Горячий след - Олег Верещагин

А в небе плыло одно-единственное облачко и пылало вечернее жаркое солнце. Впрочем — как «вечернее»? Вечер был по ощущению (и по часам, кстати, тоже — как они, бедные, ещё с ума не стикнули от всех пертурбаций?) А так солнышко было ещё очень даже высоко. Похоже, это север. Может, тут вообще белые ночи…

Артур тем временем выбрался на берег, мотнул головой Кириллу, и тот, быстро оглянувшись, молниеносно разделся, не сводя взгляда с возящейся у костра Маши — и чуть ли не от берега нырнул. А вынырнул аж у другого берега — Олег даже перевернулся в воде от удивления.

— Эй, балерина Большого Театра! — крикнул он. — Ты где так нырять наловчился?!

Вместо ответа Кирилл молча исчез. Олег, сообразив, что это значит, быстро и целеустремлённо погрёб к берегу, буквально ощущая, как Кирилл настигает его. Не успел — Олег выскочил на мелководье раньше, чем его схватили за ноги. Лениво брызнул в сторону появившегося на поверхности и тяжело дышащего Кирилла водой, встал в рост и побрёл к берегу. На секунду возник соблазн — подальше утащить барахло мальчишки. Кирилл, стоя в воде, с опаской наблюдал за Олегом, явно ожидая чего-то подобного. Но от костра уже начинало вкусно пахнуть, и Олег сообщил через плечо:

— Я тебя пощажу. Так и быть…

…Если Маша и не готовила раньше на костре, то это никак нельзя было определить. Во всяком случае, пшённая каша с копчёным салом и луком оказалась очень вкусной, и девчонка буквально засияла, увидев, как мальчишки едят — сосредоточенно похрюкивая от жадности и сопя — а потом разлила по кружкам чай из запасов, принесённых с Дороги.

— Я на тебе женюсь, — пообещал Кирилл. Олег внимательно посмотрел на него, вспомнив младшего сына хозяина. Девчонка покраснела и спросила:

— Ещё положить?

— Не, я лопну… — и Кирилл полизал миску. То ли ради шутки, то ли всерьёз.

— Послушай, — вспомнил Олег. — Ну, что ты петь умеешь — это понятно… А вот эта песня, которую ты пела, когда я услышал. Откуда ты её знаешь?

— А у меня дядя моряк, он её часто поёт, — охотно сообщила Маша. — Я просто запомнила. Грустная песня, но красивая. Только я не знаю, что такое кабестан.

— Ты слышишь печальный напев кабестана… — повторил Олег. — Кабестан, Маш, это такая лебёдка. Тросы на корабле вытягивать.

— А я думала… — девчонка немного смутилась. — Я думала, что это какой-то инструмент… А почему тогда «напев»?

— Говорят, он скрипит, когда его вращают… Раз скрипит кабестан — значит, корабль собирается в море.

— А… — девчонка задумалась и вдруг предложила: — А хотите, я ещё спою?

— Да конечно! — оживился Кирилл. Артур просто кивнул.

— Её один мальчишка из старшего состава пел, а я сразу запомнила… — Маша задумалась. — Мне кажется, что она… в общем — она вам понравится, потому что она как бы про вас.

Мальчишки — все трое — слегка ошалевшие от такой заявочки, ничего не успели спросить, потому что Маша уже запела — просто запела, глядя в огонь:

— Отпусти меня, лорд, отпусти на закат!Там когда-то стояли ребята…Среди них был и я — синий плащ, робкий взгляд…Не забыть мне, что было когда-то!Мы пришли в этот град — полусотня ребят,Все в плащах цвета вешнего неба…Дразнили нас детворой и не верил никтоЧто мечи на боку не для смеха…Их правитель ушел вместе с ратью в поход,Им чего-то опять не хватало!А вдали, за рекой — дым пожарищ горой,Солнце красным от крови вставало…

Олег тихо поставил миску. Кирилл слушал, чуть подавшись вперёд. Его глаза отражали пламя костра. Артур смотрел в небо, головой опершись на колесо телеги, возле которой они ужинали.

— Только выхода нет: чтобы встретить рассветОтстоять надо было ворота!Только кто же пойдет — размышляет народ —Отдавать свою жизнь неохота!Нас никто не просил, просто не было силПосмотреть в глаза женщинам, детям…Капитан лишь вздохнул — Добровольцы идут,Рандеву у ворот, на рассвете…Первый луч, первый взгляд — полусотня ребят,И никто за стеной не остался!Мы пошли побеждать, мы пошли умиратьЧтобы город врагу не достался!..

Кирилл коротко вздохнул. Олег мельком покосился на него. Вспомнил, как мальчишка попал к тому жуткому столбу — вступился за старика-раба… А Маша пела, ни на кого не глядя:

— В левой — щит, в правой — меч, кто-то должен здесь лечь…Взгляд в бездонную синь над собою…Ветер в небе вздохнул, попрощаемся, друг!Я не знаю, кто выйдет из боя…Вот и враг под стеной, видно, близок наш бой —Только мы не уступим ни шагу!Неба синь за спиной, стали блеск, рога вой,Кто-то вертит в руке левой дагу…Мы застыли на миг — и пронзительный крикБросил в бой нас, друг другу навстречу…Завертелась метель из щитов и мечей,Пыль укрыла жестокую сечу…

Артур смотрел и смотрел в небо. Олег вспомнил и про него: «Я не выполню только одного твоего приказа — бросить тебя. В какие бы слова ты его не облёк.»

— Словно день, словно год длился тот хоровод,А у смерти — глаза цвета стали…Но прервался вдруг он и сквозь пот и сквозь стонМы смотрели — они отступалиНа земле, у тех врат, где стоял наш отряд,И куда мы врагов не пустили,Ярко-синий клочок, словно неба мазокСреди грязи, среди ржавой пыли……Отпусти меня, лорд, отпусти на закат!Там когда-то стояли ребята…Среди них был и я — синий плащ, робкий взгляд…Не забыть мне, что было когда-то…[31]

Нет, подумал Олег, зло веселея. Мы ещё посмотрим, чья тачка дымит круче и чей мобильник звонит громче…

— Хорошая песня… — задумчиво сказал Кирилл.

— Про нас? — Артур допил остатки чая из стоящей рядом кружки. — Почему ты сказала, что это про нас?

Девчонка промолчала. Потом сказал — совсем о другом:

— Смотрите, всё-таки стемнело…

* * *

Игорь сидел на верхней жерди ограды и смотрел, как из-за леса встаёт солнце.

Это было первое, что Олег увидел, выйдя с сеновала, где они ночевали.

До Шелеста Будимировича они добрались только к вечеру. И первым, кого они встретили, подъезжая к сбитым в плотную кучку приземистым постройкам, был Игорь Парушев. Крепкий, хотя и тонкий, высокий — выглядевший старше своих двенадцати — мальчишка вывозил из какого-то закута навоз, сидя на мохнатой лошадке, запряжённой в волокушу. Он казался абсолютно местным — босиком, в серой рубахе и синих подвёрнутых штанах, волосы стянуты повязкой, на поясе — какие-то фигурки нож — и Олег было окликнул его — мол, парень, где хозяин? — но… мальчишка обернулся, и Олег тут же узнал фотографию.

Шелест принял их просто и радушно, особенно обрадовался, узнав, что проезжие привезли привет от двоюродного брата (братана, как тут называли). Долго говорил про своё хозяйство — фактически, только про него и говорил, даже вечером, когда за ужином собралась вся семья: жена (маленькая, молчаливая женщина) и — уму непостижимо!!! — шесть девчонок от 3–4 до 12–13 лет. Гостей усадили с почётной правой стороны, а что самое удивительное — появившийся Игорь тоже сел за тот же стол. Да ещё прямо сразу справа от хозяина.

Олег так и не успел поговорить про него, а сам мальчишка как в воду канул и появился только теперь. И взгляды, которые он бросал на приезжих, были странными. Олег определил бы их, как смесь грусти, благодарности и странного стыда, совершенно непонятного.

Олег встревожился.

И, сразу решив покончить с этим вопросом, заговорил о выкупе, о том, что они родичи и друзья… Реакция всех за столом его удивила. Девчонки — кроме самой младшей — уставились на него большими глазами. Хозяин вздохнул. Его жена, так и не присевшая за стол, опустила голову. А Игорь… он продолжал есть, но почему-то очень крепко стиснул ложку.

Так, что сидевший рядом Олег услышал тихий хруст черенка.

Шелест задал несколько вопросов Олегу и Игорю. Тот только кивнул в ответ на: «Твоих ли мест люди?» А Олег всё меньше понимал, что же происходит. И только обрадовался, когда Шелест сказал:

— Ну, утром и в путь потечёте. Ингоря сберём. То добро, что родня его жива и за него ревнует так-то…

Когда они выходили наружу, Олег услышал сзади плачущий голос жены Шелеста.

Вообще-то мальчишка собирался поговорить с друзьями обо всех этих странностях. Но на сеновале на всех навалилась усталость, они перебросились какими-то ничего не значащими фразами — и уснули раньше, чем разговор перешёл на серьёзное.