируется на принципах эгоизма, обладания и потребления, а не на принципах любви и уважения к жизни, как оно вещает. Пока я не в состоянии проанализировать бессознательные аспекты общества, в котором живу, я не смогу узнать, кто я такой, потому что не знаю, какая часть меня – это не я.

* * *

В следующих параграфах я хочу сделать несколько общих замечаний о методе самоанализа.

Чрезвычайно важно проводить его, как медитацию и концентрацию, регулярно, а не только «когда вы в настроении». Если кто-то говорит, что у него нет для этого времени, он просто заявляет, что не считает это важным. Если у него нет времени, он может его найти, причем настолько очевидно, что это именно вопрос важности, которую он придает самоанализу, что бесполезно объяснять, как именно он может найти время. Вероятно, я должен добавить, что не имею в виду, что самоанализ должен стать ритуалом, не допускающим никаких исключений. Бывают, конечно, случаи, когда практически невозможно им заняться, и к этому нужно относиться спокойно. Вообще процесс самоанализа не должен носить характер подневольного труда, обязанности, выполняемой с мрачным настроением и лишь из чувства долга, но все же необходимой для достижения определенной цели. Независимо от результата сам процесс должен быть освобождающим, а значит, радостным, даже если к нему примешиваются страдания, боль, беспокойство и разочарование.

Любому, кто не разделяет страсть к покорению горных вершин, должно показаться, что восхождение – это всего лишь тяжелая работа и дискомфорт; и некоторые думают (я слышал это также в психоаналитической интерпретации альпинизма), что только мазохист может добровольно испытывать подобные неприятности. Да, альпинист не станет отказываться от усилий и напряжения, но это составная часть его наслаждения, и он ни в коем случае не захочет их потерять. Усилия бывают разными, и боль бывает разной. Боль от родов отличается от боли, которой сопровождается болезнь. Важен общий контекст, в котором прилагаются усилия или ощущается боль, и которая придает им специфические качества. Эту мысль довольно трудно понять, потому что в нашей западной традиции долг и добродетель считаются этакими строгими надзирателями; лучшим доказательством правильности поступка служит то, что это неприятно, а доказательством противоположного