Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

— Да? — насмешливо осведомился другой. — А Великого Спрута вместе с Драконом Моря ты там не заметил, случайно?

— Нет, ребята, тут и впрямь дело не так просто, — вступил в разговор третий. — Их и впрямь не было, иначе бы их давно засекли. Вспомни — разведчик ведь только что здесь пролетал… Кстати, не находишь, кум: странная вообще компания у них подобралась. Канак, хиндиец, две бабы непонятно откуда… И еще, вдобавок, этот аркаимец.

— Где это ты аркаимца углядел?

— Да тот здоровяк беловолосый.

— Ну ты сказал — аркаимец! Из него одного двоих аркаимцев можно сделать, хоть сейчас заряжающим на главный калибр ставь.

— А ведь правда, непонятная смесь получается.

— Чего непонятного? С Южного материка они или из Перу. Или из Дего. Там со всего мира сброд отирается.

Мы стремительно приближались к эскадре. В ней было четыре гиганта, которые я определил как линейные корабли, шесть или семь крейсеров и десятка два, не меньше, низких вытянутых кораблей с хищными акульими очертаниями. Про себя я окрестил их эсминцами.

Но корабль, к которому мы приближались, был много больше даже линкоров. Он возвышался перед нами как какая-то плавучая скала темно-серого с разводами окраса. Было видно, что он много больше всех остальных судов эскадры.

«Тысяч тридцать пять тонн, не меньше», — прикинул я.

Над палубой грозно возвышались пять четырехорудийных башен главного калибра. Пушки классом помельче высовывали свои длинные хоботы из нависших над водой бортовых казематов.

Ясное дело — нас везли на флагман.

Мы подошли вплотную к серому, проклепанному борту корабля.

Сверху сбросили толстый канат, разделяющийся на конце на несколько длинных линьков с крючьями. Матросы быстро продели их в рымы, глухо завыла лебедка, и наш катер начал подниматься вверх.

Через минуту катер уже стоял в гнездах шлюпбалки. Рядом с ней на талях висел маленький гидросамолет. В отличие от хемских аппаратов, он почти не отличался от знакомых мне.

Тронк не понимал обращенных к нему слов, и тогда его, довольно грубо подхватив под руки, поволокли куда-то к корме.

Меня повели в противоположную сторону.

Перед тем как меня втолкнули в дверной проем, я успел, к своему облегчению, заметить, как следом за катером поднимают и наш кораблик.

Потом меня довольно долго вели по узким, тускло освещенным коридорам с рядами плотно закрытых дверей, несколько раз мы спускались по винтовым трапам, пока наконец не остановились возле железной двери. Старший из приведших меня отворил ее массивным ключом и хмуро указал — мол, проходи.

После того как дверь за мной захлопнулась, я внимательно оглядел свое узилище.

Это была квадратная каморка, длиной и шириной в полтора человеческих роста. Ничего похожего на иллюминаторы не было. Маленький столик, лежащий на возвышении матрас, пустая полка. Стены покрывала масляная краска густо-салатного цвета — ни надписей, ни изображений. На потолке, до которого без труда можно было дотянуться рукой, горела тускловатая электрическая лампочка в «наморднике» — точно такая же, как у меня на родине. Ни табуретки, ни стула.

За узенькой дверцей располагался крошечный туалет с умывальником.

Не то каюта для не слишком высокого чина, не то камера для особо важных заключенных.

Сев на лежак, я принялся обдумывать создавшееся положение.

Итак, какая судьба нас может ожидать?

Насколько можно судить по уровню техники, здешняя цивилизация примерно соответствует уровню первых десятилетий моего двадцатого века. Особого оптимизма это не вызывало — в то время хватало всякого.

Если тут, к примеру, идет война, будет трудно доказать, что мы не вражеские лазутчики. Это самое первое, что придет в голову взявшим нас в плен.

А если мир?

Предположим, я — младший лейтенант, в бытность на военных сборах, патрулируя вверенный мне участок балтийского побережья, вдруг замечаю приставший к берегу баркас незнакомого вида, из которого вылезает компания вооруженных незнакомым оружием людей в клоунских мундирах и на чистом русском языке заявляет мне, что вообще-то они черт знает откуда и как сюда попали — не ведают.

Как бы я поступил?

Разумеется, отконвоировал бы странных субъектов в расположение части и сдал начальству с рук на руки. Трудно сказать, какова была бы их дальнейшая судьба. Пожалуй, и даже весьма вероятно, что в конце концов они оказались бы в некоем заведении за высокими стенами, в компании с Наполеонами, изобретателями вечных двигателей и космическими пришельцами.

Ну что же — если нас определят в местный сумасшедший дом, это будет наилучшим вариантом. Из любой психбольницы мы уйдем без особого труда — я даже усмехнулся, представив себе незавидную участь тамошних служителей, если те вдруг да попытаются нам помешать.

Однако, похоже, на такой исход надежды немного.

Что же делать? Даже если бы удалось сговориться как следует, все равно любой следователь очень быстро расколол бы нас.

Через два или три часа молодой матрос с непроницаемым лицом принес мне на многоугольном алюминиевом подносе еду. Густая похлебка из овощей и мелко крошенного мяса в высоком судке, тарелка с чем-то вроде оладьев или пончиков и несколько зажаренных на вертеле безголовых тушек каких-то зверьков, напоминавших мелких кроликов. Вспомнилось давнее: как я точно так же, ничего не понимая и не представляя еще, что со мной стряслось, сидел в каюте незнакомого корабля…

Но делать было нечего, и я принялся за еду, хотя аппетита совершенно не было.

Затрудняюсь определить, сколько прошло времени (но не очень много — пищу мне принесли еще один раз), когда на пороге моей тюрьмы появились два вооруженных человека и вновь повели меня по коридорам и трапам, теперь уже наверх.

За двустворчатой дверью красного дерева оказалась просторная каюта, богатством убранства и тонкостью отделки похожая на аристократический салон.

Яркое солнце било в большие квадратные иллюминаторы.

В каюте, кроме меня, было четыре человека.

Тот, в ком я безошибочно опознал хозяина роскошных апартаментов, был еще не старый, плотный мужчина в знакомом мне мундире, только что золотых украшений на нем висело куда больше да к поясу вместо меча или кинжала был подвешен небольшой потрескавшийся жезл резной слоновой кости, пожелтевший от старости.

Двое других также носили форму, только к их колпакам — у одного с тремя, у другого с пятью рогами — были прикреплены красные ленты.

Четвертый, самый старший из присутствующих, был одет в белый балахон ниже колен, безо всяких украшений. Только на шее на кожаном ремешке висел маленький серебряный меч.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});