Азъ есмь Софья - Галина Гончарова

– Умница ты, Сонюшка. Никто, почитай, и не заметил, а вот ты, девчушка глазастая…

Софья промолчала. Хвалят – и пусть хвалят. А за что? Жираф большой, ему видней…

– Ждешь братика или сестренку-то?

– Жду, отче, – вполне живо ответила Софья. – Матушка, говорят, опять в тягости, молиться за нее буду… Пусть батюшку сыном порадует…

– А про тетушку не помолишься?

– Я и так что ни день молюсь о своих родных и близких, – удивилась Соня. Шишку вам с елки, а не информацию!

Аввакум, не будь дурак, понял, что так они долго будут ходить вокруг да около, и попробовал прощупать почву сам.

– И за тетушку Анну?

– Разумеется! Как же иначе можно!

– А за ребеночка?

Софья округлила глаза по пятаку.

– Какого ребеночка, отче?

Аввакум погрозил девочке пальцем.

– Нехорошо это – лгать священнику…

– О чем, отче?

Софья решила валять дурака до последнего, пусть сам выскажется. Так проще будет. Аввакум и не подвел. Прищурился на малявку, встретил такой же спокойный взгляд темных глаз, дружелюбную улыбку – и даже слегка растерялся. Взрослые люди под его взором немели да метались, а тут – мелочь, от земли не видно! Форма настолько не соответствовала содержанию, что даже страшновато стало.

– А хоть бы и про тетку свою.

– А в чем я лгу, отче? Сие мне неведомо…

– Ты ведь знаешь, что непраздна она…

Софья пожала плечами.

– Я, отче, ничего не знаю и знать не желаю. Не мое это дело…

– Хорошо, царевна, что ты так думаешь, ибо от пустословия может быть тут беда великая. Сама ли ты додумалась или надоумил кто?

Софья пожала плечами.

– У брата учусь, отче. Все благодаря Алешеньке, если б не он – глупой бы выросла.

– Не-ет… ты бы, царевна, точно глупой не была.

Аввакум смотрел пристально. Софья – невинными детскими глазенками. Ну да, соплюшка, пятый год на носу – и такие заявления?

Софья молчала. Взяла чашку, отпила чаю, думая, что сыворотку правды еще долго не изобретут – и слава богу. Да и наркота… знает она, как хорошо действуют иные препараты. Все расскажешь, вплоть до цвета пеленок. Чего не помнишь – и то выдашь.

– Царевна, тетка твоя сказала мне, что ты ей идею подала…

Софья вздохнула, но тут уж отпираться было глупо.

– Я, отче.

– Сама придумала?

– Лейла сказку рассказала. У них же, на Востоке, часто такое бывало…

– Сказку, говоришь?

Софья закивала с самым серьезным видом. Аввакум понимал, что она понимала, что он понимал – и так до бесконечности. Софья признаваться не собиралась, мужчина ее расколоть не мог – патовая ситуация. То есть Аввакум мог бы, но пытать царевен как-то не принято, да и времени у него столько нет, и реакция у девчонки непредсказуема. Так что – покамест все остаются при своих. Разговор окончился на вполне мирной ноте.

А через два дня Анна зашла к девочке в комнату, присела рядом на кровать.

– Спишь, Софьюшка?

– Нет… случилось что?

– Вот так вот, не Романова я теперь…

– Тетушка, как же я за тебя рада! ОН доволен?

Кивок головой. И совершенно ошалелые от счастья глаза. Ладно, будем надеяться, она к утру успокоится, а то с таким лицом и стукачей не надо. Хотя где уж без этих тварей?

Надо бы проконтролировать и убедиться, что им ничего не известно. А не то…

Софья понимала, случись что – она спокойно приговорит человека к смерти. И рука у нее не дрогнет. Чай, не младенцев безвинных убивать надо – сволочей, которые отлично знают, на что идут.

А значит, и не жаль. Но проверить ей это довелось куда как раньше…

* * *

Малашка довольно потерла руки.

За такое дело Милославский ей небось бешеных денег отвалит! Такие новости!

Царевна Анна непраздна! Да от кого! От Ордина-Нащокина!

Грех-то какой! Царевна, да без венца, нагуляла… ой-ой-ой…

Осталась самая малость. Как стемнеет, выбраться из терема, да в деревню, а там напроситься к кому в попутчики до Москвы – и бегом к Илье Милославскому, тестю цареву! Небось он рад-то будет важной весточке!

Она и не подозревала, что ее оставили в тереме исключительно с разрешения Софьи, которой проще было иметь под боком известных шпионов, чем искать неизвестное.

Захотел Милославский подкупить деревенскую девку – хорошо. Взяла она деньги от него – еще лучше. Принялась шпионить, даже не зная этого слова, – вообще великолепно!

Регулярно доносит сведения в деревню, куда раз в десять-пятнадцать дней приезжает незаметный такой человечек, якобы проезжает мимо, разговаривает с девицей и все рассказывает Милославскому.

Ну и пусть.

Малашка это даже и предательством-то не считала! Она же – симпатичная, умная, красивая, ну разве что немного рябая, но обаятельная. А ее в посудомойки! А какую-то шваль по помойкам набрали да воспитывают, платья у них не платья, туфельки не туфельки, ходят, носы дерут…

Твари!

Малашке и невдомек было, что за ней постоянно приглядывали. А носы драли специально. И проговаривались в ее присутствии тоже только по уговору и только о нужном. А то как же? Информация обязана быть… и слушал Милославский о занятиях, о том, какой лапочка Алексей Алексеевич, о наглости девок… но с этим-то придраться не получалось! Не к чему!

Зато уж сейчас…

Она бы век ничего не узнала, но Воин был чуть неосторожен, уговаривая Анну бежать с ним. А Малашка пришла за грязной посудой, так получилось. И подслушала.

Дверь скрипнула…

– Ц-царевна?!

Софья стояла в дверях, разглядывая девку с непонятным выражением. Выглядела девочка не очень убедительно, но за ней возвышался Фрол Разин с нагайкой, и улыбка у него была… оч-чень недобрая.

– Далеко ли собралась, девица?

– Далеко ли направляешься, красавица? – поддержал Фрол.

Малашка дернулась, заметалась и была перехвачена казаками. Софья только вздохнула. М-да, культуру шпионажа тут еще развивать и развивать. Неужели кто-то думал, что она ничего не узнает? Смешно даже подумать. Она-то проходила практику на стройке, в институте, потом в конторе. А сплетни – они процветали всегда и в любой среде. Хотя сейчас и без сплетен обошлись. Просто за служанкой постоянно приглядывала то одна, то другая девушка из Софьиных подопечных. Тренировали навыки.

И когда Софье донесли, что кухонная девка, та самая, которая на Милославского работает, чего-то сама не своя, словно ее мешком пришибли, а потом и что она собирается в бега – сложить ее поход на хозяйскую часть терема и визит Воина было несложно.

И Софья не ошиблась.

Через десять минут девица была крепко увязана и с кляпом во рту вручена Фролу.

Что с ней сделают казаки – Софья и знать не хотела. Доносчику первый кнут, а собаке собачья смерть. И то – не оскорбляйте собак, пожалуйста. Они до шпионажа не опускаются.

Выловят ли труп из речки, употребят ли девку по назначению всем отрядом и прикопают в ближайшем лесочке… Софью это не волновало.

Жестоко?

А «стучать» не жестоко? Кинулась бы царевне Анне в ноги, покаялась бы, стала бы двойным агентом – еще и подзаработала бы. А так…

Да, неудобно. Теперь Милославский еще кого-нибудь подсунет, определенно. Но сейчас важнее всего время. Как только Анна родит – пусть хоть ушпионятся. А пока…

Как и в девяностые, заказывая конкурента, Софья подумала, что защищает свое. Вздохнула и ханжески возвела глаза к небу.

Покаяться?

Каюсь, Господи. Грешна…

Прости и ты меня, как я себе прощаю…

Если бы кто-то наблюдал за четырехлетней девочкой, он был бы искренне поражен ее злобной, совершенно не детской ухмылкой. Но это выражение мелькнуло и быстро исчезло. Показалось?

Да, наверное…

А кухонная девка… а что – девка? Сбежала с любовником. И хватит о ней.

1664 год

Спустя два месяца после памятного исчезновения служанки Анна разрешилась от бремени здоровущим крепким мальчишкой. Все прошло как по маслу, за неделю до родов она уехала к Морозовой, для конспирации взяв с собой Софью. Боярыня приняла их вполне радушно. Все-таки царевна, не грешница какая, да и венчана она с Воином, а любви вообще не прикажешь.

Женщины всегда такие женщины, происходит это в десятом или двадцатом веке, все они с удовольствием следят за чужими романами. Феодосия Анну не осуждала, чего уж там. Царевнам на Руси приходилось тяжко, и если хоть одна разрешила себе любить, пусть втайне, но искренне, – Бог ей в помощь! Вот уж чего иного, но зависти у Феодосии не было ни грамма. Софья оценила по достоинству.

Роды начались на два дня пораньше, чем ожидали – и через шесть часов Анна взяла на руки сына. Воин, крутившийся внизу, бледный от волнения и слегка пьяный – а что с ним было делать – беседой успокаивать? Проще было стопку-другую налить! – целовал ей руки и боялся взять мальчишку.

– Он же такой крохотный… я ему больно не сделаю?