Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг. - Гаральд Граф

Гости согласно полученным наставлениям собрались точно к назначенному часу и были рассажены по шлюпкам. На руле сидели офицеры. Матросов решили не брать, и в каждой шлюпке было только по одному дневальному, чтобы охранять их, когда мы выйдем на берег. Два катера имели на буксире по вельботу и двум шестеркам. Распорядители были на паровых катерах, чтобы руководить каждой колонной. С большой осторожностью вышли из гавани, а дальше уже было безопасно дать большой ход.

Получилось очень красиво – две линии белых шлюпок под тентами, с нарядными дамами и офицерами. На эту часть празднества начальство не пригласили, чтобы оно не стесняло веселье молодежи. Но все же известную чинность надо было соблюдать, особенно пока шли по рейду.

Подойдя к устью речки, отдали буксиры и вступили под весла. Гребцов (офицеров) сразу же обуял спортивный дух, и шлюпки старались перегонять одна другую. Тут уже картина переменилась, чинность исчезла – началось перекликание; кой‑кого обрызгивали водой, в наказание за желание перегнать; кой‑кто запел.

Поднявшись довольно высоко по течению, выбрали место и решили устроить привал. Живо повыскакивали на берег, вытащили кадушки с мороженым и другие припасы и расположились на траве. Каждый старался придумать что‑нибудь особенно смешное и веселое. В общем, дурачились, как дети. Когда устали, то один из офицеров, большой искусник по части анекдотов, забавлял публику, расположившуюся на траве.

В 5 ч, как ни было жалко, но пришлось собираться в обратный путь. Нехотя сели в шлюпки, и гребля была уже далеко не такой оживленной, никому торопиться не хотелось. Кто‑то из дам запел, так под пение и вышли в море. Там нас ждали паровые катера, чтобы взять на буксир.

Приятно сидеть в шлюпке, когда она идет на буксире – ее движение такое плавное, форштевень вылезает из воды, и разрезаемая ходом вода так приятно журчит за бортом. Гребцы сидят «под банками», чтобы придать остойчивость шлюпке, и только рулевой высится на ней, внимательно следя за буксиром и поворотами, чтобы не зачерпнуть бортом.

«Александр» вырисовывался все больше и больше. Вот стали видны на палубе отдельные предметы, и мы стали подходить к борту; отдали буксиры и под веслами подошли к правому трапу, чтобы высадить дам.

Таким образом, первая часть празднества, самая трудная, сошла прекрасно, и устроители были страшно довольны.

Пока мы развлекались на берегу, старший офицер и другие офицеры не дремали. По их указаниям помещение кают‑компании было украшено, столы накрыты, на юте был поставлен тент, устроено яркое освещение и импровизированные диваны.

Как ни велики были два стола, но гости с трудом разместились, так как теперь уже было и начальство, включая и самого начальника отряда с женой. Меню оказалось вполне удачно выполненным (об этом постарался наш эконом‑батюшка). Гости весело болтали под звуки оркестра, который играл у светового люка, на верхней палубе. Оживленно обсуждался наш пикник на Бригитовке, и адмирал жалел, что его не взяли.

Музыка создавала несколько торжественную обстановку и отчасти заглушала разговоры, но для тех, кто хотел со своими дамами вести более интимный разговор, это было большим плюсом.

После обеда с удовольствием выбрались из довольно душной кают‑компании наверх. Стало темно, и были зажжены люстры и цепи лампочек. Получилось очень хорошее бальное зало. Правда, немного своеобразное по своей меблировке – стояли орудия, торчали кнехты и блестели медные части световых люков и вентиляторов. Но это создавало известный шарм, и, несомненно, дамы любили танцевать в такой обстановке. Сегодня здесь они танцуют, а завтра эти орудия будут громыхать.

Музыка заиграла танцы. Закружились пары. Старший офицер все хлопотал. Он наблюдал, чтобы не было не танцующих дам. Интересны они или нет, все должны были одинаково много танцевать. Молодых офицеров он заставлял танцевать. Они обязаны были быть радушными хозяевами.

Нетанцующие постарше расположились в кают‑компании у крюшона или пили кофе с ликером. Веселились за рюмкой доброго вина.

Зоркий глаз Моласа вдруг заметил, что одна пара устроилась на палубе, на кнехте, но за тентом, так что видны были только их ноги. Он все ходил вокруг и ворчал, что это неприлично. Наконец не выдержал, подошел ко мне и сказал, чтобы я постарался их любезно оттуда выудить. Ничего не поделаешь, пришлось нарушить их тет‑а‑тет и под предлогом, что стало холодно, пригласить даму перейти на другое место.

Около полночи начался разъезд. Дольше адмирал не разрешал шуметь, чтобы не мешать команде спать. Катера доставили гостей в гавань, а дальше приходилось идти пешком до Екатериненталя. Хотя все и очень утомились, но веселое настроение все еще не покидало. Идти спать не хотелось, а перенести веселье было некуда, слишком было поздно. Довольно шумной толпой мы направились по темным и узким улочкам, дошли до аллеи Екатериненталя и добрались до площадки напротив дома губернатора. С этого места надо было расходиться. Началось прощание, которое, как всегда в таких компаниях, затянулось. Вдруг у кого‑то явилась довольно‑таки несуразная мысль устроить здесь танцы, благо места много и площадка гладкая. Явился и музыкант – вытащил гребенку и стал на ней наигрывать какой‑то танец. Начался пляс. Только мы совсем забыли, что это происходит напротив дома губернатора и мы его можем разбудить, чем он едва ли будет доволен. Так и вышло! К нам скоро подошел городовой и от имени «его превосходительства» попросил прекратить шум. Пришлось срочно прощаться и расходиться.

Однако после такого веселого дня на следующий приходилось трудновато. Улеглись мы все около 2 ч ночи, а вставать надо было в 6 с половиной, так как путь до пристани брал добрых полчаса. Доберешься до корабля, а в 8 ч подъем флага, затем вахты, занятия или работы. Можно отдохнуть только после обеда на один час, а там опять занятия по расписанию. Если еще судовым офицерам в таких случаях было не так тяжело, то слушателям приходилось тяжко. Им на занятиях никакой поблажки не давали.

Чем дальше шло время, тем мне все более серьезно приходилось думать о предстоящих экзаменах в академию. Разрешение на поступление я уже имел. Но не так‑то легко было совмещать службу, семейную жизнь и учебу. Для учения приходилось урывать свободное время на корабле, а то как придешь домой вечером, так непременно что‑либо помешает – то надо идти гулять, то в Собрание, а то пришли гости или оказались приглашенными куда‑то. Так и откладываешь занятие до следующего раза. Конечно, можно было бы оставаться по вечерам на корабле и там бы никто не мешал учиться, но тянуло к семье. На удачу и Молас собирался поступить в академию и поэтому мне мирволил, и иногда во время стрельб мы с ним вместе занимались, благо они нас не касались.

Военно‑морской отдел академии был открыт только два года тому назад и, следовательно, мой выпуск должен был быть третьим. Окончание этого отдела никаких привилегий не давало, но давало возможность расширить свои знания по военно‑морским вопросам, и это было заманчиво.

В середине лета, как и в Минном отряде, полагалась «прогульная неделя». На эту неделю Отряд обычно уходил в Гунгербург. Таким образом, я попадал в старый знаковый Гунгербург, где так приятно провел время, плавая на «Добровольце».

С тех пор прошло уже немало времени, и, наверно, большинство жителей переменилось, но курорт, очевидно, не изменился и жил прежней жизнью. Да и что может измениться в таком дачном месте! Наш приход, конечно, произвел большое волнение среди дачников и дал повод повеселиться.

Эту неделю никаких занятий не полагалось и слушатели предавались отдыху. Большинство офицеров съехало на берег. Даже кое‑кто поехал посмотреть на Нарву, куда шел по реке небольшой пароходик. Этот старинный городок очень живописно расположен на крутом берегу Наровы.

Как обычно, был устроен бал. Он был блестящим, но неожиданно закончился очень неприятной историей, которая вообще испортила наше пребывание в Гунгербурге. Главное, что она разыгралась из‑за нашего штурмана[277], человека очень милого, но который под влиянием вина становился тяжело переносимым.

Наши офицеры познакомились с какими‑то штатскими, которые им очень понравились. После бала они с ними остались ужинать. При этом выпито было немало, и наш штурман пришел в свое неприятное настроение. По каким‑то, для всех не известным причинам он повздорил с одним из новых знакомых. Но его успокоили, и, казалось, все благополучно уладилось. Компания стала расходиться, а штурман остался в ресторане, видимо, обдумывая происшедший инцидент. Выпив еще, он пришел к убеждению, что, несомненно, оскорблен, и даже очень. Поэтому должен немедленно разыскать обидчика и потребовать извинения и, если тот на это не пойдет, то вызвать на дуэль. Адрес своего обидчика он имел. Выйдя из ресторана, он столкнулся с несколькими офицерами с «Александра» и им сообщил, что едет разыскивать такого‑то господина, чтобы вызвать на дуэль. Все его начали успокаивать и советовали отложить решение до следующего дня. Но штурман закусил удила, и переубедить его было нельзя. Тогда один из офицеров решил ехать с ним вместе, чтобы не дать разрастись скандалу, надеясь, что тот понемногу успокоится.